Татьяна Копяткевич - Доказательства бытия Божия Страница 3

Строго говоря, «аргумент часовщика» не может быть абсолютным, потому что он исходит из того, что не может быть доказано в принципе. Наука не может и никогда не сможет логически обосновать закономерное устройство мира и всех его частей. Как говорит академик Г. Наан, «на любом уровне развития цивилизации наши знания будут представлять лишь конечный островок в бесконечном океане непознанного, неизвестного, неизведанного»[3]. Другой ученый, В. Казютинский, специалист в области философии и методологии науки, утверждает, что «объектом познания в науках о природе являются всегда лишь стороны, аспекты, фрагменты неисчерпаемого материального мира… Космология в этом отношении не занимает какого-либо особого положения среди других естественных наук – "вся материя" (материальный мир как целое) не является сейчас и никогда не станет ее объектом»[4].

Это значит, что научные знания никогда не смогут дать человеку возможность охватить все бытие в целом и тем более судить о гармоничности и целесообразности его устройства. Однако, несмотря на то что наука не может это доказать, она сама базируется на этом утверждении. Все естественные науки основаны на постулатах или аксиомах, которые сами не нуждаются в доказательстве, но служат посылками для всех прочих умозаключений. Эти постулаты гласят: во-первых, мир реально существует и, во-вторых, он устроен разумно и закономерно. Из этих двух постулатов следует, что мир может быть познан человеческим разумом. Так, американский физик Ч. Таунс пишет: «Ученый должен быть заранее проникнут убеждением, что во Вселенной существует порядок и что человеческий разум способен понять этот порядок. Мир беспорядочный или непостижимый бессмысленно было бы даже пытаться понять»[5].

Итак, все ученые в своей научной деятельности начинают с веры в то, что ни научно доказать, ни опровергнуть невозможно, с веры, что мир устроен разумно. Однако, отталкиваясь от этой веры, они находят все больше и больше подтверждений тому, что это действительно так. Чем больше загадок разгадывает наука, тем явственнее становится виден разумный замысел устройства мира.

Об этой стороне научной деятельности убедительно говорит крупный современный ученый П. Тейяр де Шарден: «Согласованность частей Универсума, – пишет он, – всегда была предметом восхищения людей. И эта согласованность по мере того, как наука все более точно и глубоко изучает факты, оказывается все более удивительной. Чем дальше и глубже, с помощью все более мощных средств мы проникаем в материю, тем больше нас поражает взаимосвязь ее частей. Каждый элемент космоса буквально соткан из всех других элементов: снизу он создается таинственным явлением "композиции", представляя собой как бы вершину организованной совокупности; сверху – воздействие единств высшего порядка, которые, охватывая его, подчиняют его своим целям. Невозможно разорвать эту часть и выделить из нее какую-либо ячейку без того, чтобы эта ячейка не распустилась со всех сторон и не распалась»[6].

Однако утверждение о том, что мир красив и разумно устроен, это не только один из постулатов естественных наук. Оно служит также и стимулом научного исследования для великий ученых, творцов науки. Так, астроном Кеплер, открывший законы движения планет и окончательно обосновавший гелиоцентрическую систему мира Коперника, был вдохновлен на свое открытие чувством величия Божественного плана. В конце своей пятой книги «Космической гармонии» он писал: «Я пытался создать человеческому разуму возможность с помощью математических расчетов проникнуть в план Божественного творения; пусть Сам Создатель небес, Отец всех разумных существ, Которому наши чувства обязаны своим существованием, Он, Кто Сам бессмертен… пусть будет милосердным и предохранит меня от такого сообщения о Его творении, которое ввело бы в заблуждение наш разум, и пусть Он заставит нас стремится к совершенству Его Божественного творения, посвящая этому нашу жизнь»[7]. Кеплер видел свою задачу как ученого в том, чтобы «познать в природе деятельность Бога и прославить Его творение на основе понимания закономерной гармонии природы»[8].

