Василий (Кривошеин) - Архиепископ Василий (Кривошеин) Преподобный Симеон Новый Богослов Страница 26

Установив таким образом харизматический характер духовника и важность таинства исповеди, пр. Симеон чувствует себя способным ответить на вопрос, который был ему поставлен, можно ли исповедовать свои грехи монахам, не имеющим священства. Он дает на этот вопрос скорее положительный ответ, основываясь в особенности на предании: такой порядок существовал в Церкви от древних времен. Так, он говорит: «Что позволено нам исповедоваться (έξαγγέλλειν) монаху, не имеющему священства, ты это найдешь происходящим со всеми с тех пор, как одежда и образ покаяния были дарованы от Бога Его наследию и монахи получили свое имя, как это написано в боговдохновенных писаниях отцов. Вникнув в них, ты найдешь, что то, что я говорю, правда» [404]. Хотя пр. Симеон не приводит здесь источников, можно сказать, что он прав [405]. Пр. Симеон опирается на долгую монашескую традицию, прибегает также к истории Церкви, которую рассматривает в очень общем виде, даже схематически и без достаточных оттенков, чтобы показать, что власть вязать и разрешать, данная Господом апостолам, перешла впоследствии к епископам и священникам и от них к монахам, когда первые стали недостойными. «Прежде них (монахов) одни архиереи получали власть вязать и решать, по преемству от божественных апостолов, но с прошествием времени и когда архиереи стали негодными (άχρειουμένων), это страшное действие перешло к священникам, имеющим непорочную жизнь и удостоенным божественной благодати. В дальнейшем, когда они, священники и иереи, вместе смешались и уподобились народу и когда многие, как и теперь, подпали (под действие) духов заблуждения и в суетные слова и погибали, оно было перенесено, как было сказано, избранному народу Божию, говорю, конечно, монахам. Не то что она была отнята от священников и архиереев, но они сами отчуждили себя от нее» [406].

Пр. Симеон снова возвращается к вопросу, «откуда и как и кому была дана изначала эта власть священнодействовать (ίερουργεΐν) и вязать и решать» [407], с тем чтобы ответить, что один Бог может отпускать грехи, но что Он передал эту власть апостолам, даровав им Святого Духа. «Отсюда начало этого великого дара, — говорит пр. Симеон, — и только Богу подобающего и которым Он один обладает. Далее Он оставляет ученикам таковой благодатный дар (χάρισμα), намереваясь взойти на небо». Через апостольское преемство этот Божественный дар был передан епископам: «Как уже было сказано, святые апостолы по преемству передавали эту власть тем, кто занимал их престолы, так как никто из остальных не смел даже помыслить что–нибудь такое. Таким образом ученики Господа с точностью хранили право этой власти» [408]. Необходимость апостольского преемства, для того чтобы иметь власть оставлять грехи, является для пр. Симеона столь очевидным фактом, что он считает просто немыслимым не признавать его. Однако в Послании пр. Симеон почти сразу возвращается к своему убеждению, что Божественная благодать покинула епископов и священников из–за их недостоинства: «Божественная благодать, — пишет он, — оставила их, и эта власть вязать и разрешать была отнята от таковых (архиереев). Поэтому, так как они оставили все другое, что должны иметь священнодействующие, одно только от них требуется, православность. Думаю, что даже не это (только). Потому что не тот, который не вносит новый догмат в Церковь Божию, православный, но имеющий жизнь, согласную с правым словом» [409].

Более важно, однако, и характерно для духовных установок пр. Симеона то, что он не останавливается на этом, но утверждает, что также монахи, вслед за епископами и священниками, потеряли свои духовные дары, не являющиеся достоянием какого–нибудь особого положения в церкви. «Так как только вид и одежда священства остались в людях, и когда дар Духа перешел на монахов и был познаваем через (чудесные) знамения, так как они проходили на деле апостольскую жизнь, и здесь диавол соделал свойственное ему. Потому что, видя их, что они, как некие новые ученики Христа, снова явились в мире и просияли жизнью и чудесами, он ввел лжебратьев и свои собственные орудия и смешал их с ними. И когда мало–помалу они умножились, стали негодными, как ты видишь, и сделались монахами очень немонашествующими» [410].

Пр. Симеон делает, следовательно, заключение, что власть оставлять грехи не принадлежит священству от одного факта рукоположения, но только тем, кто является учеником Христа. «Ни монахам по одежде, — пишет пр. Симеон, — ни рукоположенным и включенным в степень священства, ни почтенным достоинством архиерейства, патриархам, говорю, и митрополитам и епископам, так просто и только из–за рукоположения и за его ценность не дается от Бога оставлять грехи, да не будет! Потому что им дозволено только служить (литургию). Полагаю, что даже и не это многим из них, чтобы, будучи сеном, они из–за этого не сгорели бы совершенно, но только тем, кто среди священников и архиереев и монахов может быть сопричислен к лику учеников Христовых за чистоту» [411].

