Херувим (Карамбелас) Архимандрит - ИЗ УДЕЛА БОЖИЕЙ МАТЕРИ. (Ностальгические воспоминания) Страница 3

Дикеем скита в то время был отец Харлампий из келии святого Модеста.

В храме, который был весь украшен византийскими иконами, царили порядок и чистота. С глубоким волнением я поклонился мощам святой Анны и ее чудотворной иконе, шепотом поблагодарил ее за то, что она удостоила меня посетить это святое место, которое я полюбил еще до того, как увидел.

Кириакон находится приблизительно в центре скита, и отсюда можно увидеть все пятьдесят четыре скитские каливы. Сознание фиксировало увиденные картины садов, скитских калив с деревьями и источниками возле них, но больше всего меня поразили абсолютная тишина и покой. Столько людей живет в этом селении, а при этом не слышно ни звука. Никакого шума, никакого беспокойства. Покой есть лучший спутник монашеской жизни.

После кириакона мы посетили каливу братьев Карцонеев. В ней я встретил настоящее монашеское великодушие. Нас приняли с радостью и непосредственностью. Здесь жили четыре брата по плоти: иеромонахи отец Гавриил – старец келии, отец Серафим, отец Дионисий и монах Хризостом. Они попали на Гору еще в детстве. Их привел сюда их отец и посвятил Божией Матери. Старик Карцонас был одним из самых видных градоначальников Мессинии [14] – в своей фустанелле [15] и с патронташем. Благородство происхождения проступало в их чертах до конца их жизни. Все они были иконописцами, и при этом искусными иконописцами.

Когда мы уходили, они попрощались с нами с большой любовью, которая осталась для меня незабываемой. До самой своей смерти они остались верными тем обетам, которые были даны ими во время пострига. Хотя к ним приходило множество посетителей, они ни в чем не изменяли принципам святогорской жизни. Да упокоит их Бог, а с нами – да будут их молитвы.

НЕБОЛЬШОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

Наступило время отправляться в Кавсокаливу. Как я уже говорил, там мне нужно было повидать своего друга и бывшего одноклассника, подвизавшегося в каливе Иосафеев. И вот однажды в полдень я сошел к пристани Святой Анны и уже через час достиг на рейсовом катере Кавсокаливы.

Мы проплывали мимо Карули [16] и Катунак [17]. Места эти засушливы и скалисты. Здесь, – как сказали мне, – живут подвижники. Пораженный героизмом и терпением этих людей, я смотрел на проплывавший мимо меня берег, затаив дыхание. Один мой попутчик, монах, указал мне на небольшую хибарку. «Там, – сообщил он, – живет русский князь, иеромонах Парфений». От этих слов во мне что-то вдруг затрепетало. Однако я решил оставить посещение этого места на потом. В Кавсокаливе на берег вместе со мной сошли несколько монахов. Все они были готовы помочь и услужить мне. Один из них, отец Тимофей, имея возраст свыше шестидесяти лет, с искренней любовью взял у меня из рук поклажу и понес ее! Мы поднялись на возвышенность, с которой нам внезапно открылся Кавсокаливский скит, весь утопавший в зелени. Посреди скита возвышалось большое здание иконописного дома Иосафеев. За ним виднелся кириакон с его великолепной высокой колокольней. Мое воодушевление достигло предела. Я находился в Кавсокаливе!

Неспеша шли мы с отцом Тимофеем, нагруженным моей поклажей, покуда не дошли до калитки в архондарик Иосафеев. Деревья, трава, цветы, артезианский колодец и беззвучно бегущая вода украшали двор. Мы подошли к дверям и постучались. Нам открыл мой знакомый монах, который, увидев меня, застыл от изумления. Мы поблагодарили отца Тимофея за оказанную им любовь, и он, оставив поклажу, ушел.

Мы зашли в церковь. Меня поразило великолепие ее убранства. Иконостас был почти весь позолочен. Иконы, написанные в русском стиле, были настоящими произведениями искусства. Их написали великие художники Иосафеи. Все сияло. Везде был идеальный порядок и чистота.

Из храма мы пошли в архондарик. Это был настоящий архондарик [18]! Казалось, он был построен специально для князей. Только мы сели, как пришел старец каливы, отец Артемий, вместе с отцом Иоанном и отцом Георгием. С последним я был знаком еще с того времени, как мы виделись в Пиреях [19].

После обеда мы вместе с моим другом пошли поклониться в кириакон. Дикеем тогда был покойный ныне отец Дамиан. Его библейская внешность вызывала к себе почтение, а его советы оказались очень полезными для меня.

Мне казалось, я не ходил, а летал по тропам скита. Почти весь скит – это сплошной лес деревьев. Мы также посетили келию святого Акакия Кавсокаливского. Здесь, к моему великому удивлению и радости, нас встретил тот самый монах, который помог мне нести поклажу, – отец Тимофей. Через некоторое время к нам подошли и другие члены общины: отец Акакий и иеромонах отец Иерофей.

