Константин Зноско - Исторический очерк Церковной унии. Ее происхождение и характер Страница 28

Он быстро сошелся с Кириллом Терлецким и Геде­оном Балабаном и сделался главным деятелем унии. Терлецкий стал убеждать Поцея, что нельзя дольше оставаться под управлением Патриарха, ко­торый по простым доносам низлагает епископов, поставил над епископами братства, предоставив им право наблюдения за их деятельностью, и что подоб­ное положение изменится, если они отдадутся под власть папы. Подобный акт принесет им еще и ту пользу, что будет выполнено королевское обещание о возврате отобранных у них церковных имуществ. Но Поцея не надо было убеждать, так как в душе он был униатом. Узнав о замыслах Поцея, князь К.К. Острожский написал ему письмо, в котором высказал мнение, что о таком деле, как соедине­ние Церквей, должны произнести суд прежде всего отцы Восточных Церквей и Московский Патриарх. Он советовал Поцею, переговорив с митрополитом и епис­копами, поехать в Москву и попросить великого кня­зя Московского и тамошних духовных, чтобы те вместе с иерархами литовскими позаботились о прекращении разделения Церквей, из-за которо­го в Литве так страдает русский народ. На пись­мо Острожского Поцей ответил, что от поездки в Москву он отказывается, так как там его могут под­вергнуть истязаниям и казни, и что если сам князь не решился войти в сношения по данному вопросу с митрополитом, «то и он не смеет и слова мол­вить о таких вещах, ибо митрополит не располо­жен к римлянам». Поцей, конечно, обманывал кня­зя, ибо митрополит Рагоза был склонен к унии, хотя этого и не обнаруживал явно.

Между тем Патриарх Константинопольский уз­нал из письма к нему Львовского братства о гото­вящейся измене западно-русских епископов и на­писал на имя митрополита Рагозы две грамоты: одну с приказом низложить Львовского епископа Гедеона Балабана, а другую с выговором самому митрополиту и с временным запрещением за то, что тот не радеет о своей пастве, если в продолже­ние пяти лет ничего не предпринял для умирот­ворения ее. Получив эти грамоты, митрополит Рагоза созвал 24 июня 1594 г. Собор в Бресте, на который приехали только Поцей и Терлецкий, и Собор осудил Гедеона и низложил его. Но все это делалось для отвода глаз, с целью усыпить бди­тельность православных, ибо Собор наперед знал, что его постановления не будут иметь силы. Так действительно и оказалось. Когда на Соборе шла речь о низложении Гедеона, королевский примас архиепископ Гнезненский прислал митрополиту письмо, в котором предупредил, что Собор созван им незаконно, так как созван в отсутствие короля, выехавшего в Швецию, и без его разрешения, что по законам Польши недопустимо. В письме при­маса выражено было митрополиту также негодо­вание за его содействие Патриарху.

Вмешательство Патриарха в дела Западно-Рус­ской Церкви, однако, не принесло ей пользы и еще больше раздражило затеявших унию епископов. Последние общими усилиями склонили на свою сторону других епископов и не только стали сно­ситься и сговариваться с латино-польскими бискупами, как лучше оборудовать дело унии, но и доносить королю о ходе дела, за что король обещал изменникам милости и награды, а также и покро­вительство на случай, если бы восточные Патри­архи или ревнители православия в Западно-Рус­ской Церкви привлекли их к духовному суду. Мало того, король даже решил послать в Рим для переговоров об унии двух духовных лиц, что вид­но из акта, внесенного 21 мая 1594 г. в актовые кни­ги городского владимирского уряда Кириллом Терлецким. Акт этот, между прочим, гласит, что «по воле и промышлению Бога и при усердном старании и содействии Его Королевской милости, пана нашего милостивого, Сигизмунда III, и панов рад духовных и светских, наступило давно желан­ное примирение и соединение, восстановилась братская любовь между двумя столь разрозненны­ми по вере Церквами — Восточной и Западной — с признанием святейшего Папы Римского верхов­ным пастырем и наместником апостольским. А чтобы точнее утвердить это соединение и засвиде­тельствовать покорность святейшему отцу папе, Его Королевская милость определил послать в Рим двух особ: в Бозе велебного отца Ипатия Поцея, епископа Владимирского и Брестского, и меня, епископа Луцкого».

