Фома Аквинский - Сумма теологии. Том I Страница 3

Этому противоречит сказанное [в Писании]: «В этом[9] мудрость ваша и разум ваш пред глазами народов» (Вт 4:6).

Отвечаю: это учение суть мудрость, превосходящая все человеческие мудрствования вместе взятые, причем не в том или ином смысле, но абсолютно во всех. В самом деле, мудрому, в числе прочего, надлежит исследовать [вещи] и выносить суждения, а так как низшие вещи устанавливаются в свете высших [себе] причин, то мудрым в чем-либо [по праву] считается тот, кто умеет увидеть в каждом деле высшие причины[10]; так, мудрым в строительном деле (архитектором) зовется тот, кто проектирует здания, каменщиков же и плотников мы называем ремесленниками: «Я, как мудрый строитель, положил основание» (1 Кор. 3:10). Затем, когда говорят о самой человеческой жизни, мудрым называют и человека благоразумного, если он сообразует свои поступки с конечной целью: «Человеку разумному свойственна мудрость» (Прит. 10:23). Поэтому если кто умозрит наивысочайшую из всех причин, Бога, тот более всех достоин имени мудрого. И Августин не напрасно определил мудрость как знание божественных вещей[11]. Но священное учение преимущественно и трактует о Боге, видя в Нем высочайшую причину; к тому же [познает Бога] не только так, как познают Его философы, – через Его творения, «ибо что можно знать о Боге, явно для них, потому что Бог явил им» (Рим. 1:19), – но и так, как Он знает Себя и [это знание] сообщает другим. Потому-то именно священное учение и есть наипервейшая мудрость.

Ответ на возражение 1. Священное учение черпает свои положения не из каких-либо человеческих знаний, но из знания божественного, которое, как высшая мудрость, предопределяет и все наши познания.

Ответ на возражение 2. Положения прочих наук или самоочевидны и не подлежат доказательству, или же устанавливаются естественным разумом при посредстве какой-либо иной науки. Но сама способность к научному познанию исходит не из естественного разума, а ниспосылается через откровение. Потому-то и основоположения других наук нуждаются не столько в доказательствах, сколько в [согласном] установлении. Все же, изысканное в других науках, что входит в противоречие хотя бы с одной истиной этой [священной] науки, должно быть признано ложным: «Ниспровергаем замыслы и всякое превозношение, восстающее против познания Божия» (2 Кор. 10:4, 5).

Ответ на возражение 3. Поскольку искусство рассуждения относится к мудрости, то удвоение этого искусства удваивает и мудрость. С одной стороны, человек может рассуждать благодаря [природной к этому] склонности; так, иному дано выносить верные суждения о тех добродетелях, к коим сам он имеет [природную] расположенность. Добродетельнейшие же, как читаем в Священном Писании, те, кому дано измерять и взвешивать людские деяния. С другой стороны, [человек может рассуждать] благодаря знаниям; так, обученный науке этике может судить о добродетелях, сам оными добродетелями не обладая. Первый способ рассуждения о божественных вещах относится к мудрости, которая перечислена среди даров Духа Господня: «Духовный судит обо всем» (1 Кор. 2:15). И Дионисий [Ареопагит] сказал: «Иерофей говорил не по мере обученности, но от переживания божественного»[12]. Второй способ рассуждения основывается на этой доктрине, постигаемой посредством обучения, хотя ее основоположения и получены через откровение.

Раздел 7. Является ли Бог объектом этой науки?

С седьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что Бог не является объектом этой науки. Ибо любой науке [должна быть] известна природа ее объекта. Но этой науке не может быть известна сущность Бога, на что указывал еще [Иоанн] Дамаскин: «Сказать о Боге, что Он есть по существу, невозможно»[13]. Отсюда ясно, что Бог не может быть объектом данной науки.

Возражение 2. Кроме того, любые выводы, полученные какой бы то ни было наукой, должны относиться к объекту этой науки. Но из Святого Писания мы черпаем знания не только о Боге, но и о многом другом, например, о творениях и о человеческой этике. Поэтому ясно, что Бог не является объектом этой науки.

Этому противоречит следующее: объектом науки является то, о чем трактуют ее основоположения. Основоположения этой науки трактуют о Боге: она потому и зовется теологией, что учит о Боге. Следовательно, объектом этой науки является Бог.

