А. Спасский - Лекции по истории западно–европейского Средневековья Страница 29

«Когда, — пишет Григорий, — король Хлодвиг пребывал в Париже, он тайно послал вестника к сыну Сигиберта (т. е. короля рипуарских франков), говоря: вот отец твой стар и хромает на больную ногу. Если бы он умер, то его королевство справедливо перешло бы к тебе вместе с нашей дружбой. Обольщенный жадностью, тот задумал убить отца… В полдень, когда (король Сигиберт) отдыхал в палате, сын подсылает к нему убийц, чтобы после его убийства получить королевство. И (затем) отправляет вестников к Хлодвигу, извещая его о гибели отца и говоря: отец мой умер, и я владею сокровищем и царством; пришли ко мне твоих, и я охотно передам им то из сокровищ, что понравится тебе. Когда явились послы Хлодвига и он показывал им ящик с сокровищами, то послы сказали: запусти твою руку до самого дна, чтобы мы видели, сколько здесь сокровищ. Когда он сделал это и сильно наклонился, один из послов, подняв руку, рассек ему череп двуострой секирой».

Вот еще подобный же рассказ Григория: «Был тогда король Рагнахар, а у Хлодвига были золотые браслеты и пояса, собственно медные, но позолоченные так, что походили на золото. Эти украшения он раздал людям (Рагнахара) и приглашал их восстать на него… (Рагнахар) был схвачен и со связанными на спине руками вместе с братом своим приведен к Хлодвигу. Хлодвиг сказал ему:"Зачем унижаешь род наш, позволяя себя вязать? Лучше тебе умереть (чем допускать это)", и, подняв секиру, разрубил ему голову. Обращаясь же к брату его, сказал:"Если бы ты помогал брату, то, конечно, он не был бы связан", и также убил его ударом секиры. После их смерти предатели узнали, что они получили от короля поддельное золото. Но когда они сказали о том Хлодвигу, он, говорят, отвечал: вы должны быть довольны тем, что остались в живых и не заплатили мучениями за выдачу своих властителей… Убив многих королей и близких родственников, Хлодвиг распространил свое королевство по всей Галлии. Однажды, собрав воинов, он говорил о родственниках:"Горе мне, я остался как странник между чужими; нет у меня родственников, которые бы помогли мне". Но это он говорил, — добавляет Григорий, — не плачась о их смерти, а из хитрости, чтобы узнать, не уцелел ли кто из родственников живой и убить его».

Таковы рассказы Григория Турского о происхождении единовластия Хлодвига. Из них видно, что Григорий хорошо был осведомлен о тайных пружинах, вызвавших погибель всех франкских королей, кроме домаХлодвига; спрашивается, как же смотрел епископ Турский на эти подвиги восхваляемого им короля? Григорий, как и все галло–римское население, нимало не соблазнялся варварством Хлодвига: они одобряли все его поступки. Вот общее суждение Григория, произнесенное вслед за изложением указанных событий. «Каждый день, — говорит Григорий, — Бог низвергал к стопам короля его врагов и расширял королевство, ибо Клодовей ходил с сердцем правым пред Господом и поступал так, как приятно было в Его (Бога) очах». Таково было понятие о нравственности и покровительстве Божием в то варварское время!

Благодаря этой кровожадной хитрости Хлодвиг остался действительно один между всеми франкскими королями, и весь род, из которого они избирались, погиб, за исключением его прямого потомства. Хлодвиг достиг своей цели: он упрочил королевскую власть в своем потомстве. Во всей последующей истории мы не находим никого, кто бы вел свое происхождение от побочной линии его дома. В 511 г. Хлодвиг умер в Париже и был погребен в построенной им базилике 12–ти апостолов, где впоследствии сооружена была церковь св. Женевьевы, переименованная в прошлом столетии в Пантеон, т. е. храм великих людей. Во время первой французской революции из склепов этого храма были выкинуты останки всех французских королей, и в том числе и Хлодвига, которого французы несправедливо считали основателем своего королевства.

Хлодвиг положил начало политическому и религиозному объединению германского варварства и наследия римского, он на развалинах Империи создал государство, поглотившее ряд других варварских же государств и превосходившее по своим силам те из последних, какие еще сохраняли независимость, как, например, вестготская Испания или остготская Италия. Но тридцатилетнего его правления, конечно, было недостаточно для того, чтобы соединенные в его государстве разнородные начала могли слиться между собой в одно неразрывное целое, чтобы основанное им политическое и религиозное единство успело проникнуть в жизнь и смогло заправлять ею. Задачу способствовать утверждению этого единства должны были выполнить его преемники, которые, по–видимому, тем легче могли осуществить ее, что им приходилось идти по пути уже указанному и действовать в направлениях уже намеченных. Им оставалось, так сказать, только хорошо разыграть роль, разученную ранее, роль подражательную и второстепенную, но и эта роль оказалась не по плечу дальнейшим представителям Меровингской династии. История Меровингской династии после Хлодвига есть история падения королевской власти и могущества франкского государства, продолжавшегося до тех пор, пока франки не заменили бессильных Меровингов новой династией. Причиной этого регресса служили шаткость политических понятий того времени и личная неспособность потомков Хлодвига к правительственной деятельности.

