Алексей Бакулин - Книга встреч Страница 26

10. ТЯЖЕЛО ОВЕЧЕК МЫТЬ…

…На евангельском чтении в звучал отрывок о Гергесинских бесноватых, а когда запели Херувимскую, в храме кто-то громко заплакал. Заплакал не так, как обычно плачут люди в церкви, но резко, отрывисто, зло. Плакал, словно ругался. К рыдающей женщине подошли сердобольные старушки, но она свирепо отмахнулась: «Не надо! Ничего мне не надо! Уйдите все от меня!». Потом трое здоровых мужчин пытались подвести эту женщину к Чаше, а она как будто и не сопротивлялась, но сдвинуть её с места оказалось очень не просто…

Всё-таки причастилась, успокоилась…

На проповеди отец Александр Захаров сказал:

— Все люди по-разному воспринимают явное присутствие Божие. Те, кто верит — или только хочет уверовать, — у тех в душе рождается радость, благоговение, благодарность. И совсем иное творится в душах людей, которые не верят и верить не хотят. Противление — вот чем наполняется их сердце. Так случилось и у жителей страны Гергесинской. Так случается порой и у нас…

Батюшка говорит негромко, но голос его отчётливо слышен во всех уголках церкви. Прихожане слушают, затаив дыхание, — духовные дети отца Александра, прихожане-горожане. Однако сейчас город остался очень далеко. Мы стоим в большом деревянном храме во имя святых Царственных Страстотерпцев в деревне Сологубовка. Даже не в деревне — за деревней, в поле, и храм — словно корабль, плывущий по морю ромашек и иван-чая. Запах полевых цветов мешается с кадильным дымом.

После службы мы разговариваем с отцом Александром — усталым, задумчивым…

— Батюшка, наверное, нести крест духовничества не всякому по силам? Как вы справляетесь? У вас слава заботливого и внимательного духовника…

— Какая там слава… Не слушайте вы, пустое это… А духовничество… Всякий священник как примет сан, как взглянет впервые на свою паству, так, хочешь не хочешь, становится духовником: люди идут к нему на исповедь, совета начинают спрашивать… Я-то к этому отношусь просто. Когда ко мне просятся в чада, я говорю: «Если будешь постоянно ходить в наш храм, так поневоле станешь моим чадом — естественным образом». Чад ведь не выбирают — как и родных детей. Не закажешь — мне дочку или сына, и такого-то роста, и чтобы глаза такого-то цвета… Какого Бог пошлёт, такого и надо принимать. А есть такие, что напросятся в чада, а потом их по полгода или по году не видишь — что толку было и напрашиваться?

— Вы за таких боретесь? Не даёте им уходить? Или целиком на волю Божию полагаетесь?

— А как без воли Божией? У меня, конечно, есть такой синодик, куда я записываю всех людей, которые оставили какой-то след в моей жизни. Я всех помню и до конца дней своих молиться буду за них. Всё по-разному складывается, но те, кто в синодик ко мне попал, могут быть уверены, что не забыты. А синодик этот всегда у меня в кармане, всегда при мне…

Отец Александр достаёт объёмистую записную книжку с портретом Царя-Мученика на обложке:

— Вот их сколько!

— Батюшка, люди день за днём высказывают вам свои грехи, вытряхивают перед вами всю свою грязь… Вы за эти годы не разочаровались ещё в роде человеческом?

— Верно, есть повод разочароваться, и давно бы так случилось, но… Помню, в семинарии на уроках богословия нам преподавали доказательства бытия Божия — теоретические, а сейчас, став священником, я получил ещё одно доказательство — практическое. Оно заключается в том, что, если выслушивать рассказы о грехах без помощи Божией, то очень скоро начнёшь презирать людей и превратишься в неисправимого циника уже после сотни-другой исповедей… Даже и сотен не надо, десятков достаточно. А благодать, милость Божия — она всё покрывает. И любовь к бедным грешникам даётся только милостью Божией. Мне тут с одним московским диаконом довелось разговаривать о любви к ближним. Он говорил весьма убедительно и красноречиво, вспоминал известные Евангельские слова о пастыре добром, который оставляет девяносто девять овец и идёт искать одну, заблудшую… «Скажите, отец Александр, — говорил этот диакон, — есть ли сегодня такие пастыри? Где они? Может ли кто-то так заботиться о своих чадах?» Я его слушал-слушал, и говорю: «Отец диакон, ты всё правильно сказал… Я и сам-то никудышный пастырь — но ты погоди, не суди нас слишком строго. Ты станешь священником и откроешь для себя такую неприятную вещь: одну отбившуюся овцу ты к стаду вернёшь, вторую вернёшь — а потом эти овцы начнут чудить. И только ты овечку из лужи вытащил, отмыл, а она опять в эту же лужу — плюх! Другая туда же — плюх! А третья мало того что сама плюхнется — она ещё и окружающих обляпает грязью, и тебе самому достанется. И после третьей, пятой, десятой овцы тебе захочется не идти на поиски заблудших, а самому убежать в лес подальше, залезть на большую ёлку, спрятаться в её ветках, чтобы тебя никто не смог найти, сидеть там и поскуливать тихонечко». И если мы так не делаем, то единственно помощью Божией, а всякая человеческая сила иссякает очень быстро.

