Алексей Бакулин - Книга встреч Страница 28

— Нужно в первую очередь одолеть собственную обидчивость. Я вам скажу так: представьте себе, что у вас на теле есть рана или язва; всякое прикосновение к ней приносит боль, страдания, по крайней мере — неприятное ощущение. Разве вы не поспешите эту рану залечить? А воспаленная гордыня — это та же рана. Все мы неимоверно чувствительны, нас обижает каждое неловкое слово, даже каждый неласковый взгляд. Порою человек и не хотел нас обидеть, а мы все-таки обижаемся на него. Больная гордыня, как рана, не терпит и малейшего прикосновения! Ну, а уж если гордыня ложится на гордыню, то обида выходит в сто и в тысячу крат сильнее: наглец, о котором вы говорите, он не только пакостит вам: у него и глаза особые — обидные, наглые. Вы правы: есть люди, которым даже интересно уязвлять нас, ведь в состоянии сильной обиды мы теряем разум и выглядим весьма комично. А обидчик, глядя на нас, потешается. Так вот, хотя бы для того, чтобы не попадать в подобное глупое положение, нужно бороться не столько с отдельными обидами, сколько со своей обидчивостью в целом. Христианские церковные таинства — молитва, пост, подвижничество — это и есть тот самый пластырь, тот елей, которым врачуется наша уязвленная душа, которым усмиряется наша гордыня.

— Верно ли я понимаю, что, говоря о прощении, нужно иметь прощение только своих личных обид? Ведь нельзя простить за кого-то: нельзя «простить» хулигана, который в твоем присутствии нападает на слабого, нельзя «простить» врага, напавшего на твою страну, и т. д. …

— Мне кажется, тут вопрос не в том, прощать или не прощать. Тут нужно решить для себя: что я могу сделать? чем помочь? Самое время вспомнить, что христианин обязан полагать душу за други своя, себя самого подставить под удар, чтобы этой высшей любовью покрыть все зло, которое он в данном случае видит.

— Если нет сил к подлинному прощению, от души, нужно ли «прощать формально» — одними словами, не сердцем, объявить: я, мол, тебя прощаю?..

— Нет сил потому, что, опять-таки, все мы больны гордынею. А может ли больной человек нести нагрузку здорового? Конечно, нет… Поэтому есть некоторая польза и в прощении «формальном»: оно нужно, чтобы не затягивать обидное противостояние, чтобы выиграть время для работы над собой, для прощения «неформального». Судите сами: если вы простите сразу, то обида, даже самая сильная, зарубцуется. Уже через час простить — даже «формально» — будет гораздо сложнее. А через день вы так распалите свою гордыню, что ни о каком прощении и слышать не захотите.

Обида — это злейший яд для души, и если долго принимать его — даже по капле — в душе произойдут необратимые изменения. Душа в состоянии обиды крепко связана, порабощена гордыней нашей. Причем, и наглец, о котором мы говорили, и застенчивый человек горды бывают совершенно одинаково, просто проявляется это у них по-разному. Все мы больны разными формами гордыни. Вы скажете: а где же гордыня у того, кто сам себя порицает? А ее обнаружить очень просто: укажите этому человеку на тот самый недостаток, который он порицал в себе десять минут назад, — и получите в ответ обиду: сам-то он готов критиковать свои недостатки, но извне никакой критики не потерпит.

— В Писании заповедано прощать «до седмижды семидесяти» раз (Мф. 18. 22). Но разве не полезнее иногда именно не простить, отомстить — чтобы вразумить человека, чтобы «дать ему по рукам», чтобы «неповадно было»?..

— …или «чтобы не сели на шею», — это тоже расхожее выражение. Этого тоже боятся люди: прости раз, прости два — тебя сочтут тряпкой и сядут тебе на шею…

Указанное вами место из Евангелия можно отнести к с самым близким и дорогим людям, к домочадцам. Именно с близкими мы подчас теряем контроль над собой, отпускаем тормоза: дома мы смелы, дерзки, безпардонны, не то что на службе, перед начальством… Все мы — эгоисты. Мы влюблены в себя, а наш ближний себя любить не должен — только нас! Мы редко просим прощения у ближних: они, мол, и так никуда от нас не денутся!.. Конфликты затягиваются, напластовываются один на другой, обида ложится на обиду… Очень часто мы обобщаем вину наших сродников: человек допустил какой-то малый проступок, а мы это суммируем с прочими его винами, говоря: «Вот и вообще ты такой плохой, грешный, невнимательный, дерзкий, жестокий и т. д.» И если ко всему этому букету конфликтов прибавить еще и «месть в воспитательных целях», то положение станет совсем безнадежным.