Несмотря на энергичный тон, эти высказывания пр. Симеона не очень ясны. Одно кажется несомненным: пр. Симеон делал различие, хотя и с некоторою непоследовательностью, между властью совершать Евхаристию и властью оставлять грехи. Эта последняя предполагает особые Божественные благодатные дарования (харизмы), не сводимые к одной благодати рукоположения, тогда как для служения литургии чистота жизни представляется достаточной, когда дело идет о лице, получившем рукоположение. Пр. Симеон не подвергал ни малейшему сомнению необходимость рукоположения для служения литургии, хотя и находил это недостаточным. Что же касается оставления грехов, то ответ менее ясен, так как трудно сказать, кто эти «ученики Христовы», которым дана эта власть? Должны ли они обязательно быть рукоположенными? Скорее нет. Пр. Симеон, однако, указывает, как можно узнать этих истинных учеников Христовых: «Ставшие причастниками таких благодатных даров — или всех или частично, как им полезно — зачислены были в апостольский лик, и те, кто теперь становятся таковыми, туда же зачисляются» [412]. Власть вязать и разрешать принадлежит тем, кто видит Бога [413].

Пр. Симеон, что обычно для него, основывается в своих убеждениях о духовном руководстве и власти оставлять грехи на своем личном опыте. Ведь его духовный отец, Симеон Благоговейный, человек, никогда не рукоположенный во священники, привел его к Богу. «Я знаю, чадо, — пишет пр. Симеон в конце своего Послания, — что таковым лицам (как Симеон Благоговейный) дается власть вязать и решать от Бога Отца и Господа нашего Иисуса Христа Духом Святым сущим по положению сыновьями и святыми рабами Его. Такового и я сам отца был учеником: не имевшего рукоположения (χειροτονίαν) от людей, но рукою меня Божией, то есть Духом, вписавшего в ученичество и хорошо повелевшего принять рукоположение от людей для последующего предписанного чина (τύπον), меня, давно движимого Духом Святым на это сильным желанием» [414]. «Этот, — прибавляет пр. Симеон, говоря о Симеоне Благоговейном, — услышав Христовы (заповеди), стал причастником Его дарований и получил от Него власть вязать и разрешать согрешения, возжегшись Святым Духом» [415].

Можно в общем сказать, что учение пр. Симеона о власти вязать и разрешать, выраженное в Послании «О Исповеди», является развитием его взглядов, основанных на личном опыте, на духовном рождении и на мистическом воскресении, на крещении Духом, а также на сознательном характере обладания благодатью. Но оно представляет собою, кроме того, большую жесткость и радикализацию его убеждений. Потому что в других своих писаниях пр. Симеон, энергично утверждая необходимость для спасения церковных таинств, в особенности крещения и Евхаристии, совершаемых священником, оспаривает их действенность и находит их недостаточными только в том случае, если тот, кто их получает, не чувствует ясно, что он становится новым человеком. Здесь же пр. Симеон идет дальше и утверждает, что для того, чтобы оставлять грехи, нет необходимости быть рукоположенным священником, потому что единственное, что важно, это быть истинным харизматиком, и что только этим одним дается власть вязать и разрешать грехи. Однако, пр. Симеон не распространяет свои взгляды о сознательном опыте Духа, как единственном условии действительности таинств, на другие таинства, кроме исповеди и оставления грехов, как вытекающего из нее. Наоборот, он утверждает, что власть совершать Евхаристию предоставлена священникам и епископам — хотя они и потеряли свои харизматические дары, — если только они не впадают в тяжелые грехи.

Утверждая возможность обращаться к лицам, не имеющим священства, для получения от них отпущения грехов, пр. Симеон основывается, как мы сказали, на предании древней Церкви, допускавшей исповедоваться у нерукоположенных монахов. Хотя во времена пр. Симеона этот обычай стал редок, понятно, что он опирается на него. Но на предложенный ему вопрос, позволительно ли исповедоваться монахам не священного сана, он не отвечает прямо, а расширяет свой ответ, говоря, что власть вязать и разрешать принадлежит вообще христианам, носителям Духа, монахи они или нет. Монахи тоже потеряли свои духовные дары, никакое положение в Церкви не пользуется преимуществом в этом отношении. Пр. Симеон опирается также на свой личный мистический опыт как ученика Симеона Благоговейного, который породил его духовно и примирил с Богом, не будучи сам рукоположенным во священники, при этом принудил его принять священство путем возложения епископских рук. Пр. Симеон различает здесь два «рукоположения», одно человеческое, «от людей», другое Божественное, Святым Духом. Первое совершается по предписанному «чину», выражение двусмысленное и труднопереводимое, но он, вероятно, хочет сказать «согласно с церковными предписаниями». Как бы то ни было, его невозможно истолковывать как ссылку на чистую формальность. Что же касается богословского объяснения, пр. Симеон более всего основывается на явлении Христа апостолам (Иоанн, гл. 20), когда Он вдунул им Святого Духа и дал власть вязать и разрешать. Эта власть, по пр. Симеону, дается тем, кто получил Святого Духа, а приятие Духа не ограничивается таинствами.