Василий Ирзабеков - Тайны русского слова Страница 26

Невесты и ведьмы

Возьмем еще одно слово: поцелуй. Ну что, казалось бы, в нем особенного? Однако и в нем заложен сокровенный смысл — призыв к целостности человека, пусть на одно летучее мгновенье, вопреки миру, который извечно разделяет людей. Потому и святой апостол Петр призывает нас: «Приветствуйте друг друга лобзанием любви» (1 Пет. 5, 14)..И как же разительно это отличается от постыдного зрелища «долгоиграющих» поцелуев взасос, которые с некоторых пор стали непременным атрибутом многих наших свадеб. Когда гости громко ведут счет, становится неловко от мысли — чему ведется этот счет? Может быть, уровню публичного бесстыдства новобрачных? А они ведь только-только приступают к созиданию собственной семьи, которую вера наша издревле именует малой Церковью.

То же понятие целостности, как извечное стремление к целостности всего человека, содержится и в коротеньком слове цель. Так же, как и исцеление — все то же заветное желание о восстановлении человеком утраченного единства бренной плоти и бессмертного духа.

Замечательный смысл заложен и в слове невеста. Каждый раз, задавая в различных аудиториях вопрос о его значении, порой слышишь версии одна «лучше» другой: это и «не ведает что творит», я «неведомо откуда пришла». А ведь значение слова невеста — неведение греха, непорочность, что означает как духовную, так и телесную чистоту. Тех же, кто сподобился этого страшного ведения, на Руси называют ведьмами.

Богородица же Наша пребывает присно Невестой Неневестной — как символ Превысшей Небесной Чистоты.

Жить «страстями бесстрастными»

Весьма показательно и слово искусство, как обозначение той сферы человеческой деятельности, которая наиболее приближена к его душе. Не могу согласиться с теми, кто склонен видеть в основе этого понятия одно лишь искушение. Как же тогда быть с божественными искусствами — слова, иконописи, пения, музыки? Скорее, понятие искуса — это лишь некий предупреждающий знак для тех, кто вовлечен в сферу искусства. Слишком много встречается здесь лести и похвал, поклонения кумирам. И если Церковь на протяжении веков призывает своих чад жить «страстями бесстрастными», то в земном мире, о котором автор этих строк, поверьте, знает не понаслышке, наличие страстей является нередко чуть ли не главнейшим мерилом таланта.

Отнюдь не случайно в театральной среде бытует невеселая шутка о том, что актер — это человек, которому становится скучно всякий раз, когда в его присутствии говорят не о нем. Вообще сама идея перевоплощения в другую личность, выставление напоказ самых интимных, самых сокрытых движений бессмертной человеческой души — для этой самой души весьма не безобидны. И если нынешнее иноязычное слово шоу никак не резонирует с русской душой, то старинное русское название театрального зрелища — позор — заставляет о многом задуматься.

Таким образом, само слово искусство призвано напоминать творческим людям о том, что они, как никто иной, находятся в непосредственной близости от искушения и, следовательно, им надлежит пребывать в особой духовной резвости. Не у всех получается избежать падений, но таким прославленным отечественным деятелям искусства, как Сергей Бондарчук, Иван Лапиков, Василий Шукшин, Олег Жаков, Анатолий Солоницын, создавшим незабываемые образы русских людей, похоже, это удалось.

Высокий смысл привычных слов

Процессы, которые происходят сейчас в русском языке, лингвисты называют «третьей варваризацией» (первая была в Петровскую эпоху, вторая — после революции 1917 года). Точнее, следовало бы говорить о тотальной жаргонизации, ибо именно жаргон правит сегодня свой мерзкий бал в речи большинства представителей всех слоев общества.

