Феофан Затворник - Сборник "Святые Отцы о молитве и трезвении" Страница 3

16) Если будешь осуждаем совестию своею, как презритель заповедей Божиих, и если будешь стоять на молитве рассеянно, когда бы мог стоять и нерассеянно, то не дерзай стоять пред Богом, чтобы молитва твоя не обратилась в грех. Если же ты стараешься, но не успеваешь молиться без развлечения, то принуждай себя сколько станет сил, и продолжай стоять пред Богом, к Нему обращая ум и собирая его в себя самого, и Бог простит тебе; потому что не из пренебрежения, но по немощи не имел ты сил стоять пред Богом, как должно. Потому, если так будешь себя принуждать ко всякому делу благу, не переставай просить, пока не получишь просимого тобою, но терпеливо толкай в дверь Его, прося просимого. «Всяк бо, сказано, просяй приемлет, и ищай обретает, и толкущему отверзется» (Лк.11, 10). Ибо чего иного желаешь ты сподобиться, как не единого спасения в Боге? (5, 386).

17) Но говоришь: много раз просил я, — и не получил просимого. — Без сомнения не получил ты потому, что просил худо, — с неверием и рассеянно, или просил неполезного тебе. А если и полезного просил, то не имел постоянства. Ибо написано: «в терпении вашем стяжите души ваша» (Лк. 21, 19), — и: «претерпевый до конца, той спасен будет» (Мф. 10, 22). [5, 388].

18) Бог знает сердце молящихся. Поэтому говоришь: какую нужду имеет Бог в нашем прошении? Разве не знает Он, в чем имеем нужду? Посему какая нужда в прошении? — Бог знает, что нам нужно, и все телесное щедро подает в наслаждение наше, еще прежде прошения нашего; будучи благ,» дождит Он на праведныя и неправедныя, и солнце свое сияет на злыя и благия» (Мф. 5, 46). — Но веры, добродетели, достойной сего имени, царства небесного, если не будешь просить с трудом и многим терпением, не получишь, потому что должно прежде пожелать, а пожелав искать деятельно в вере и терпении, употребив с своей стороны все, так чтобы ни в чем не осуждала собственная совесть, будто бы просишь или нерадиво или лениво; и тогда уже получишь, если угодно сие Богу. Ибо Он лучше тебя знает, что полезно тебе. (Также).

19) И может быть — для того медлит Он даровать тебе просимое, чтобы заставить тебя неотлучнее пребывать пред Ним, и чтобы ты, узнав, что такое дар Божий (как трудно достается), со страхом хранил его. Ибо все, что приобретает кто со многим трудом, старается он сохранить, чтоб, потеряв то, не потерять и многаго труда своего, и отринув благодать Божию, не сделаться недостойным жизни вечной. Посему не малодушествуй, если нескоро получаешь просимое. Ибо если бы благий Господь видел, что ты, скоро получив дар, не утратишь его, то готов был бы даровать оный и прежде твоего прошения. А теперь из попечительности о тебе делает Он это (т. е. не дает). Ибо если принявший талант и сохранивший его в целости осужден за то, что не пустил его в оборот; то не тем ли паче осужден будет утративший его? (5, 389).

20) Посему, зная это, получаем ли скорее, или медленнее, пребудем благодарными Господу: потому что все, что ни делает Владыка, домостроительствует во спасение наше: только ты да не будешь из малодушия прекращать прошения. Ибо Господь для того и сказал притчу о вдовице, которая своею неотступностию преклонила беззаконного судию, чтобы и нас научить, своею неотступностию, достигать получения по прошениям своим. В этом выказывается и вера наша и любовь к Богу, когда, и нескоро получая, пребываем благодарными Ему. Будем же всегда благодарить Его, чтобы сделаться достойными сподобиться вечных благ Его. [Там же].

21) Прежде всего должны мы всеми мерами удерживать помысл, установив над ним трезвенный надзор ума, чтобы не дозволять душе предаваться необузданным стремлениям по влечению тела. Как телесное зрение — в глазе, так око души — в прирожденном ей уме. Когда душа, приводя в движение свою умную силу, какая естественно вложена в нее сотворшею ее Святою Троицею, желает должного и надлежащего, тогда избегает она нападений тела, предусматривая и обуздывая беспорядочные его движения, блюдеть в себе приличную ей тишину, и среди безмолвного упразднения от всего, занимается свойственными ей созерцаниями; и сие делает, по возможности возводя внимательный взор к достопокланяемой Троице, и помышляя о неприступности Божией славы, по преизбытку ее сияния, о светлости Богоблаженства, о беспредельной Его премудрости, о мире в Нем глубоком и ничем невозмутимом, о Его естестве бесстрастном и ни от чего не приходящем в движение. Когда душа, соблюдая мысленную силу свою в трезвении и свойственных ей деланиях, установится в описанных всеми созерцаниях, тогда она и нрав свой и стремления свои будет сильно направлять на то, что право и праведно, прекрасно и миротворно. Коль же скоро она перестанет устремлять ум свой горе и углубляться в надлежащие созерцания, тогда телесные страсти, как псы, оттолкнувшие надсмотрщика, тотчас с силою восстают и нападают на душу, — и каждая страсть усиливается истерзать ее. Когда душа сделает свою созерцательную и разумную силу всегда бодрственною, то усыпляет телесные страсти двояким образом, т.-е., и тем, что бывает занята созерцанием лучшего и сроднего, и тем, что надзирая за безмятежием тела уцеломудривает и утишает его страсти. Если же, возлюбив леность, оставит созерцательную силу в недеятельности, то телесные страсти легко увлекают душу к своим стремлениям и действиям [5, 390—92].

