Сергей Фудель - Путь отцов Страница 3

Христианство не только в истории, но и в душе человека есть явление ему Христа. История мира повторяется в душе. Это явление совершается по мере исполнения заповедей, по мере подвига человека. Но почему произошло или что предопределило явление Христа не исполнявшим заповеди мытарям и блудницам, мучителю Савлу или разбойнику на кресте? Почему толпы грешников пошли за Ним и, уже пойдя за Ним, стали исполнять заповеди? Жена Самарянка имела шесть мужей, прежде чем бросилась возвещать о Нем своему городу. Толчок в ее душе был такой, что она оставила свой водонос. Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию (Мф. 9, 13). «Многоцветное миро блудница смеси со слезами, и излия на пречистеи нози Твои, облобызающи…» — поется на стихирах Великой Среды. Так было, так бывает и сейчас. Прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много (Лук. 7, 47).

Совершенная любовь, стоящая на вершине восхождения человеческого, основанием своим имеет тоже любовь — веру. От первоначальной и малой любви человек начинает восхождение к любви совершенной.

Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди (Иоан. 14, 15). Соблюдение заповедей здесь поставлено следствием, а не причиной любви.

«Возлюбивший Бога, — говорит пр. авва Исаия, — возгоревшийся желанием, чтобы Бог устроил в нем жилище Себе… да заботится о том, чтобы сохранять заповеди Иисуса, чтоб проводить жизнь ради Иисуса» (От. 256).

Но: Если заповеди Мои соблюдете, пребудете в любви Моей (Иоан. 15, 10). Соблюдение заповедей поставлено тут условием пребывания и роста в человеке любви.

Первоначальное движение любви–веры — этот первый толчок в душе у города, «называемого Сихарь» (Иоан. 4, 5) — направляет человека на путь исполнения заповедей, а совершенное их исполнение возводит к любви совершенной.

«Началом же спасения и царствия небеснаго бывает для души любовь» (преп. Антоний Великий, Д I, 90). «Укажу вам дело, — говорит он же, — которое одно делает человека твердым в добре, и блюдет его таким от начала до конца, именно: любите Бога всею душою вашею, всем сердцем вашим и всем умом вашим, и ему Единому работайте. Тогда Бог даст вам силу великую и радость и все дела Божии станут для вас сладки, как мед, все труды телесные, умныя занятия и бдения, и все вообще иго Божие будет для вас легко и сладко. По любви, впрочем, Своей к людям, Господь посылает иногда на них противности, чтоб не величались, но пребывали в подвиге; и они испытывают вместо мужества — отяжеление и расслабление; вместо радости — печаль, вместо покоя и тишины — волнование; вместо сладости — горечь; многое и другое подобное бывает с любящими Господа. Но борясь с этим и препобеждая, они более и более становятся крепкими. Когда же наконец совсем все это преодолеют они, тогда во всем начнет быть с ними Дух Святый…» (преп. Антоний Великий, Д I, 49–50) — в совершенной любви.

«Желающий возненавидеть мир, — пишет преп. Симеон Новый Богослов (только еще «желающий», т. е. начинающий подвиг), — из глубины души должен возлюбить Бога, и память о Нем стяжать непрестанную, ибо ничто другое, как сие, не побуждает с радостию оставить все…» (Д 5, 9).

«Внутренний наш человек каждодневно обновляется вкушением любви, в полноту же возраста приходит только вместе с полным совершенством любви» (блаж. Диадох).

«Любовь (к Богу), — говорит о совершенной любви св. Исаак Сирин, — от молитвы (совершенной), а молитва — от пребывания в отшельничестве… Отшельничество предваряется отречением от мира… Ненависть к миру (страстей предваряется) — страхом Божиим и вожделением Бога…» (От. 249).

Вожделение Бога или начало любви к Нему, и страх Его, т. е. вера в Него, а не одна вера вне любви, лежат, по учению Отцов, в основании восхождения через подвиг к совершенной любви и совершенной вере. Броня веры и любви (1 Фесал. 5, 8) есть неразрывная одежда подвижника.

Послушай, что говорит Апостол Павел: Ныне же пребывают вера, надежда, любы, три сия: больши же сих любы (1 Кор. 13, 13). Итак, поелику вера сочетана с надеждой, а надежда сопутствует любви — то явно, что кто не имеет любви, не имеет надежды — а кто не имеет надежды, не имеет и веры… Кто не может любить Бога, тот, конечно, не может и веровать в Него» (преп. Симеон Новый Богослов. СБ — сл. 63).

«Где нет любви, там нет веры. Вера без любви не бывает» (свт. Тихон Задонский. Т — 100). «Вера есть высочайшее благо, когда она проистекает из сердца, пламенеющего любовью» (св. Иоанн Златоуст. ЗЛ — 110).

