Дитрих Бонхеффер - Следуя Христу Страница 3

— в благодати другую жизнь, чем во грехе! И не неистовствуй против благодати, позоря огромную, даровую благодать и возводя новый догматизм, пытаясь смиренно жить по заповедям Иисуса Христа! Мир оправдан благодатью, поэтому — ради серьезности этой благодати! Чтобы не противиться этой незаменимой благодати! — да живет христианин наподобие остального мира! Конечно, ему хочется совершить подвиг, и тяжелейшее, несомненно, отречение для него — не делать этого, не то ведь пришлось бы жить по-мирски. Но он должен совершать отречение, самоотречение, чтобы не разделять себя с миром и его жизнью. Тем более он должен позволить благодати быть благодатью, что он не разрушает мира верой в эту даровую благодать. Однако христианин в своем мирском существовании, в этом необходимом отречении, которое он должен осуществить ради мира — нет, ради благодати! — спокойно и уверенно (securus) располагает этой

благодатью, которая все делает сама. Итак, христианину надо, мол, не следовать, но утешаться благодатью! Это даровая благодать есть оправдание греха, но не оправдание раскаявшегося грешника, который отворачивается и бежит от своего греха; и не прощение греха, которое отделяет от греха. Даровая благодать есть благодать, которую мы имеем при себе.

Даровая благодать есть проповедь прощения без покаяния, крещение без послушания, причастие без раскаяния в грехах, прошение грехов без личной исповеди. Даровая благодать есть благодать без следования, благодать без креста, благодать без живого, вочеловечившегося Иисуса Христа.

Дорогая благодать — это сокровище, скрытое в земле, ради нее человек пойдет и с радостью распродаст все, что имеет; это драгоценные жемчужины, за которые торговец отдает все свое добро; это царская власть Христа, ради которой человек вырвет себе глаз, соблазняющий его; призыв Иисуса Христа, по которому ученик, ставший апостолом, оставляет свои сети и следует за Ним.

Дорогая благодать есть Благая весть, которую нужно искать вновь и вновь, дар, о котором нужно попросить, дверь, в которую надо стучаться.

Она дорогая, поскольку зовет следовать; она благодать, поскольку зовет следовать за Иисусом Христом, она дорогая, поскольку стоит человеку жизни; она благодать, поскольку дарит ему настоящую жизнь, она дорогая, поскольку осуждает грехи; она благодать, поскольку прощает грешника. Благодать дорога прежде всего потому, что таковой установил ее Бог, поскольку Бог платил жизнью Своего Сына — «вы куплены дорогой ценой» — и для нас не может быть дешево то, что дорого Богу. Благодать она прежде всего потому, что для Бога и Сын Его не стал чересчур дорогой ценой за нашу жизнь, но Он отдал Его за нас. Дорогая благодать есть вочеловечение Бога.

Дорогая благодать есть благодать как святыня Бога, которую должно оберегать от мира, которую не следует бросать псам, она поэтому благодать как живое Слово, Слово Божие, которое Он произносит Сам, как Ему угодно. Нам она явлена как милостивый призыв следовать Христу, она пришла дарованным Словом к устрашившейся душе и разбитому сердцу. Она дорога, потому что принуждает людей к бремени Иисуса Христа, она благодать, потому что Христос говорит: «Иго Мое благо, и бремя Мое легко».

Дважды нисходил призыв к Петру: следуй за Мною! Это было первое и последнее слово Иисуса к Его апостолам (Мк 1,17; Ин 21,22). Вся Его жизнь пролегла между этими двумя призывами. В первый раз на Генисаретском озере Петр оставил ради Христа свои сети, свое дело и последовал Его слову. В последний раз встречает его Воскресший при его прежнем занятии, снова на Генисаретском озере, и снова зовет: иди за Мною! И между этим — вся апостольская жизнь в следовании Христу. Посреди нее стояло исповедание Христа как Господа. Одно и то же трижды прозвучало Петру — в начале, в конце и близ Цезарии Филипповой, а именно: что Христос есть его Господь Бог. Это та благодать Христа, которая зовёт его: иди за Мною! — и которая открывает ему веру в Сына Божьего.

Троекратно являлась благодать на пути Петра, Единая Благодать, трижды разно возвещенная; то была благодать Самого Христа, и, безусловно, не благодать, внушенная себе апостолом. Это была та самая благодать Христа, убедившая апостола бросить все ради следования, сотворившая в нем веру, которой предстояло вызвать злословие всего мира, которая позвала неверного Петра к последнему единению в мученичестве и простила ему все грехи. Благодать и следование Христу неразрывно слились в жизни Петра. Он сподобился дорогой благодати.

