Софроний Сахаров - О молитве. Сборник статей Страница 29

«Господи, Иисусе Христе, Спасителю наш, помилуй нас и мир Твой».

Бог никогда не насилует волю человека; но и Его невозможно силою заставить сделать что бы то ни было. В молитве нашей мы стремимся предстать в единстве и целостности нашего существа; прежде всего в соединении ума с сердцем. Чтобы достигнуть сего блаженного соединения двух наиглавнейших сил нашей личности — мы не прибегаем ни к каким искусственным средствам (психотехнике); в начале мы приучаем ум вниманием стоять в молитве, как нас учат отцы; то есть внимательно произносить Имя Иисуса Христа и прочие слова молитвы. Сосредоточенное призывание Имени Божия с повседневным усилием жить согласно заповедям Евангелия приводят к тому, что и ум, и сердце естественно сливаются в едином действии.

В подвиге нашем мы никогда не должны спешить. Необходимо отбросить идею: сделать максимум в минимальный срок. Опыт веков показал, что достигнутое путем психотехники соединение не удерживается надолго; и что важнее — не соединяет дух наш с Духом Бога Живого. Пред нами стоит вопрос вечного спасения в глубоком смысле. Для этого все наше естество должно переродиться: из плотского сделаться духовным. И когда Господь находит нас способными воспринять Его благодать, тогда не медлит Он придти в ответ на наше смиренное призывание. Его пришествие иногда бывает настолько всепоглощающим, что и сердце, и ум всецело заняты только Им; сей видимый мир уступает место реальности иного порядка, высшего. Ум перестает мыслить дискурсивно: он весь становится вниманием. Сердце же приходит в трудноописуемое состояние: оно полно страха, но благоговейного, животворящего. Дыхание при этом бывает сдержанным: Бог зрится и внутри, и вне. Он все наполняет, и весь человек: дух-ум, сердце-чувство, и даже тело слитно живут только Богом.

«Господи, Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас и мир Твой».

Я дерзнул говорить о том, что монах обычно хранит внутри, как драгоценную тайну, из страха, что «Иисус уклонится от толпы» (ср.: Ин. 5:13). Когда я жил еще в монастыре, мне было дано сие, но с большей силой по выходе моем на пустыню. Там, в уединении, я испытывал присутствие Бога Живого до забвения о мире. Невозможно адекватно описывать опыт Божиих посещений. Они не повторяются все в той же форме, но едва ли не каждый раз привходит нечто новое, и иная последовательность.

Помню, как призывание Имени Иисуса Христа слилось с пришествием (невидимым) Его Самого; и с того момента сие Чудное Имя, да и другие Имена Божии, значительно более прежнего являются для меня каналами единения с Ним. В то время я был уже иереем. Совершение Божественной литургии также приняло иной характер: это был не только акт благочестивой, чистой от колебаний веры, но ощущение всем моим существом ФАКТА присутствия Бога, совершающего Таинство. Тогда ощутил я глубоко смысл и реальность, заключенные в словах Василия Великого: «Ты даровал нам небесных тайн откровение» (см.: Литургия свт. Василия Великого. Молитва приношения). Да, Господь и нам, последним из всех людей, открывает тайну священнодействия.

Много после сего приходило умных постижений действенности литургического служения, но не знаю, найду ли я слова для выражения пережитого мною? Литургия, как Божественный акт, воспринимается всем существом: нет вопросов — КАК это возможно? Пред иереем это очевидность бытийного факта. «Приимите — это есть Тело Мое… Пийте — это есть Кровь Моя». И раньше я причащался не без веры, не без любви, но с менее ярким сознанием происходящего. Чрез призывание Имени Иисуса Христа был дан мне опыт блаженного, но и вместе страшного присутствия Вечного Бога. Конечно, это не значит, что такая последовательность обязательна для всех.

С первых слов литургии: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа» — приходит милостивый ответ Бога. Не всегда с одинаковой интенсивностью. Литургический канон требует особенно ответственного внимания; наивысшим же является момент эпиклезиса. Иерей, и с ним все присутствующие в храме, обращаются к Богу-Отцу с прошением — ниспослать Духа Святого. И Сей приходит и совершает то, о чем была молитва.