Да, трудно представить, чтобы так часто — «до седмижды семидесяти раз» — нас обижали посторонние люди: мы стараемся отойти от тех, кто так или иначе досаждает нам. Но если это не удается сделать, если мы связаны работой, соседством или еще какими-то узами с людьми, которые часто нас обижают, — очень важно воспринять соседство такого человека, его постоянное пребывание в нашей жизни, как несомненную волю Божию. И даже если он обижает нас совершенно несправедливо, нужно понимать: пусть мы сегодня и не виновны в том, в чем он нас обвиняет, но в прошлом мы, конечно же, были в этом виновны. Это одна из форм искупления грехов — появление в нашей жизни такого человека. И примирившись с этим назойливым обидчиком, мы с вами приобретем те самые добрые христианские качества, которые ожидает от нас Господь.

— Опять-таки: в одном месте Господь велит прощать «до седмижды семидесяти раз», а в другом устанавливает некую градацию: «Если же согрешит против тебя брат твой, пойди и обличи его между тобою и им одним… если же не послушает, возьми с собою еще одного или двух, дабы устами двух или трех свидетелей подтвердилось всякое слово; если же не послушает их, скажи церкви; а если и церкви не послушает, то да будет он тебе, как язычник и мытарь». (Мф. 18. 15) Я не совсем понимаю, как совместить эти две заповеди…

— Вы сравниваете на слух похожие, но по сути своей совершенно разные повеления Господа нашего. В первом случае Господь говорит именно о прощении обид, а во втором случае речь идет о таких грехах, которые вводят человека в соблазн, которые искушают наших братьев по вере. То есть это, собственно говоря, не реакция на личную обиду, а попытка не допустить соблазн в лоно Церкви.

— «Ударившему тебя по щеке подставь и другую, и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку…» (Мф. 5. 39). Приходилось слышать о людях, пытавшихся буквально исполнить эту заповедь и разочаровавшихся в такой возможности: был нервный срыв, было любование собственным «всепрощением», а обида не снималась — только загонялась глубже в подсознание…

— Тут Господь наш Иисус Христос имеет в виду простой духовный закон: зло не уничтожается другим злом. А именно уничтожение зла является главной целью пришествия в мир Господа. Иными словами — нельзя злом принудить человека любить тебя. Зло есть грех, противление воле Божией, разрушение божественного миропорядка, нарушение божественного замысла. И если мы в ответ станем точно так же ломать божественный замысел, то какая же это будет борьба со злом?

— Иногда вообще непонятно, как можно простить хоть что-нибудь! Ты как будто давно простил и забыл, и прошло немало лет, а вдруг вспомнилась старая — даже порой детская — обида, и переживаешь ее, как нечто совсем недавнее — и где твое прощение?

— Без сомнения, так часто бывает… Что тут посоветовать? Помните, пожалуйста, что не всякий наш обидчик — совсем уж плохой человек. Чаще всего он гораздо лучше и чище нас, и напрасно мы на него так долго обижаемся. Наш эгоизм не позволяет увидеть то богоподобие, тот образ Божий, который носит каждый человек. Вместо того, чтобы возненавидеть грех, мы ненавидим носителя этого греха, а ведь и сами таскаем ту же ношу…

И еще скажу: обидчивость как черта характера имеет некоторые противоположные свойства — отходчивость и злопамятство. И вот что интересно: не всегда отходчивость однозначно хороша, а злопамятность однозначно плоха. Все мы судим о ближних по себе. Отходчивый человек воображает, будто все вокруг так же легко забывают обиды, как и он сам, и потому с легкостью оскорбляет окружающих, не задумываясь о последствиях. Злопамятный же долго страдает, пытаясь простить своего брата, и потому бывает очень осторожен в отношениях с людьми, зная наперед, какую тяжкую муку он может ими доставить.

Вспомним же и о том, что часто человек, обидевший нас, мучается не меньше нашего — от раскаяния, но гордыня не позволяет ему попросить прощения. Упредим же его, поможем ему, попросим прощения сами — и лед отчуждения растает. Вот и Прощеное воскресение близко — да не будет такого, чтобы оно прошло для нас даром!

Очень уважаю отца Михаила Петропавловского и ценю его мнение, но искусство прощение — слишком сложное для меня искусство, и потому я не упускаю случая поучиться ему у всякого, кто может научить. Вот такая беседа вышла у меня с молодым клириком храма Воскресения Христова у Варшавского вокзала отцом Георгием Пименовым накануне очередного Прощённого воскресенья.