а) Для германца, даже для потомка Хлодвига, пока еще не существовало государства в его настоящем значении; для них оно было. частным, личным имением того или другого лица, называемого королем, и как таковое оно должно было передаваться в качестве простого наследства в королевском роде по существующим обычаям. Когда умер Хлодвиг, для оставшихся после него четырех сыновей даже и не существовало вопроса о том, кому теперь достанется власть над землями, соединенными их отцом; такой вопрос, действительно, и не был поднят. Сыновья Хлодвига просто поделили королевство между собой на основании старого обычного права, поделили полюбовно, точно так же, как поделили сокровища и одежду покойного. Галло–римское свободное население, города и области Галлии явились как бы придачей, естественным дополнением к королевскому имению. Что же касается франков, то об их дележе не могло быть и речи; по смерти Хлодвига они вновь получили возможность свободного выбора между королями, хотя большей частью предпочитали того, на землях которого находились их собственные поместья. Политическое единство, созданное Хлодвигом, разом, таким образом, рушилось, и значение королевской власти, раздробившейся в нескольких руках, понизилось. Этому понижению способствовали и сами короли Меровингского дома: преемники Хлодвига наследовали от него лишь одни порочные качества, не имея ни одного из его достоинств, и их история стала почти непрерывным рядом злодейств, междоусобий, мятежа и разврата. Один историк замечает об этой эпохе, что природа как бы намеренно задалась целью показать в лице Меровингов, до какой колоссальности может дойти иногда человеческая порочность. И достаточно припомнить эпизоды из одной только борьбы известных Брунегильды и Фредегонды, чтобы при суждении об этом замечании воздержаться от упрека в преувеличении. Правда, выродившиеся Меровинги продолжали еще долго называться королями, но влачили жалкое существование, становясь с каждым поколением все ничтожнее; известно, что последние из них были прозваны «ленивыми» или «тунеядными» королями.

б) Другой причиной падения Меровингской династии являлось быстрое развитие могущественной германской аристократии, постепенно захватывавшей в свои руки королевскую власть. По переходе на римские земли многие из германской дружины, приближенные к королю и называвшиеся антрустионами, получили помимо земельных участков, доставшихся им по жребию наравне со всеми прочими франками, еще большие земельные подарки от короля и вследствие этого сделались владетелями обширных земель. Так как в германских понятиях право власти соединялось с обладанием землей и обусловливалось им, т. е. кто больше имел земли, тот на большую власть и мог рассчитывать, то одно уже образование крупной земельной аристократии заключало в себе элемент, опасный для существующей королевской династии. Но при Хлодвиге, единственном короле франков, эта опасность не давала себя чувствовать, потому что франк, не желавший подчиняться и служить Хлодвигу, должен был уходить за пределы образованного им государства, т. е. покинуть имущество и возвратиться опять в Германию. Когда же после смерти Хлодвига во франкском государстве оказались четыре и вообще несколько королей, то франкаристократ, не желавший служить у одного короля, мог переходить к другому, и т. д., и таким образом фактически оставался независимым как от того, так и от другого. Эту независимость ясно высказывал один из них, герцогМундерих: «Какие обязанности, — говорил он, — могут быть у меня относительно короля Теодориха? Я могу быть королем точно так же, как и он. Я соберу народ и получу от него клятву в верности. Пусть Теодорих знает, что я такой же король, как и он». Новая германская аристократия, еще не забывшая старых германских преданий, с особенным неудовольствием смотрела на попытки Меровингских королей применить и к франкам ту полноту власти, какой они пользовались в отношении; К староримскому населению. Всякая подобная попытка казалась им нарушением их привилений и привычек, а эти привычки ежегодно обновлялись новым притоком германских племен, приносивших с собой варварские понятия во всей их свежести. Скоро к недовольным аристократам присоединилось и духовенство: духовенство в меровингском государстве представляло из себя такую же и еще, пожалуй, более могущественную земельную аристократию, как и франкские вельможи, и ни в чем не отличалось от последних. Союз, заключенный Западной церковью с варварами, куплен был дорогой ценой понижения умственного и нравственного уровня ее представителей. В меровингский период мы встречаем епископов, едва умеющих читать, видим лиц, получивших кафедру происками и подкупом и отличающихся жестокостью, пьянством и распутством. Один, например, заключает живым в гроб одного священника, другой падает у алтаря во время обедни мертвецки пьяным, третий участвует в битвах и предается разгулу и насилиям. И они не думали маскироваться; они не боялись осуждения, потому что находили сочувствие и оправдание себе в грубом обществе того времени. Один епископ откровенно выражался: «Неужели я должен отказываться от мести только потому, что я священник?» — Богатство Духовенства давно уже обращало на себя внимание королей. Это были те же франкские вельможи, только носившие духовное звание. Еще Хлодвиг, благодетельствовавший особенно базилике Св–Мартина, воскликнул при одном случае: «Хорош помощник св. Мартин, да дорого берет». А один из его преемников, не отличавшийся притом особой проницательностью, часто жаловался окружающим на духовенство в таких словах: «Наша казна беднеет, достояние наше отходит к Церкви, истинно царствуют в городах священники». Последний из Меровингов, еще сохранявших самостоятельность, Дагоберт, решился отобрать от духовенства значительную часть их имений; он это исполнил, но зато вызвал ненависть к себе духовенства и оттолкнул от Меровингской династии последнюю ее опору. Епископы и аббаты теперь соединились со светскими вельможами против королей, рядом с королем они поставили майордомов, которые при помощи их захватили в свои руки всю действительную власть, а потом основали новую королевскую династию, сменившую ленивых Меровингов.