— Бывает такое, что во время исповеди человек вас раздражает, вы его слушаете и думаете: «Не то говорит, неправильно говорит!»?

— Если честно, то я в последнее время стараюсь исповедь вполуха слушать. Не столько слушаю, сколько молюсь, чтобы Господь нас всех простил — и его, и меня. Молюсь, чтобы подсказал: что мне посоветовать кающемуся, как ему помочь, чем утешить… Какое тут раздражение? — не до того. Другие заботы.

— Нарисуйте образ идеального духовного чада. Пусть такого не бывает в действительности — но должны же мы знать, к чему стремиться!

— От духовного чада ждёшь того же, что и от чада по плоти. Не надо по мелочам докучать папе, потому что у папы забот хватает… Особенно если много чад… Но в то же время по каким-то ключевым жизненным вопросам надо не забыть посоветоваться с отцом и прислушаться к мнению человека, который просто опытнее вас — по-житейски даже, не говоря уже о духовной жизни.

— За время вашего духовничества вы как-то изменили отношение к этому служению?

— В какой-то степени да. Любой человек, который добросовестно относится к своему послушанию, начинает в нём потихонечку усовершаться. И в чём же это усовершенствование заключается? Если раньше я думал, что понимаю, как следует вести себя духовнику, то теперь, подобно древнему мудрецу Сократу, говорю: «Я знаю только то, что ничего не знаю». Считаю, что это большой прогресс.

— Слышал я от одного мирянина такое: «Для мужчины подчинение духовному отцу не обязательно. Женщины — они действительно нуждаются в водительстве, а мужчина пусть сам отвечает за свои поступки. Он, конечно, должен ходить на исповедь, каяться в своих грехах — но в остальном нужно самому за себя ответ держать». Мне кажется, что какая-то правда в этом есть. Мы же видим, что вокруг духовников собираются в основном женщины…

— Я бы сказал, что перекладывать свою ответственность на духовника нельзя не только мужчинам, но и женщинам. Впрочем, для мужчин это важно в особой степени: мужчина — хозяин очага, глава домашней церкви, он должен быть самостоятельным. И всё-таки… Все мы знаем, что жизнь порой так повернётся, что собственным скудоумием и не решишь — как тут быть, как поступить. Нельзя порой обойтись без совета — в особенности совета духовного. Это не только мирян касается, но и священников. Я и сам за советом хожу к тем, кто мудрее меня.

— К кому же вы сейчас ходите?

— К отцу Иоанну Миронову. А вам я посоветую: помните, что духовник — это живой человек, а не машина для выдачи ценных советов. И духовник, и чадо должны быть ведомы любовью. Заботьтесь о том, чтобы любви не угасить, и тогда всё у вас получится.

Вот ещё одна встреча с отцом Александром. Случилась она после того, как по городу разнеслась весть: на батюшку напали какие-то злоумышленники, пытались убить…

11. И ЭТО ТОЖЕ СЧАСТЬЕ

«Что же случилось с о. Александром Захаровым?» — этот вопрос за последние недели нам приходилось слышать весьма часто. Тревожная весть из Кировского района не оставила равнодушным никого из петербургских православных: многие знают о. Александра лично, многие слышали о нём добрые слова… У всех сжалось сердце от печального известия: «На о. Александра напали… хотели убить… ворвались в дом… ранили… лежит в больнице…» Люди недоумевали: кто хотел убить? за что? каково нынешнее состояние батюшки? Естественно, тут же пошли домыслы, слухи: «В него стреляли… нет, ударили ножом… матушка не пострадала… нет, она вместе с ним в больнице…»

Мы получили информацию из первых рук — от самого о. Александра. Ещё не оправившийся от ран, слабый, исхудавший, он, однако, сразу согласился встретиться с нами и рассказать, что же в действительности произошло на станции Сологубовка.