Жан–Клод Ларше - Преподобный Максим Исповедник — посредник между Востоком и Западом Страница 30

Если преподобный Максим признает, как мы это видели, определенные преимущества Римской Церкви, он вовсе не признает за ней, вопреки тому, что утверждают некоторые комментаторы[527], прерогативу непогрешимости. В деле моноэнергизма и монофелитства Римская Церковь до той поры исповедовала правую веру[528], но она не гарантирована от того, чтобы от этой веры отвернуться: в этом случае она бы также оказалась лишенной общения и исключенной из соборной Церкви.

Допрашивающие преподобного Максима также задают ему вопрос: «А что ты будешь делать, если римляне заключат союз с византийцами? Действительно, вот вчера прибыли римские апокрисиарии[529], и завтра в воскресенье они соединятся с патриархом»[530]. Ответ преподобного Максима не содержит двусмысленностей: «Святой Дух устами апостола анафематствует даже Ангелов, которые стали бы благовествовать что‑либо противоположное тому, что благовествовали они (ср. Гал. 1, 8)»[531].

Из этого отрывка не явствует, как это утверждает комментатор, ни того, что «для преподобного Максима римское Петрово исповедание является наивысшей гарантией церковности веры», «предельным критерием правила церковной веры», ни даже того, что «исповедание римской веры есть наивысшее церковное содействие акту богословской веры» для каждого верующего[532]. Напротив, преподобный Максим превосходно осознает, что Римская Церковь могла бы, вслед за Церквами Константинополя, Александрии, Антиохии и Иерусалима, исповедовать иную веру, чем вера соборной Церкви, и тогда подпасть под анафему Святого Духа (ибо в этом случае не оставалось бы никакого земного экклезиологического авторитета, который мог бы это сделать)[533].

Перед таковой возможностью, представленной вопрошателями гипотетически, что Римская Церковь перестает исповедовать православную веру[534] и при этом никакая из пяти Церквей пентархии более ее не исповедует, преподобный Максим отсылает всех к личному сознанию верующего как к последнему критерию веры.

На возражения, последовавшие от его обвинителей чуть позже, он отвечает:

«Никто не был осужден тремя молодыми людьми, не поклонившимися идолу, которому все поклонялись. Они не заботились о том, что делали остальные, но они пеклись о себе самих из подлинного благочестия (ср. Дан. 3, 18). Так и Даниил, брошеный в ров со львами, не осудил никого из тех, кто не поклонялся Богу, подчинившись приказу Дария, но помышлял о том, что касалось его самого и предпочел бы лучше умереть, чем оскорбить Бога и претерпеть мучения своей собственной совести из‑за преступления природных законов (ср. Дан. 6, 16). Что до меня, то дай мне Бог не осудить никого и не говорить, что я единственный, кто будет спасен! Я выбираю, чтобы мне лучше умереть, чем омрачить свою совесть тем, что я отклонился каКим‑либо образом от того, какой должна быть вера во Единого Бога»[535].

Чуть дальше преподобный Максим уточняет:

«Нет ничего более жестокого, чем осуждение совести, и ничего более свободного, чем следование своему мнению»[536].

Здесь рассматривается экстремальный случай, когда кафолическая Церковь не имела бы больше земного существования, кроме как в сознании верующих, оставшихся верными православной вере. Тем не менее, надо подчеркнуть, что это сознание не есть сознание индивидуальное, которое бы принимало решения абсолютно независимо в деле веры, но сознание, вписанное в Традицию Церкви Святым Духом [537].

9. Послание монахам Кальяри

Узнав, что Константинопольский патриарх Петр, избранный в июле 645 г. как преемник Пирра, намеревается добиться одобрения от папы Евгения I своего Соборного послания, в котором он утверждал, что во Христе существуют два природных действия и две природных воли, а также ипостасные действие и воля, то есть три действия и три воли, преподобный Максим написал через своего ученика Анастасия послание монахам Кальяри (город в Сардинии, епископ которой играл важную роль на Датеранском Соборе), в котором просил их отправиться в Рим и предостеречь клир и людей от этой ереси нового помола. Преподобный Максим достиг своих целей, поскольку папа, посвященный 10 августа 654 г., после некоторых колебаний отверг Соборное послание под нажимом жителей Рима[538], которые уже приняли римских апокрисиариев, спровоцировавших их праведное возмущение.