С понятием искусства тесно связано и понятие вдохновения. Слово это есть прямое свидетельство, указывающее на главного участника творческого процесса, — Того, Кто даровал талант, Кто вдохнул в художника мысли, чувства, переживания, в конечном счете вдохнул жизнь в его творение: будь то икона, стихотворная строка или красивая мелодия. Как же созвучно это процессу сотворения Богом самого человека: «Я создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою» (Быт. 2, 7). Неживое: звук, буква, глина — не может одушевиться без участия Бога, без Духа Свята. А потому о лучших творениях сынов человеческих во все времена говорили и будут говорить, что рукой художника водил Сам Бог.

Аналогичные выводы можно сделать относительно слова призвание, которое тоже довольно часто употребляется в среде людей, занимающихся художественным творчеством.

Как же удивителен и совершенно ясно различим его исконный смысл: призывание. Кем и к чему ты призван, человек? Как важно различить и не перепутать в многоголосице зов Того Единственного, о чем так мудро сказано устами святых: «Не пытайтесь делать все — делайте только то, к чему вас призывает Бог».

Однако творческому человеку необходимо помнить, что мир преизобилует нечистыми духами, что не все ангелы светлы и добропобедны. Отсюда и творения, выдаваемые за искусство, которые способны лишь унизить образ Божий в человеке. Не секрет, что наиболее искушаемыми и склонными искушать других становятся те деятели искусств, кто и впрямь поверил, что, занимаясь творчеством, всерьез способен конкурировать с Самим Творцом. С этого момента проблема из нравственно-философской области плавно перетекает в медицинскую, чему мы с вами «тьму примеров сыщем».

Остается добавить, что понятие искусства в таком высоком смысле, как в русском языке, не встретить в иных языках. Скажем, если перевести это слово с азербайджанского, то оно будет звучать только в значении хрупкое, нежное ремесло, профессия.

Главной же целью всякого искусства, без которого нам не обойтись, главным его оправданием должно быть, наверное, все же стремление угадать и раскрыть человеку замысел Божий о нем самом. Истинное искусство по-особому освящает нашу жизнь подобно тому, как Церковь освящает обычную воду, превращая ее в святыню.

Брателлы из общаги

Своеобразным мерилом нарастающей апостасии нашего мира и секуляризации общественного сознания является не только искажение, но нередко и опошление подлинного смысла слов, вошедших в наш лексикон из церковной жизни, некогда неотделимой от каждодневного бытования русского человека. Кто-то, быть может, впервые узнает о том, что слово общежитие пришло к нам из монашеской среды, почему и уставы монастырей называются общежительными. И как же разительно это не похоже на печально знакомые многим из нас разнузданные общаги.

То же произошло и со словом сожитель (сожительница), которое ныне отдает не вполне чистым духом — вкралось в них что-то темное, нечистоплотное. А вот у Пушкина в «Капитанской дочке» встречаем это слово в его исконном смысле: «Гости требовали вина, хозяин кликал сожительницу». Причем хозяин — это священник Герасим, а сожительница — попадья Акулина Памфиловна. Понятно, что язык живет, что множество слов приобретают новые значения, но почему обязательно — с понижением смысла?

Так, слово брат, перейдя из церковной лексики в жаргон, выродилось в такие пошлейшие слова, как братва и брателло. И не только форма древнего слова изменилась — уродливой стала сама интонация. Правило, гласящее о том, что важно не столько что, а как — незыблемо во все времена. А ведь именно словом братия чаще всего взывает к нам Господь в Своей Церкви со страниц Священного Писания.

Не случайно поэтому Сталин, глава советского государства, с начала своего существования отделившего себя от Церкви и разрушающего ее, в один из самых трагических моментов отечественной истории, выступая в связи с общенациональным бедствием — началом Великой Отечественной войны, обратился к своему народу традиционным церковным: братья и сестры.

Читая письма святителя Феофана Затворника к своим духовным чадам, не мог не обратить внимания на то, что он нередко ставил в конце их подпись: доброхот. И какой же язвительно-ироничный смысл приобрело это слов за истекшее время, с какой недоброй интонацией произносится оно ныне.

То же случилось со словом соревнование, некогда воспринимаемым не как состязание и соперничество за первенство, а как совокупность духовных усилий, ревность ко Христу, стремление к святости.