Эйнштейн, создатель теории относительности, говорит: «Без веры в то, что возможно охватить реальность нашими теоретическими построениями, без веры во внутреннюю гармонию нашего мира не могло быть никакой науки. Это вера есть и всегда останется основным мотивом всякого научного творчества. Во всех наших усилиях, во всякой драматической борьбе между старыми и новыми воззрениями, мы узнаем вечное стремление к познанию, непоколебимую веру в гармонию нашего мира»[9].

Именно этот мотив – увидеть объективно существующую гармонию мира – был стимулом всякой научной деятельности великого физика. Вот, например, что писал автор одного из лучших в мировой литературе жизнеописаний Альберта Эйнштейна Борис Кузнецов: «Весь научный темперамент Эйнштейна был направлен на создание физической картины, выражающей гармонию природы. Все, что было основой такой картины, приобретало для Эйнштейна колоссальное значение, и он работал с неимоверным напряжением и страстью… В творчестве Эйнштейна основной дорогой в "надличное" было создание общих (все более общих!) концепций, раскрывающих гармонию Вселенной»[10]. «Для Эйнштейна теория относительности была этапом развития идеи объективной гармонии бытия. Эта гармония выражается в универсальной причинной связи процессов природы»[11].

Тем же стремлением руководствовался и создатель первой квантовой теории атома, ученый и мыслитель Нильс Бор. «Гораздо сильнее Бор был поглощен извечной этической проблемой свободы и обязанности воли, а позднее – проблемой биологии и физики, – пишет его биограф. – Этот интерес объясняется не просто научной любознательностью, а стремлением познать гармонию бытия без отказа как от требований логики, так и опыта»[12].

В этой точке разум и чувства уже не могут противоречить друг другу: разум познает гармонию мира, сердце восхищается ею. За этой гранью наука становится искусством, по крайней мере, у науки и искусства появляется одна, общая цель. «Суть науки, – пишет один из создателей квантовой механики В. Гейзенберг, – по моему мнению, составляет область чистой науки, которая не связана с практическими применениями. В ней, если можно так выразиться, чистое мышление пытается познать скрытую гармонию мира. В этой сокровенной области… наука и искусство едва ли могут разделяться»[13].

Итак, ученые, открывая законы бытия мира, в котором мы живем, не могут не видеть то, как разумно, целесообразно, гармонично и красиво он устроен. Более того, становится очевидным, что люди могут разработать интеллектуальный инструментарий, с помощью которого можно познать эти законы, то есть они поддаются постижению нашим разумом именно потому, что сам мир устроен разумно. Отсюда можно сделать вывод, что мир устроен по законам логики и целесообразности, которые присущи также и нашему разуму. Поэтому мы можем сказать, что мир является воплощением мысли, он – результат деятельности Разума, подобного человеческому, но неизмеримо его превосходящего.

Эту точку зрения выражали многие ученые прошлого и настоящего времени. «Что касается меня, пишет Луи де Бройль, автор работ по фундаментальным проблемам квантовой теории, то я иногда поражаюсь сходству проблем, поставленных природой перед учеными, и проблем, возникающих при решении кроссвордов. Когда мы видим перед собой пустые клетки кроссворда, мы знаем, что какой-то ум, аналогичный нашему, разместил в этих клетках, согласно некоторым правилам, перекрещивающиеся слова, и, пользуясь данными нам указаниями, мы пытаемся отыскать эти слова. Когда ученый пытается понять категорию явлений, он начинает с допущения, что эти явления подчиняются законам, которые нам доступны, поскольку они понятны для нашего разума»[14].

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Зельдович Я. Собственная жизнь идеи // Литературная газета. 1972. 9 февраля.

2

Наука и религия. Сборник стенограмм лекций, прочитанных на Всесоюзном совещании-семинаре по научно-атеистическим вопросам. – М.: Всесоюзное общество по распространению политических и научных знаний, 1957. С. 114.

3

Наан Г. Бог, Библия, бесконечность // Наука и религия. 1959. № 3. С. 23.

4