Это письмо, датированное, возможно, июнем 654 г., хотя и не было написано самим преподобным Максимом, было составлено, несомненно, по его указаниям и соответственно его духу Анастасием, его учеником, остававшимся ему верным на протяжении тридцати семи лет: «[135С] Не желая исправлять свою доктрину в соответствии с отцами, [еретики] принудили апокрисиариев Древнего Рима согласиться со своей собственной сектой. [136А] Они проповедовали о существовании двух действий, помимо двух действий и воль в Иисусе Христе, нашем Спасителе […]. Поскольку дело почти всей соборной и апостольской Церкви, основанной Богом, таким образом, находится в большой опасности, мы молим и просим во Имя Его, вас, святейшие люди, не пренебрегать ею в испытании, но помочь ей. Она, труждающаяся в бурях, ведает, что любовь во Святом Духе рождается во времена испытаний. И мы вас молим, если возможно, быстро преодолеть их, как это бывало в иных случаях, рядом с мужами Древнего Рима, благочестивыми и твердыми, как камень. [136В] Они со всей очевидностью всегда являются нашими защитниками и ревностными поборниками веры. Умолите их просящими голосами и слезами, во имя всех христиан, достичь для всех и для себя самих милости Господа сохранить православную веру без только что изобретенных новшеств и не принимать извне ничего такого, что не было бы определено святейшими отцами и Соборами, чтобы, наконец, соревнуясь в благом усердии в том, что принадлежало отцам и Соборам, они верно осуществили, с помощью Божией, это главное дело, и чтобы уподобились, так же как те, сейчас или в день Суда, купцу, имеющего Бога своим заимодавцем в такого рода вещах. А Он не дает ничего, кроме Себя Самого, но Себя всего целиком. И Он подает укрепление, в котором мы нуждаемся, против ариан [136С], все еще пребывающих здесь. Умолите Господа, блаженные, поскольку мы ваши служители, отверженные, бедные и недостойные»[539].

В этом послании почетная характеристика Римской Церкви подчеркнута наименованием ее Церковью «Древнего Рима». Выражение это, как мы видели, связано с качеством, которое сохранил Рим, будучи древней столицей Империи, и содействует в глазах византийцев тому, чтобы придать этой Церкви достоинство первенства чести[540].

«Соборная и апостольская Церковь» здесь означает Христову Церковь, исповедующую правую веру и подвергающуюся в ту пору серьезной опасности, если она, Римская Церковь, приняв Соборное послание патриарха Петра, уклонится от православной веры, которую она исповедует в тот момент единственная в пентархии, являясь вследствие этого единственной представительницей соборной веры.

Выражение «мужи Древнего Рима, благочестивые и твердые, как камень» представляет двойной интерес.

Во–первых, оно показывает, что Анастасий (а через него — преподобный Максим) не имеет в виду только папу и не наделяет исключительным правом ни его личность, ни его деятельность, но полагает, что Церковь представлена также всем клиром и всем народом. События, которые вот–вот последуют, покажут к тому же, что перед лицом колеблющегося папы народ Божий более убежден в своей вере, нежели он. Эта значительность, придаваемая народу Божиему в деле догматики (вплоть до возможности подтвердить или отвернуть решения Соборов), характеризует древнюю Церковь и присутствует до сегодняшнего дня в Восточных Церквах.

Во–вторых, выражение «благочестивые и твердые, как камень», которое содержит очевидную евангельскую аллюзию (Мф. 16, 18), показывает, что Анастасий (а через него преподобный Максим) не имеет в виду ни того, что слово «камень» соотносится только с личностью апостола Петра, ни тем более того, что Римский папа считается его преемником[541], но хочет обозначить этим всех, кто исповедует православную веру. Это подспудно становится в один ряд с толкованием, принятым святоотеческой традицией, согласно которому в словах Христа на сем камне Я создам церковь Мою (Мф. 16, 18) слово «камень» означает веру, исповеданную Петром: Ты — Христос, Сын Бога Живаго.

Утверждение, что «мужи Древнего Рима […] всегда являются нашими защитниками и ревностными поборниками веры» означает здесь, что они в деле моноэнергизма и монофелитства всегда защищали православную веру и поддерживали тех, кто на Востоке ее исповедовал. Но это не значит, что здесь имеется в виду «Петрова харизма Рима для защиты правоверия», «крепость, в которой преподобный Максим никогда не сомневался», и принципиальная невозможность расхождения с православной верой[542]: смысл существования этого послания состоит именно в том, что преподобный Максим боится, как бы Рим, принимая Соборное письмо Петра, не был втянут в ересь, и по этой самой причине просит монахов Кальяри вмешаться, чтобы римляне могли «сохранить православную веру без только что изобретенных новшеств и не принимать извне ничего такого, что не было бы определено всесвятыми отцами и Соборами». Эта последняя формулировка показывает еще раз, что для преподобного Максима и Анастасия основной критерий православности веры состоит в ее согласии со святоотеческой и соборной традицией.