Архиепископ Никон Рождественский - Меч обоюдоострый Страница 26

В 6 часов ударили ко всенощному бдению. Прибыл блаженнейший Патриарх Антиохийский Кир-Григорий. Богу было угодно, чтобы один из восточных патриархов был в числе тех святителей, которые впервые воспели у гроба Русского Патриарха, страдальца за Православную веру и Русь: «Величаем тя, священномученице Ермогене»... Началась одна из тех служб, которые ощутительно для верующего объединяют Церковь земную с Церковию небесною, которые заставляют забывать всякую усталость, переносят душу в мир радостей небесных. А русская душа кроме того переносилась и за триста лет назад, когда вот с этого священного амвона раздалось могучее слово святейшего Ермогена, который благословлял и призывал верных сынов родины на ее защиту, на ее освобождение от злых врагов веры православной, и гремел проклятиями против ее изменников, не страшась ни пыток, ни темниц, ни самой мучительной смерти... Святые минуты, когда целым сердцем чувствуешь себя сыном родной Руси святой, верным чадом Церкви-матери, когда сливаешься с этою Русью, живешь одною с нею жизнию, когда от всей души благодаришь Бога, что родился ты русским, православным и имеешь великое счастие, быть таковым навеки... Как несчастны те из наших сородичей, которые отщепились от самой души народной в своем миросозерцании, которые вместо вот этого благодатного общения с нёбом и старою Русью питаются рожцами жалких западных мудровании, не дающих душе ничего, кроме ощущения страшной пустоты и бесцельности жизни...

Чинно, стройно, благополучно шла служба Божия до самого полиелея. Хор синодальных певчих, в новых, своеобразных костюмах, сшитых по рисункам великого знатока старой Руси В.М. Васнецова наподобие боярских кафтанов, исполнял священные песнопения образцово. Запели Хвалите имя Господне... Отверзлись царские врата, и оттуда выступил и направился к гробнице Патриарха сонм мног святителей и священнослужителей. Во главе — блаженнейший Патриарх, два митрополита и 19 архиепископов. Окружив священную раку, они сняли с нее покров и святительскую мантию и, сотворив земное поклонение, громогласно, торжественно воспели: «Величаем тя, священномучениче Ермогене, и чтим святую память твою, ты бо молиши о нас Христа Бога нашего!»

В эти торжественные минуты вся церковь поклонилась новопрославленному чудотворцу, заступнику Русской земли...

Началось крестное обхождение собора. Высоко несли икону святителя среди других святынь и множества хоругвей. Соборы, особенно колокольня Ивана Великого, горели разноцветными электрическими огнями. Ярко горела исполинскими буквами надпись, длиною в 18 аршин, на стене колокольни, над ее галереей: «Радуйся, священномучениче Ермогене, Российские земли великий заступниче!»

Нужно ли говорить о торжественном звоне знаменитого на Руси Ивана Великого? Он ликовал за всю Русь, а ему вторили тысячи московских колоколов-богатырей, и волны святых звуков, как небесные хоры незримых певцов, носились над старою Москвой, которая в прославлении нового чудотворца, праздновала и свое освобождение от заклятых врагов Руси и Православия...

Около 11 часов окончилось всенощное бдение. Душа была переполнена таких впечатлений, которые не забываются на всю жизнь. Но на утро готовились новые впечатления, новые духовные радости. Бог привел мне совершить божественную литургию в кремлевском Вознесенском женском монастыре, откуда крестным ходом мы, четыре архиерея и служащие с нами проследовали в Успенский собор, чтобы присоединиться к общему крестному ходу оттуда на Красную площадь. Этот крестный ход, совершенный при чудной весенней погоде, когда, казалось, сама природа радовалась нашею радостью, на святых иконах и хоругвях, этот крестный ход, в коем белая лента священных облачений растянулась от Успенского собора почти до Спасских ворот, представлял такую картину, которой не представить никакому воображению, которая не поддается никакому описанию... Вся кремлевская площадь была залита морем голов, вся противоположная Кремлю сторона набережной Москвы-реки пестрела тысячами народа, издали участвовавшего в молитве, а по выходе из Кремля на Красную площадь зрелище было не только торжественно, но и умилительно: многотысячные массы народа, обнажив головы, подняли руки для крестного знамения и слились в единодушной молитве, устремляя взоры на смиренный лик святителя Ермогена, несомый во главе крестного хода. Патриарх взошел на Лобное место со святителями; священнослужители образовали два длинных ряда вдоль площади по направлению к Никольским воротам; на Лобном месте Патриарх по-славянски прочитал Евангелие и осенил народ святым крестом «воздвизальным», т. е. большим, обычно предносимым патриарху в его служениях, на все четыре стороны... И опять вспомнилось, как с этого самого Лобного места, триста лет назад, неустрашимый первосвятитель Русской Церкви своим огненным словом беспощадно обличал измену и призывал народ к исполнению долга...

