Г. Беневич - Мать Мария (1891-1945). Духовная биография и творчество Страница 25

Если называть вещи своими именами, то мать Мария стала не настоятельницей монастыря, а хозяйкой пансиона! Впрочем, пансион этот был не совсем обычным, да и хозяйка заботилась не о своем заработке, а о благе своих пансионерок. Она жила в своем доме в закутке за котлом центрального отопления; чтобы лучше прокормить пансионерок (платы которых не хватало на питание), мать Мария отправлялась на Парижский рынок, где за бесценок приобретала скоропортящиеся товары, притаскивала их в мешке домой и готовила из них[137]. Размышляя об обете нестяжания, который дают при постриге, мать Мария говорит об относительности такого понятия, как"частная собственность":"Очень многие охотно бы отказались от нее за право пользоваться общей собственностью, которая обеспечивала бы кров, одежду и пищу"[138], все определяется тем, как человек к собственности относится. По ее замечанию, рядовой эмигрант, едва сводящий концы с концами,"по существу менее стяжателен, чем рядовой монах старого времени". Одним словом, мать Мария нашла ту точку"стояния"в своем монашестве, в которой отдавала (трудом и заботой) своим пансионеркам больше, чем у них брала. Так реально преодолевался закон"прибавочной стоимости", открытый Марксом, капиталистический принцип"побивался"не революционным коммунистическим, а христианским, в условиях, когда вокруг царил капитализм. Имелся этому свой коррелят и во внутренней, духовной жизни:

От небесного грома до шепота

Учит все – до копейки отдай.

Грузом тяжким священного опыта

Переполнен мой дух через край.

И забыла я – есть ли средь множества

То, что всем именуется – я.

Только крылья, любовь и убожество,

И биение всебытия. (183)

В вопросе об альтернативе коммунизму мать Мария, как и другие"новоградцы", видела один из главных вопросов современности. Из России за границу доходили сведения об ударном труде на стройках коммунизма, – даже с поправкой на пропаганду, это звучало вызовом. На Западе в это время разразился сильнейший экономический кризис, и если в СССР труд был насильственным и"ударным", на Западе само право на труд было поставлено под вопрос безработицей. Мать Мария размышляет над всеми этими вопросами в статье,"Крест и серп с молотом"(1933). Она с порога отметает возможность сочетать христианство и коммунизм, но с горечью говорит и о современных христианах:"Никто, никто не хочет… строить подлинную, трудническую и свободную, любовную христианскую жизнь. Если строят, то строят нечто иное, если же есть и не иное, – то не в жизненном строительстве, а в иногда очень замечательных, но всегда – словах и теориях и только словах и теориях"[139]. В гуще людей, среди споров"новоградцев"и повседневного быта пансионерок, трудничество матери Марии оставалось одиноким, поистине монашеским. Пребывание в пустыне продолжалось. Вместе с тем, она не переставала призывать других приобщиться той же монашеской жизни.

Тема труда является сквозной для матери Марии, начиная с"Руфи", после же пострига был написан замечательный псалом"Похвала труду". В нем речь идет о том, что труд из проклятья может стать благодатным, если он посвящен Богу и является созиданием Церкви (подробнее см. главу III. 2). О том же мать Мария писала в своей поздней статье"Вторая Евангельская заповедь":"Труд неправильно понимать лишь как дело рук, как поделку, – он требует ответственности, вдохновения и любви. Он должен быть трудом на ниве Господней"[140]."Господня нива"для матери Марии – это человеческие сердца (ср. тему"жатвы Духа").