Чрез литургический акт я научился созерцать жизнь Христа-Человека. Прежде, чем сказать апостолам: «Приимите — сие есть Тело Мое» (Мк. 16:22), Он втайне молился Отцу. Он не сказал этих страшных слов как Вседержитель, но как Сын человеческий, научая нас не сотворить ни единого внутреннего движения, носящего характер «самообожения». Я положил это разумение в основание моей жизни во Христе: я молюсь Отцу как тварь; я жду спасения только как дара любви Свыше; усыновления ищу не иначе, как чрез Христа; освящения и просвещения только чрез Духа Святого. Все сии Три — Отец, Сын и Дух Святой в моем глубоком сознании — Единая Жизнь, Единое Царство, Единый Свет, Единая Любовь. В Каждом из Них абсолютная полнота Божества. Они разделяются во мне нераздельно. Они сливаются во мне неслиянно. Это — вечный факт Божеского Бытия, печать которого жажду воспринять при сознании моего полного недостоинства. Я не пытаюсь объяснять Святое Триединство чрез логическую абстракцию. Я благоговейно живу эту великую Тайну, чрез откровение которой мне дан ответ на все мои вопросы.

Наше рождение и затем рост на земле есть не что иное, как творческий процесс, в течение которого мы усваиваем бытие в доступной нам мере, в надежде, что не завершенное здесь познание будет восполнено до совершенства за пределами этой формы нашего существования. Когда в нашем духовном видении сливаются все пережитые нами опыты — как в едином центре нашей персоны; когда и мрачный ад, и Нетварный Свет соединяются в нашем духе как познанные нами реальности, тогда мы начинаем понимать значение Имени Иисус — т. е. Спаситель. Он, Свет безначальный, «истощил Себя до рабьего зрака» (см.: Флп. 2:7), до сошествия во ад, чтобы изъять оттуда Адама. И мы ныне зовем Его в молитве:

«Иисусе, Сыне Бога Живого, Спасе наш, помилуй нас и мир Твой».

Имя Божие, открытое людям, служило связью между Богом и нами. Именем Божиим, лучше сказать — Именами Божьими совершаются в Церкви все таинства. Во Имя Божие должно твориться всякое дело. Чрез призывание Имени Всевышнего — Его присутствие становится живым, постоянно ощущаемым: сердце мирно, когда дело наше по воле Господа, и в каждом случае уклонения в какую-либо сторону от правды оно же испытывает некоторое «стеснение»; таким образом, через молитву совершается неусыпный внутренний контроль над каждым движением нашего духа; ни одна мысль, никакое слово не избегает сего. Это следствие непрестанной молитвы позволяет свести грехи наши до возможного минимума.

«Господи, Иисусе Христе, Сыне и Слове Бога Живого, помилуй нас».

«Сподоби, Господи, в день сей без греха сохранитися нам». Так молимся мы по утрам. Но только тонкое присутствие Духа Божия в нас дает возможность пребывать в действенном внутреннем трезвении духа нашего. Никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым (1 Кор. 12:3). Снова убеждаемся, что чрез умное призывание Имени Господня спасаемся мы от погрешностей в делах и словах наших: «Господи Иисусе, Ты Свет, пришедый спасти мир, просвети умные очи сердца моего, да буду достоин без преткновений, как при свете дня, совершать путь мой пред Лицом Твоим» (ср.: Ин. 11:9–10).

Чтобы делание молитвы приводило к тем результатам, о которых с таким восторгом говорят наши отцы и учители, необходимо следовать их учению. Первое условие — вера во Христа как Бога-Спасителя; второе — сознание себя погибающим грешником. Это сознание может достигать такой глубины, что человек ощущает себя худшим всех других; и это ему предстает как очевидность, не в силу внешне соделанных актов, но как увидение своей удаленности от Бога и себя — как потенциального носителя всякого зла.

Чем больше смиряемся мы в болезненном покаянии, тем быстрее молитва наша достигает Бога. Когда же мы теряем смирение, тогда никакие подвиги не помогают нам. Действие в нас гордости, осуждения братьев, превозношение и неприязнь к ближним — далеко отбрасывают нас от Господа.

К Богу мы приходим, как последние грешники. Мы искренне осуждаем себя во всем. Мы ничего не воображаем, ничего не ищем, кроме прощения и помилования. Таково наше постоянное внутреннее состояние. Мы умоляем Самого же Бога помогать нам не оскорблять нашими гнусными страстями Духа Святого; не причинить никакого вреда брату нашему (всякому человеку). Мы осуждаем себя, как недостойных Бога, на адские муки. Мы не ждем никаких особых дарований Свыше, но лишь стремимся всеми силами постигнуть истинный смысл заповедей Христа и жить согласно с ними. Мы взываем:

«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас и мир Твой».

И Бог слышит нас, и приходит к нам спасение. И будет: всякий, кто призовет имя Господне (в подобном расположении духа), спасется (Иоил. 2:32).