Отцу Акакию, который имел клинообразную бороду и говорил в нос, было за восемьдесят лет. Казалось, какой-то преподобный с древней византийской фрески ожил и внезапно предстал перед тобой! Отец Иерофей был родным братом бывшего настоятеля монастыря святого Григория, отца Феодора. Своей добротой и простотой он дополнял замечательную картину этой избранной общины.

Мы попробовали незатейливого угощения, предложенного нам на бедной посуде, наслаждаясь видом необъятного Эгейского моря. Вид из Святого Акакия был впечатляющим.

Затем мы спустились в пещеру святого Акакия [20]. Тропинка, которая вела к ней, была труднопроходимой. Я вошел внутрь и приложился к деревянной кровати, на которой находило себе непродолжительный отдых подвижническое тело святого. Снаружи высилось огромное дерево. Как говорит жизнеописание святого, прекрасная птичка прилетала и садилась на ветви этого дерева, утешая преподобного Акакия своим сладким голосом в часы, когда на него нападало уныние, с помощью которого диавол часто ведет брань с монахами. По мнению местных отцов, эта птичка была Ангелом Господним.

В тот же день мы посетили каливу доброго старца Михаила. Отец Михаил был одним из тех людей, которые всегда улыбаются, всегда за все благодарят, всегда искренни и непосредственны.

Я прожил в Кавсокаливе около десяти дней. Познакомился со многими отцами скита. Побывал также в каливе святого Мефодия, в которой жили отец Козьма и его послушники, отец Игнатий и иеромонахи Дамиан и Мефодий. Серьезная община, рассудительные монахи.

А как можно забыть старца Арсения-резчика, чьи слава и работы стали известными во всем духовном пространстве Греции, Европы и даже Америки?

На протяжении целых пятнадцати лет он терпеливо работал над своим шедевром – вырезанным по дереву изображением Второго Пришествия Господня. Над другим своим произведением – Распятием – он трудился приблизительно десять лет.

Его тонкая душа художника была освящена подвигом. Свой труд он всегда сопрягал с постом и молитвой. В нем ты видел человека, который живет для одного Бога и служит Ему своим тонким, своим тончайшим искусством.

Когда я с ним познакомился, ему было около семидесяти лет. Он сидел на кушетке, скрестив ноги. Вокруг него были разложены инструменты. В руках у него был кусок самшита – дерева, которое обычно используют резчики. Его глаза были светлы, как у маленького ребенка. Его белое, без единой старческой морщинки лицо сияло, а белая борода придавала ему еще больше благообразия. Все, кто имел благословение Божие знать его, поражались ему. Его освященное сердце источало слова мудрости.

Во время своего пребывания в Кавсокаливе я приходил к нему два или три раза – только для того, чтобы насладиться общением с ним. Единственным занятием старца было его искусство и молитва. Остальные нужды по келии брал на себя его послушник, отец Епифаний.

Я также имел честь познакомиться с почтенным отцом Антонием из каливы Преподобных Отцов. Святоотеческий, подвижнический образ, выделявшийся среди прочих кавсокаливитов. Задумчивый и строгий. Общение с ним переносило тебя в Египет и Фиваиду, в те времена, когда монашество находилось в своем расцвете. Он хорошо разбирался в духовных проблемах монашества. У него был обаятельный послушник, иеромонах Анфим.

Кавсокаливские отцы, соревнуясь в гостеприимности, не могли решить, кто первый возьмет меня к себе в каливу, кто предложит мне пусть даже чашечку кофе. «Страннолюбия не забывайте» [21]. Если эта христианская традиция, это с детства прививаемое теплое отношение к гостю является характерной чертой греков, то в монахах-святогорцах она находит себе особое выражение.

Тем временем я уже достаточно пожил в Кавсокаливе, и пришло время посетить монашеский центр Святой Горы – Великую Лавру. Мой друг монах показал мне путь, по которому следует идти. Он сказал мне, что я буду проходить мимо замечательной святыни – пещеры святого Нила Мироточивого [22].

Один только вид келии преподобного Нила наводит страх. Тот, кто захочет поклониться его останкам, должен быть очень осторожным. Я слышал, что некоторое время святой источал из гроба миро, которое стекало в море. Там, где бежало миро, отчетливо были видны следы от него. Сюда, под скалу, на небольших парусниках приплывало множество больных и получали исцеление. Этим воспользовались пираты. Часто, когда здесь собиралось много народа, чтобы получить исцеление, они захватывали их в плен и продавали на восточных рынках рабов. Как гласит афонское предание, чтобы положить конец этому злу, святой Акакий, пещера которого находилась почти напротив этого места, попросил святого Нила, чтобы он остановил мироточение и чудесные исцеления. И с тех пор миро иссякло.