22) Есть два способа, коими непристойные мысли вытесняют помыслы добрые: бывает сие или потому, что душа по собственному нерадению начинает блуждать мыслями около того, что непристойно, от одних мечтаний переходя к другим, более бессмысленным; или сие бывает по навету диавола, когда он успевает представить уму предметы неуместные и отвести его от созерцания и внимательного рассмотрения предметов похвальных. Когда душа сама, расстроив собранность и напряжение мысли, приводит себе на память всякие пустые вещи, и оставляет помысл бессмысленно и неразумно носиться по тем воспомянутым вещам, и, на них насмотревшись, переходит к дальнейшим блужданиям по вещам нередко неуместным и срамным: тогда такую распущенность и такое рассеяние души должно исправлять, усиленным напряжением воли восстановляя внимание ума и заставляя его тут же заняться созерцанием предметов добрых. Когда же диавол покушается наветовать и усильно напрягается в безмолвствующую и мирствующую в себе душу впустить свои, как разженные стрелы, помыслы, чтоб внезапно обжегши ее, заставить долее и неотразимее продержать на них помыслы: тогда, — отражая и предотвращая такие нападения напряженным вниманием и трезвением, подобно борцу, который зорким наблюдением и проворством телодвижений успевает избегать удара, — надобно предать молитве и призыванию, споборания свыше все, — и прекращение брани и отражение стрел. Сему научает нас Павел, говоря: «над всеми же сими восприимите щит веры, в немже возможете вся стрелы лукаваго ражженныя угасити» (Еф.6, 16). Посему если и во время самых молитв враг будет влагать лукавые мечтания, душа да не перестает молиться, и да не почитает собственными своими произращениями эти лукавые всеяния врага, эти фантазии неистощимого в кознях чудодея; но рассудив, что появление непотребных мыслей бывает в нас по безотвязности изобретателя лукавства, тем усиленнее да припадает к Богу, и да молит Его рассыпать лукавое средостение, воздвигаемое памятью неуместных помыслов, дабы стремлением ума своего беспрепятственно всегда восходить к Богу, не бывая пресекаемы нападениями лукавых воспоминаний. Если и продолжится таковое насилие помыслов, по безотвязности воюющего с нами; то и в таком случае не должно приходить в отчаяние, и не оставлять подвига на половине дела, но терпеливо пребывать в молитве дотоле, пока Бог, видя нашу твердость, не озарит нас благодатию Духа, обращающею в бегство наветника, очищающею и наполняющею божественным светом ум наш, и дающею помыслу нашему силу в неволненной тишине служить Богу [5, 424—6].

23) От природы в нас есть вожделение прекраснаго. — Но что досточуднее Божией красоты? Какое представление приятнее Божия благолепия? Какое желание душевное так живо, и неудержимо, как желание пораждаемое Богом в душе, очищенной от всего худого, которая с истинным расположением говорит: «уязвлена есм любовию» (Пес. пес. 2, 5)? Подлинно неизреченны и неописанны молниеносные блистания Божией красоты; ни слово не может выразить их, ни слух вместить. Наименуем ли блеск денницы, или светлость луны, или сияние солнца, — все это недостойно явить и малое подобие славы Божией, и в сравнении с истинным Светом далее отстоит от Него, нежели глубокая ночь и ужаснейшая тма от полуденной ясности. Если красота сия незримая телесными очами, а постижимая только душею и мыслию, озаряла кого-нибудь из святых, и оставляла в нем неудержимое уязвление любви: то, тяготимые здешнею жизнию, говорили они: «увы мне, яко пришельствие мое продолжися» (Пс. 119, 5), «Когда прииду и явлюся лицу Божию» (Пс. 41, 3)? «Возжада душа моя к Богу крепкому» (Пс. 41, 3). Столько были неудержимы в стремлении к Богу те, которых души коснулось божественное желание. По причине ненасытного желания созерцать Божественную доброту, они молились о том, чтобы зрение красоты Божией простиралось на всю вечность (Пс. 21, 4). [5, 100—1].