Шествие возвратилось в Кремль чрез Никольские ворота и направилось в Успенский собор. Молебное пение завершилось здесь громогласным многолетствованием, которое исполнено хором разными напевами.

Не буду говорить о праздничной трапезе, имевшей, между прочим, ту особенность, что на ней не было никаких вин, замененных «квасом хлебным выкислым, монастырским, медами: вишневым казанским, малиновым кашинским, яблочным коломенским и кофием аравийским». Роспись кушаньям была составлена по древнему праздничному обиходу патриаршего столования.

Вечером по всей Москве снова совершены всенощные бдения, всецело посвященные прославлению святителя, Ермогена. А воутрие — были везде совершены божественные литургии. В Чудовом монастыре, в самом месте заточения святителя в сей день освящен храм — первый храм на Руси во имя сего страдальца за Русь. Мирские люди собираются ставить ему памятник на Красной площади. Я уже имел случай в «Троицком Слове» высказать свое мнение о таких памятниках. Не по душе они русскому человеку. Не памятников-статуй просит она для своих благодатных мужей, Богом прославленных. А вот — храмы Божий, посвященные их памяти — вот лучшие им памятники. В сих храмах православные русские люди и будут беседовать в молитве со своими небесными молитвенниками, духовными вождями родного народа. И это будет не мертвое воспоминание о заслугах пред отечеством сих благодатных вождей, а живое общение с ними. Не думаю, чтобы и угодникам Божиим, чуждым и тени всякого земного славолюбия, были угодны эти статуи-памятники, пред которыми, ведь, не будет и столь милого русскому сердцу символа молитвы — горящей лампады, — статуи, стоящие среди шумной площади, оскорбляемые самым равнодушием этого шума толпы людской, — нет: иноземный это обычай, и никогда русская душа не примирится с ним, а разве только будет терпеть его...

Слава Богу, прославляющему святые Свои во утешение церкви Своей, на земле бедствующей, в укрепление немоществующей веры нашей, во свидетельство истины православия и в показание благодати, обитающей в Церкви Православной!...

Великое искушение около святейшего имени Божия

I

С болью сердца, с муками души издалека наблюдаю я великое искушение, попущением Божиим постигшее Св. Гору и ее, — по-видимому, только русских — насельников... Что сие значит? Восторжествует ли враг Церкви, или же смирение иноческое победит его?..

Вот что особенно страшно: сатана, доселе трепетавший пред именем Господа нашего, как именем Того, Кто сокрушил его державу, теперь построил искушение около сего имени и сеет вражду — да еще какую! — между исповедующими Господа, посвятившими себя всецело служению Господу, ради Господа отрекшимися от мира и всего, яже в мире... Какова дерзость! Но каково же и ослепление тех, кто поддался сему искушению! Неужели так оскудела духовная жизнь современных подвижников Афона, что не замечают они козней искусителя? Страшно за Церковь, которой нешвенный, Боготканный хитон хотят разорвать...

В чем дело?

Явилось учение, доселе Церковью не рассмотренное, а потому и в ее вероизложениях — ни положительно, ни отрицательно не сформулированное. Кратко оно выражается в трех-четырех словах: «Имя Божие есть Сам Бог». И только. В подробном изложении оно уже говорит, что всякое имя Божие, всякое слово Божие, все откровение Божие, всякая молитва, к Богу обращенная, всякое исповедание имени Божия — есть Бог...

Темно, неясно, непонятно все это для человека, особенно для простеца. Но сие учение уже выдается как «догмат»: автор книги, в которой впервые появилось оно, схимонах Иларион, так и говорит, что он «поставил этот догмат в таком виде, в каком он не встречается нигде, кроме о. Иоанна Кронштадтского». Но о. Иларион утверждает, что этот догмат якобы всегда содержался и содержится Церковию, но доселе был как бы сокровен.

Чтобы правильно судить о сем якобы сокровенном догмате, должно помнить, что все догматы, несмотря на всю их таинственность и непостижимость для ума нашего, тем не менее никогда не противоречат законам нашего разума. Непостижимость еще не есть логическое противоречие. Например: Бог троичен в Лицах, но един по Существу, — вот догмат. Противоречит ли он разуму? Он непостижим для нашего разума, но законам разума не противоречит, ибо содержит в себе две истины — разные, но взаимно не отрицающие одна другую: — единство сущности Божества, другая — троичность Лиц. Так, нас учили в православной догматике. Вот почему все догматы приемлются разумом, когда он смиряется пред тайнами Божественного откровения. Но в новом учении имеется логическое противоречие.