С распространением христианства и с обмирщением Церкви сознание дорогой благодати постепенно терялось. Мир был христианизирован, благодать превратилась во всеобщую добродетель христианского мира. И ее стало можно получить даром. Но Римская Церковь сохраняла, остатки этого сознания. Решающее значение имело то, что монашество не отделило себя от Церкви и что ум Церкви пребывал в монашестве. Здесь, у самых пределов Церкви, было пространство, в котором неустанно сохранялось сознание, что благодать дорога, что благодать включает следование Христу. Люди оставляли ради Христа все, что имели, и пытались следовать строгим заповедям Христа в повседневных упражнениях. Так монашеская жизнь стала живым протестом против обмирщения христианства, против удешевления благодати. Но в то время как Церковь перенесла этот протест и не дошла до последнего взрыва, релятивизировав его, — ей все же удалось извлечь из него даже оправдание своей обмирщенной жизни; ибо теперь монашеская жизнь стала подвижническим уделом одиночек, ни к чему не обязывая массу церковного народа. Роковое ограничение действенности заповедей Христа одной определенной, обособленной группой людей вело к различению высших и низших степеней христианского послушания. При этом удалось, все далее и далее выступая против обмирщения Церкви, указывать на возможность монашеского пути внутри Церкви, рядом с которым потом непременно оправдывалась другая возможность — легкого пути. В итоге указание на раннехристианское понимание дорогой благодати, сохраняясь в Римской Церкви благодаря монашеству, парадоксальным образом само становилось последним оправданием обмирщения Церкви. При всем этом глубочайшая ошибка монашества состояла не в том, что оно — при всех неправильных толкованиях содержания воли Христа — шло благодатным путем строгого следования Христу. Гораздо больше и существенней монашество отдаляло себя от христиан тем, что его собственный путь вел к свободному служению немногих и при этом притязал на особые заслуги.

Когда во времена Реформации Бог через Своего слугу Мартина Лютера снова напитал Евангелие чистой, дорогой благодатью, то Он провел Лютера через монастырь. Лютер был монах. Он оставил все и хотел следовать Христу в совершеннейшем послушании. Он отрекся от мира и ушел в христианские труды. Он учил послушанию Христу и Его Церкви, поскольку он знал, что только повинующийся может верить. Призыв в монастырь Лютер расценивал как полное отдание этому делу своей жизни. Лютер потерпел крушение на своем пути к Богу. Бог показал ему через Писание, что следование Христу не есть некая особая заслуга одиночек, но Божественная заповедь для всех христиан. Смиренный труд следования Христу превратился среди монашества в заслугу, в деяние святых. Самоотречение последовавших за Христом раскрывалось здесь как последнее духовное самоутверждение набожных людей. Тем самым мир ворвался прямо в монашескую жизнь и — что самое опасное — в труды. Монашеское бегство от мира оборачивалось утонченнейшей любовью к миру. В этом крушении последней возможности набожной жизни Лютер и ухватился за благодать. Он увидел во всеобщем крушении монашеского мира спасительную руку Господа Бота, протянутую во Христе. Он ухватился за нее, веруя в то, что «суетны дела наши и при наилучшей жизни» Благодать, которая даровалась ему, была дорогая благодать, она целиком раскрыла ему свое существование. Он должен был во второй раз бросить свои сети и следовать. В первый раз, когда он пошел в монастырь, он оставил все, но только не самого себя, не свое набожное Я. Теперь и это было взято у него. Он последовал не за своими заслугами, но за Божьей благодатью. Не ему было сказано: хотя ты и выздоравливаешь, но это все прощено, только оставайся и дальше там, где ты есть, и утешься прощением! Лютер должен был оставить монастырь и пойти назад в мир — не потому что мир был так уж свят и хорош, но потому что монастырь был ничем иным, как миром.

Лютеровский путь из монастыря назад, в мир, означал наиострейшее выступление, какое только было предпринято против мира со времен раннего христианства. Отказ, который давал миру монах, был детской игрой по сравнению с тем отказом, который мир получил от него в этом возвращении. И фронтальное наступление началось. Следовать Христу означает жить в самом мире. То, что трактовалось как подвиг добродетели в особых обстоятельствах, облегченных монастырской жизнью, стало необходимым и заповеданным для каждого христианина в миру. Совершенное послушание заповедям Христа должно было осуществляться в ежедневных трудах. При этом непредвиденным образом углублялся конфликт между жизнью христианина и жизнью мира. Христианин, так сказать, взялся миру за бока. И это был рукопашный бой.