Как замечает Т. Манухина,"очень скоро рядом с пансионом матери Марии… появляются безработные… Эта"меньшая братия", по–видимому, все более и более стала интересовать мать Марию, и не только она одна, но и вообще всякая беспризорность, вопиющая нужда, безвыходное положение. Когда людям некуда идти и некому их защитить – мать Мария устремлялась им на помощь"[141]. Христианскую любовь мать Мария понимала не как проявление человеческой жалости, но как сораспятие с"братьями по плоти","подражание Христу". Оно приняло у нее форму, в которой было место любви и к тем, кто жил в ее пансионе, и к тем, кто, может быть, видел ее в первый и последний раз. Ведь сам Христос принял распятие не только вместе с благоразумным разбойником (покаявшимся грешником, который потом оказался с Ним в раю), но и с другим, Его искушавшим и пребывавшим в состоянии отчаяния. Как писала мать Мария:"Даже и на Голгофе… было три креста, – крест Богочеловека и кресты двух разбойников…. два последних креста как бы символы всех человеческих крестов"[142]. В самом деле, для пансионерок пансион матери Марии был островком любви и радости[143]. Этот дух держался поначалу на одиноком подвиге матери Марии, которая ничего"своего"не имела, а все силы отдавала другим. Но общежитие не было бы возможно без готовности пансионерок приобщиться христианской жизни. Помимо этого"рая", который мать Мария открыла для тех, кто мог в него войти, она отдавала себя и тем, кого прибивала к ней судьба, не требуя от них ничего, а просто спасая от отчаяния. Мать Мария писала о жертвенной христианской любви, как о"литургии, проецируемой из Церкви в мир"[144]. Деятельность матери Марии расширялась, и в 1934 г. состоялся переезд из небольшого особняка на рю де Сакс в просторный дом на рю де Лурмель, 77. Помимо пансиона, на новом месте была устроена столовая, кормившая часто бесплатно, около 120 человек, а в старом гараже была устроена церковь во имя Покрова Божией Матери.

В церкви"некоторые иконы писались монахиней Иоанной (Рейтлингер). Некоторые были пожертвованы. Остальные писались (и вышивкой украшались) самой матерью Марией. Вышивкой она также украсила стены. Наверху вдоль правой стены тянулась"житийная"вышивка, посвященная царю Давиду; над царскими вратами позднее висела замечательная Тайная Вечеря, вышитая (как всегда без предварительных рисунков) в тяжелые годы 1940–41. Облачения тоже были ее работы. Окна она расписала растительным узором"[145].

Уже и это краткое описание дает представление о том, сколько сил (и таланта) мать Мария вложила в устройство этой церкви, просуществовавшей до 1972 г. Все эти годы мать Мария не оставляла своего"трудничества"(вела бухгалтерию, доставала продукты, а с 1935 г. и стряпала на кухне и т. д.), писала стихи, богословские статьи, делала просветительские и богословские доклады[146], большинство из которых посвящено теме миссии христиан в мире. При всем этом мать Мария не прекращала своего аскетического, монашеского делания, откликалась на каждую нужду, принимала участие в чужих судьбах, одним словом, ее деятельность представляется поистине"синтетической". То, что не удалось в плане создания монастыря, призванного синтезировать все виды деятельности, стать образом целостного бытия, то вполне удалось лично матери Марии. Она и стала тем монастырем или, лучше сказать церковью, о которой писали некогда И. Степанов и сама мать Мария в статье"К Делу".

"Трудничество"для матери Марии всегда было творчеством. Как видно из статьи"Истоки творчества"(1934), для матери Марии были принципиально важны слова Христа:"Кто пребывает во Мне и Я в нем, тот приносит много плода, ибо без Меня не можете делать ничего (Ин. 15, 4–5)"[147]. Плодотворность деятельности понималась матери Марией, без сомнения, как следствие этого пребывания во Христе и Христа в человеке. Именно Христос (точнее, Св. Троица) является для нее"Господином победы и песни… творческим субъектом (всех) актов"творчества[148]. Когда все дела делаются во Христе и силою Божией, нет главного и второстепенного, цели и средства, вся жизнь посвящена Богу и совершается человеком в сотрудничестве с Ним, особенно теперь, в Новом Завете, когда человек перестал быть просто орудием в руках Божиих (каким был в Ветхом), но стал Его свободным и сознательным со–трудником.

Мы подробнее остановимся на теории творчества матери Марии, сформулированной в ее статье"Истоки творчества"(1934), во второй главе. Статья была написана в неявном споре с Н. Бердяевым, который считал, что в Евангелии и христианской традиции ничего не говорится о творчестве, и только отталкиваясь от церковной традиции, можно привить христианству творческое начало. Мать Мария показывает, что это не так. На основе цитат из Св. Писания, она выводит христианское богословие творчества (не только художественного, но и всякого), которое не было для нее умозрительным, но, как и богословие христианской любви, вытекало из ее собственного опыта.

Постепенно дело матери Марии стало привлекать к себе все больше сторонников. Если поначалу ей помогали только ее престарелая мать С. Б. Пиленко (она была старостой лурмельского прихода), а затем дочь Гаяна (заведовала кухней), то впоследствии появились и помощницы–монахини (первой из них – еще на рю де Сакс – стала монахиня Евдокия (Мещерякова), а затем монахиня Бландина (Оболенская)); священником в Покровской церкви долгое время был обративший в православие француз о. Л