«Любовь есть источник веры» (свт. Иоанн Лествичник. Д 5–440).

Вот почему Апостол сказал не только то, что вера действует любовью (Гал. 5, 6), но и то, что любовь… всему верит (1 Кор. 13). Путь к Богу есть постепенное возрастание в благодати Божией, верящей любви и любящей веру.

«Верою и любовию приступим» — поем мы из Литургии Преждеосвященных Даров, — «да причастницы Жизни вечныя будем».

«Вера (есть) начало любви» (авва Евагрий. Д I — 608). Их неразрывность в учении Отцов — залог истинности и любви, и веры. Именно при этом сочетании, о котором учат Отцы, конкретность любви не перейдет в отвлеченность альтруизма, а вера не сделается бессильной и ненужной словесностью. Только неся в себе начало любви, вера пускает в землю сердца живые и могучие корни и только в сердце, верящем в Источник любви, может быть создан для любви надежный дом. «Невозможно, чтоб в душе человека обреталась любовь Божия, когда нет в ней веры и упования» (преп. Симеон Новый Богослов. СБ II, 112).

«Любящий Бога и верует искренно, и дела веры совершает преподобно. Верующий же только, а не пребывающий в любви и самой той веры, которую кажется имеющим, не имеет… только вера любовию действующая (Гал. 5, 6) есть великая главизна добродетелей» (блаж. Диадох Д III, 17). Начало истинной веры есть одновременно начало любви, и только в их взаимодейственном единстве обетование истинности подвига и его восхождения к их совершенству.

У свт. Иоанна Златоуста есть такие слова: «Из всех зол человеческих один грех есть действительное зло, а не бедность, не болезнь, не обида, не злословие, не бесчестие и даже не смерть» (ЖМП, 1957, №4). Почему это так? Любовь есть забвение себя для другого. «Христос весь есть не для себя» (свт. Феофан Затвопник Ф II — 192.). Он для людей «забыл себя» — смирил Себя даже до смерти (Флп. II, 8). Грех, наоборот, есть «незабвение» себя, память о себе вместо памяти Божией: самолюбие, самомнение, самоуслаждение. В основе и во всей ткани греха — самоутверждение. «Все страсти исходят из самоугодия, самости, самолюбия, и на них держатся» (свт. Феофан Затворник, Ф II — 192). Поэтому грех есть единственная помеха любви, противоборство делу Христову на земле, Его забвению Себя в любви даже до смерти.

Между Им и нами — одна преграда: наши страсти» (Преп. Исайя). «Берегись матери зол, самолюбия…» (Преп. Максим Исповедник, Д III, 188). «Кто себя любит — говорит блаженный Диадох, — тот Бога любить не может; а кто себя не любит по причине преизобильного богатства любви Божией, тот толькл воистину и Бога любит. таковый никогда уже не ищет славы своей, но всегда — одной славы Божией… Душе боголюбивой, чувства Божия исполненной, свойственно, в исполнении всех творимых ею заповедей, искать единой славыБожией, относительно же себя — услаждаться смирением. Ибо Богу, ради величия Его, подобает слава, а человеку — смирение, чтоб чрез него соделываться нам своими Богу: что если хотим творить и мы, то, по примеру св. Иоанна

Крестителя, радуясь о славе Господа, станем непрестанно говорить: Оному подобает расти,а нам малитися (Ин. III, 30)» (блаж. Диадох, Д III, 13). Если любовь есть забвение себя, то забыть себя может только смирение. Поэтому, чем более возрастает в человеке любовь к Богу,то тем более излучает она из себя смирение перед Ним, как огонь теплоту Вот почему отцы говорят о «вожделении смирения» так же, как они говорят о «вожделении любви».

«В великом вожделении смирения… (человек) не понимает своего достоинства», — говорит блаж. Диадох (Д III, 13). Вне смирения нет любви. Любовь к Богу сливается со смирением перед Ним, и оба этих чувства делаются чувством единым, благодатным, а потому непостижимым.

«Никто не может выразить словами, что такое смирение, — говорит авва Дорофей, — и как оно рождается в душе… Душа, когда смиряется, приносит плод, и чем более приносит плода, тем более смиряется. Оттого святые, чем более приближаются к Богу, тем более видят себя грешными… Смирение привлекает на душу благодать Божию» (Д II 605–606).

Любовь к Богу ставит человека на какое–то самое счастливое и в то же время самое последнее место. Вот почему Отцы, раскрывая нам богатство понятия веры, говорили, что «вера есть смирение» (авва Иоанн–пророк, В — 395). «Вера, — говорил Пимен Великий, — заключается в том, чтобы пребывать в смирении и творить милостыню» (От. — 327) (т. е. любовь).