Вот до чего уже было доведено дело унии, но для окончания его не доставало еще самого глав­ного и существенного: официального согласия самих иерархов Западно-Русской Церкви и во гла­ве их митрополита. Только от их лица и можно было вести речь об унии с папой. В этом-то деле особое усердие и проявили королевские депутаты Поцей и Терлецкий. 2 декабря 1594 г. они со­ставили от лица всех западно-русских иерархов акт, в котором заявляли, что «от времен Христа Спасителя и апостолов предки их всегда призна­вали одного старшего первопрестольника и пас­тыря в Церкви Божией — святейшего Папу Римс­кого... Посему они умыслили, с Божией помощью, соединиться, как было и прежде, с братией их, римлянами, под одним видимым пастырем и дают себе перед Господом Богом обет, что всем сердцем и со всей ревностью будут стараться, каждый порознь, о приведении и прочего духовен­ства и всего народа к тому же соединению...» Акт этот, кроме Поцея и Терлецкого, был подписан митрополитом Рагозой, Полоцким и Витебским архиепископом Григорием, епископом Пинским и Туровским Леонтием Пельчицким, епископом Холмским Дионисием Збируйским и архимандритом Кобринским Ионой Гоголем, подписи которых собирались продолжительное время. Акт этот, однако, не имел еще решающего значения для унии, так как под ним не были даны подписи епископов— Львовского Гедеона Балабана и Перемышльского Михаила Копыстенского.

Более важное значение для дела унии имело следующее событие, совершившееся в конце 1594 г. По приглашению Кирилла Терлецкого в г. Сокол, находившийся в епархии Гедеона Балабана, собра­лись епископы: Гедеон, Перемышльский Михаил и Холмский Дионисий. Здесь Терлецкий в самых мрачных красках обрисовал перед собравшимися епископами плачевное состояние Православной Церкви, порицал восточных Патриархов и своими хитрыми речами довел епископов до того, что они составили и подписали постановление об унии и в особых артикулах изложили условия ее принятия. Все это они поручили Терлецкому представить ко­ролю. Чтобы придать этим соборным актам боль­шую силу, требовались еще согласие на них и под­пись митрополита. С этой целью Терлецкий, по поручению Собора, явился к митрополиту и выну­дил у него согласие. Мало того, митрополит соста­вил от себя записку, в которой были выражены мысли об общем соединении Церквей, и вручил ее Терлецкому для представления королю, только просил его держать это пока в тайне. Терлецкий поехал в Краков, явился к королю, выпросил у него себе грамоту на звание экзарха и привез похваль­ную грамоту Поцею за его заслуги для унии. Не­смотря на все это, митрополит продолжал держать себя крайне нерешительно, выставляя себя по-пре­жнему ревнителем православия. Вообще положе­ние его было весьма затруднительно, и он, с бояз­нью оглядываясь на все стороны, всех обманывал. Между тем народ узнал о затеянной епископами унии и всюду стал волноваться. В особенности эти волнения отзывались в Вильне. Митрополит Рагоза потребовал к себе на суд виленских священников, обвиняя их в том, что они взбунтовали против него народ, и затем велел во всех церквах прекратить бо­гослужение на шесть недель. В то же время он пи­сал князьям Острожскому и Скумину, что отнюдь не изъявлял покорности папе и в грамоте своей ко всему духовенству высказывал готовность стоять за православие до конца жизни. Играя двусмысленную роль, он даже не постеснялся сообщить князю Острожскому об измене православию епископов, соби­равшихся на съезд в Соколе, в то время когда сам принял участие в этой измене. Вот что писал он кня­зю Острожскому: «Стараясь давать знать Вашей ми­лости, как столпу Церкви нашей, обо всех новостях, касающихся Церкви и меня, извещаю вас о новинке, никогда неслыханной предками нашими и Вашей милостью: посылаю Вам в копии лист, писанный ко мне отцами епископами, о намерении их подчинить­ся Римскому престолу,... а я без воли Божией и без Вашей милости и не думаю на то согласиться, опа­саясь какого-либо подкупа и прелести для нашей Церкви». Писал митрополит Острожскому и об из­мене Кирилла Терлецкого, советуя князю «беречь­ся этого райского змия и коварной лисицы». Вот до чего пала совесть митрополита Рагозы, если он мог так беззастенчиво извращать правду и так смело го­ворить ложь. В то же время Виленскому братству митрополит Рагоза написал послание, в котором опровергал разнесшийся слух об его измене. Но братство имело в руках документы и переслало их князьям Острожскому и Скумину в доказательство лживости заявлений митрополита и его единомыш­ленников. Братство просило также князей, чтобы они выхлопотали созвание Собора, в котором уча­ствовали бы и миряне.

Между тем как Рагоза, Поцей и Терлецкий дей­ствовали в пользу унии осторожно и скрытыми путями, Гедеон Балабан действовал смело и от­крыто. 28 января 1595 г. он созвал у себя во Львове Собор, на который прибыли архимандриты, игу­мены, иеромонахи, протопопы и священники не из одной только Львовской епархии, но «из разных воеводств, земель и поветов» Литвы и Польши, и даже несколько духовных сановников из-за грани­цы. На Соборе было принято следующее постанов­ление: «Признать Святую Католическую Римскую Церковь, от которой неразумно после Вселенского Флорентийского Собора отверглись греческие Пат­риархи, за Церковь истинную, имеющую власть над всей вселенной,... а если бы кто-либо из нас (при­сутствующих на Соборе), по превратности сердца, отступил сам или содействовал своим мирянам отступить от сего исповедания и подчинения Свя­тейшему Папе, тогда да не напишется имя такого отступника с праведными, и епископство его да приимет другой».