Отвечаю: объектом этой науки является Бог. Наука соотносится со своим объектом так же, как способность или навык со своим. Справедливо сказать, что способность или навык относится к своему объекту с той же точки зрения, что и ко всем прочим вещам, относящимся к оной способности или навыку; так, человек и камень, будучи [вещами] окрашенными, суть объекты зрительной способности. Таким же образом и [все] окрашенные вещи суть объекты зрительной способности. Но священная наука трактует обо всем с точки зрения Бога: или потому, что оно и есть Бог, или потому, что оно соотносится с Богом как со своей причиной и целью.

Значит, истинным объектом этой науки является Бог. Это также очевидно явствует и из основоположений данной науки, в частности, из положений веры, ибо вера есть [вера] в Бога. Но как основоположения, так и вся наука в целом [необходимо] относятся к одному и тому же объекту, поскольку вся наука фактически зиждется на своих основоположениях. Иные же, видя, о чем учит эта наука, но не понимая, с точки зрения чего она об этом учит, полагают, что ее объектом является не Бог, а что-то другое: или вещи и знамения, или откровения, или все, что связано с Христом, как с ним Самим, так и с членами [Церкви Христовой]. Действительно, обо всем этом трактуется в этой науке, но лишь постольку поскольку оно относится к Богу

Ответ на возражение 1. В самом деле, мы не можем знать сущности Бога; но в этой науке мы исходим из следствий Его [сущности], [явленных] как в природе, так и в благодати, проводя дефиниции, на основании которых в данной науке и говорится о Боге; ведь и в философских науках мы часто судим о причине на основании ее следствий, рассматривая следствие как одну из дефиниций причины.

Ответ на возражение 2. Любые выводы, установленные этой священной наукой, относятся к Богу, причем не как части, виды или акциденции, но как тем или иным образом связанные непосредственно с Ним.

Раздел 8. Может ли данное учение быть доказательным?

С восьмым [положением дело] обстоит следующим образом.

Возражение 1. Кажется, что это учение не может быть доказательным. Ведь и Амвросий [Медиоланский] сказал: «Оставьте доказательства, когда взыскуете веры»[14]. Но главное в этом учении – это взыскание веры: «Сие же написано, дабы вы уверовали» (Ин. 20:31). Отсюда понятно, что священное учение не может быть доказательным.

Возражение 2. Кроме того, если оно – предмет доказательства, то при [его] обсуждении можно опираться либо на авторитет, либо на разум. Если на авторитет, то это – ниже его достоинства, ибо доказательство со ссылкой на авторитет – слабейшее из доказательств. Если же на разум, то это – недостойно его цели, ибо еще Григорий [Великий] сказал: «Недостойны веры те вещи, которые даны на опыте человеческому разуму»[15]. Поэтому ясно, что священное учение не может быть доказательным.

Этому противоречит следующее: в Писании сказано, что епископу надлежит держаться «истинного слова, согласного с учением, чтоб он был силен и наставлять в здравом учении, и противящихся обличать» (Тит 1:9).

Отвечаю: как прочие науки не доказывают свои основоположения, но [напротив] опираются на свои основоположения при доказательстве других своих научных истин, так и это учение не доказывает свои основоположения, каковые суть положения веры, а основывает на них доказательства всего остального; так, апостол [Павел] выдвигал воскресение Христа в качестве аргумента в пользу всеобщего воскрешения (1 Кор. 15). Однако, как утверждают философские науки, да это очевидно и разуму, низшие науки ни основоположений своих не доказывают, ни даже в спор не вступают с теми, которые эти основоположения отрицают, но предоставляют все это высшей [себе] науке; высшая же из всех, метафизика, вступает в спор с отрицающим ее основоположения только в том случае, если тот готов пойти на уступки, а если он отказывается уступать, она вправе отказаться от спора, хотя бы и могла опровергнуть возражения. Подобным образом и Священное Писание, не имея высшей себе науки, может спорить с отрицающим ее основоположения только тогда, когда противник готов признать некоторые из истин, преподанных через откровение; так, мы вступаем в спор с еретиками, опираясь на тексты Святого Писания, и с теми, кто отвергает какое-либо из положений веры, ссылаясь на прочие. Если же наш противник вообще не верит в божественное откровение, тогда нет никакого смысла в разумных доказательствах положений веры; остается лишь отвечать на его возражения, если таковые у него имеются., против веры. Поскольку же вера покоится на непреложных истинах, и поскольку невозможно доказать опровержение истины, то ясно, что ни один из аргументов, выдвинутых в опровержение веры, не может быть доказан; на все же затруднения всегда можно найти ответ.