Владимир Зоберн - Граждане неба. Рассказы о монахах и монастырях Страница 3

«И изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло – в воскресение осуждения» (Ин. 5, 29). Но вряд ли удобный путь для «сотворения добра» своим ближним – уходить от них в каменные скалы и закрывать слух, взор и сердце от всех их нужд, печалей и радостей.

Несомненно, что постоянное убивание плоти, многолетняя привычка господствовать силой духа над требованиями телесных органов помогает таким подвижникам развивать духовные способности до такой высоты и мощи, которые нам, мирянам, кажутся просто чудесными и невероятными. Именно таких высот достиг, по рассказам монахов, затворник Иоанн.

В сущности, тут нет ничего невероятного и неестественного. Человек исключительно долговременным упражнением мускулов способен обратить себя в настоящего Геркулеса, подбрасывающего, как мячи, десятипудовые гири, или сравняться по ловкости с обезьяной в прыганьи и лазаньи. Точно так же люди, посвятившие жизнь исключительному развитию духовных сил, могут достигать в этой мало разработанной нами области в своем роде изумительных и кажущихся нам недостижимыми результатов (например, провидение будущего, разумение мыслей и характера человека по его внешнему выражению и т. п.).

Затворник Иоанн был мне земляк, курянин родом, из семьи мещан Крюковых. Он провел детство в бедности, тяжелом труде подмастерья печника, терпя побои и обиды. Потом он женился и стал хозяином прибыльной печной фабрики, постоялых дворов и гостиницы. Однако после смерти жены решился исполнить желание молодости – уйти в монастырь.

Начав иночество в Глинской пустыни, славившейся строгостью своего Афонского устава, Иоанн под именем Иоанникия стал в новом монастыре, куда он перешел экономом, гостинником и деятельным производителем всяких строительных работ. Он раскопал на монастырском кладбище подземную церковь святых Антония и Феодосия, ископанную еще древними Киево-Печерскими монахами; он, расчистил и пещеры меловой горы, в которой потом затворился, и вообще много содействовал архимандриту Арсению в материальном возрождении древней обители. А став затворником, он сделался духовной славой Святых Гор и слухом о своих отшельнических подвигах привлекал в монастырь множество богомольцев, жаждавших поведать святому старцу свою душу и получить от него спасительный совет. Да и теперь, в своей скромной могиле, которую мы посетили на монастырском хуторе, верстах в двух от обители, старец Иоанн ежедневно собирает вокруг себя толпы благочестивых поклонников, так что панихиды над его гробом поются почти непрерывно, доставляя немалый доход монастырю.

Тут же, в скале, недалеко от кельи старца, – пещерная трапезная неведомых древних иноков, когда-то спасавшихся здесь. По размерам она могла вместить до двенадцати человек; архимандрит Арсений еще застал в ней остатки русской печи, в которой варилось кушанье; большой крест из ржавых железных полос прибит гвоздями к каменной стене. Но и стены, и свод уже дали изрядную трещину, несмотря на прослойки сверкающего, как стекло, твердого кремня.

Преподобный Иоанн, затворник Святогорский, чудотворец. Конец XIX в.

Ни днем, ни ночью Иоанн-затворник не снимал овчинного тулупа; в нем он и ложился спать в деревянный гроб, стоявший у стены

Еще три иноческие кельи с маленькими оконцами на свет Божий вырублены в толще скалы рядом с кельей затворника; у стен – каменные лежанки вместо постелей, высеченные из того же известняка. В красном углу каждой кельи висят образа, и их яркие краски вместе с пробивающимся в оконца светом дня несколько оживляют могильную пустоту. В них теперь не живет никто. Не жил никто и в годы затвора Иоанна. Он, один-одинешенек, оставался заживо погребенным в громадном пещерном склепе с бесконечно разветвляющимися темными переходами и закоулками, с костями неведомых людей, безмолвно тлеющими в его глухих уголках, глаза в глаза с бессонными видениями о бесах и мучениях ада. Жутко читать в описаниях его затворнической жизни, какими «ночными страхованьями» он временами мучился.

Сошествие во ад. Фреска. Монастырь Хора. Стамбул. XIV в.

И изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло – в воскресение осуждения (Ин. 5, 29)

«Однажды, когда после молитвы ночной лег он отдохнуть в свой гроб, послышался ему шум в пещерном коридоре, сопредельном его келье. Вслед затем два незнакомца необычайного роста вошли в его келью и, остановившись, с великою злобою смотрели на него и говорили друг другу: “Съедим этого старика, а то молится и молится!..” Затворник, ожидая смерти, смежил глаза и начал творить молитву Иисусову. Дикий хохот послышался в его келье, и привидения исчезли». Это записано со слов самого затворника.

Даже его келейники, приходившие иногда по ночам читать ослепшему затворнику утреннюю службу, не без ужаса проходили по глухим черным переходам скалы-могилы. Инок Мартирий, например, возвратившийся в три часа ночи из кельи затворника, как безумный прибежал в свою келью, преследуемый, как ему казалось, огненными чудовищами, щелкавшими зубами и готовыми его пожрать.

Не мудрено, что в тяжкой атмосфере могилы всем им чудились подобные фантомы…

Небольшая дверочка, проделанная в наружной стене скалы, выводит из темной печальной утробы на радостный свет Божий. Трясущаяся дощатая галерейка висит, словно прилепленное гнездо ласточки, высоко над лесной и водной пропастью, открывая внизу и кругом поразительные виды. С этой галерейки мы поднялись по лесенке на другую деревянную галерею, которая окружает церковь святителя Николая, перенесенную на вершину скалы из древнего своего пещерного помещения. Впрочем, и здесь эта старая церковь наполовину врублена в мел. На самый пик скалы нужно подняться еще выше, так что церковь святителя Николая остается на ее нижнем уступе. Сквозная часовенка на четырех столбах из тесаного камня венчает пик скалы. Внутри ее образ Преображения Господня, сложенный из красивых разноцветных каменьев, и медная доска, на которой начертано краткое сведение об освящении и возобновлении монастыря знаменитым нашим духовным проповедником архиепископом Иннокентием Борисовым. Освящение происходило именно здесь, на вершине древней пещерной скалы, сохранившей в своих недрах вещественные памятники былой многовековой истории монастыря.

Надвратный храм во имя иконы Иверской Божией Матери. Глинская пустынь. Фото Сіверян.

Иоанн-затворник начал иночество в Глинской пустыни, славившейся строгостью своего Афонского устава

История Святогорской обители

Древняя Святогорская обитель разделила участь многих наших старинных монастырей.

В 1787 году она была упразднена по велению императрицы Екатерины ІІ и обращена в приходскую церковь; все монастырское имущество и все вотчины обители были отобраны «в экономию Екатеринославского наместничества», а монахи были высланы из монастыря. Местное предание рассказывает, будто «великолепный князь Тавриды» Потемкин, проезжая в Крым мимо Святых Гор, восхитился прекрасным видом монастыря среди лесистого берега Донца и выпросил себе у матушки-царицы этот «рай земной» (так он называл Святые Горы в своем письме к императрице).

«Друг мой сердечный, князь Григорий Александрович, – писала ему в ответ Екатерина, – дав тебе рай земной сегодня, как ты называешь ту дачу, которую ты меня просил, прошу тебя, если надумаешь оную продать, предпочтительно мне оную продать!»

Потемкин вместе с дачей выпросил и «рощицу» (так он назвал окружающие обитель леса). В «рощице» этой, считая с дачей, оказалось не более не менее как двадцать семь тысяч десятин и при них две тысячи душ крепостных крестьян.

Пятьдесят семь лет продолжалось официальное упразднение обители, хотя народ и особенно казаки по-прежнему толпами двигались сюда на богомолье в старинные монастырские праздники.

Судьба устроила так, что древний монастырь, уничтоженный одним Потемкиным, был восстановлен другим Потемкиным, хотя и не потомком князя Тавриды. Александр Михайлович Потемкин, муж известной благотворительницы Татьяны Борисовны Потемкиной (урожденной княжны Голицыной), проникшись под влиянием своей богомольной жены страстным желанием возобновить Святогорскую обитель, променял своему брату по матери князю Юсупову свое Курское имение, уступив при этом тысячу душ, и взял вместо него Святые Горы, доставшиеся Юсупову после Энгельгардта, племянника князя Потемкина.

В 1844 году был испрошен царский указ на возобновление Святогорской Успенской пустыни. Первым архимандритом в нее был приглашен энергичный и опытный иеромонах Глинской пустыни Курской губернии отец Арсений, которому запустевший монастырь и обязан, главным образом, своим возрождением.