Александр Мень - История религии. Том 1 Страница 30

замечанию П. Тейяра де Шардена, "должен был совершиться сразу". "Или надо, -

говорит ученый, - сделать мысль невообразимой, отрицая ее психическую

трансцендентность относительно инстинкта, или надо решиться допустить, что

ее появление произошло между двумя индивидами" /32/. Разумеется, развитие

умственной деятельности приматов подготовило среду и условия для этого

переворота. Но дух, самосознание личности как таковые - чудо в мире природы,

и именно они делают человека человеком. Это особенно ясно видно, если

рассмотреть те факторы, которые обычно считают решающими для антропогенеза.

x x x

Согласно одной теории таким фактором явился труд. "Труд создал самого

человека" - гласит знаменитая формула Энгельса /33/. Между тем при ближайшем

рассмотрении оказывается, что труд в смысле проделывания физической работы

свойствен и многим животным. Следовательно, под трудом мы должны понимать

сознательную творческую деятельность, и поэтому сознание, то есть духовное

начало в человеке, оказывается первичным элементом, предшествующим труду

/34/.

"Животное, - утверждает Энгельс, - только пользуется внешней природой и

производит в ней изменения в силу своего присутствия; человек же вносимыми

им изменениями заставляет ее служить своим целям, господствует над ней. Это

является последним существенным отличием человека от остальных животных, и

этим отличием человек опять-таки обязан труду" /35/.

Но здесь возникает порочный круг: ибо если у человека есть свои

сознательные "цели", которым служит его труд, то без этих целей нет и

настоящего труда. В человеческой созидательной деятельности, как справедливо

указывал Маркс, "в конце процесса получается результат, который уже перед

процессом труда (Разрядка моя. - А. М.) имелся идеально, то есть в

представлении работника". У обезьяны нет сознания, нет "идеальных

представлений", как нет у пауков или пчел, которых Маркс противопоставлял

архитектору /36/.

То, что специфические особенности человеческого духа превращают работу

в труд, - не гипотеза, но очевидный для каждого факт. Ему противопоставляют

лишь реконструкции процессов, которые навсегда скрыты в прошлом и которые

никто не наблюдал. Быть может, и была когда-то "обратная связь" между

мышлением и трудом, но это отнюдь не означает, что труд действительно

"создал человека". Известно, что обезьяны иногда изготовляют некое подобие

орудий /37/. Изготовляли их и вымершие предки человека. Но где основания

считать, что эта орудийная деятельность намного выходит за пределы обычных

инстинктивных процессов? Бобры, например, делают плотины, пчелы - соты,

птицы не только строят, но даже "украшают" свои гнезда, осьминоги в качестве

орудий употребляют камни, но ни в одном из этих случаев не имеет места

подлинный труд. Он невозможен без сознания, без человеческого разума /38/.

Выдвигается также гипотеза, что возникновение человека обусловлено его

социальной жизнью. Действительно, отдаленные предки человека, по-видимому,

жили сообществами, как живут теперь многие современные антропоиды. "Труд, -

говорят нам, - вызвал потребность в социальном общении между людьми" /39/.

Однако вспомним, что сложная социальная жизнь свойственна и крысам, и

попугаям, и гагарам, и многим другим видам высших и низших животных. Но ни у

одного из них, хотя они живут сообществами миллионы лет, мы не обнаруживаем

созна-дл подобного сознанию человека.

В животном мире можно найти и признаки "альтруизма", который служит

сохранению рода. Но, как признают современные исследователи этого явления,

альтруизм "принял у человека осознанную (Разрядка моя.- А. М.) форму,

явившись основой морали или формируясь в тесной взаимосвязи с ее развитием -

этого чисто человеческого свойства" /40/. Разумеется, влияние общества на

сознание огромно, но тем не менее именно сознание превращает стадо в

общество, делает социальную жизнь осмысленной, а совместный труд -

творческим. Без него наши предки недалеко ушли бы от обезьяньих "коммун",

населяющих джунгли.

Другая попытка определить специфику человека связана с именем И. П.

Павлова, который подходил к психологии с точки зрения физиолога. Он считал

решающим в становлении человека "чрезвычайную прибавку к механизму нервной

деятельности" /41/ - вторую сигнальную систему, то есть речь и словесное

мышление. Но при этом Павлов совершенно обходит вопрос о том, как возникла

эта "прибавка". Авторы, развивающие его положения, опять-таки связывают

возникновение второй сигнальной системы с коллективным трудом. Но, как мы

уже говорили, настоящий человеческий коллектив и целенаправленный труд

требуют сознания в качестве своей предпосылки.

Речь облекает сознание в словесные формы, но это вовсе не означает, что

оно фатально с ней связано и что сознание возникло из речи.

Причинно-следственная связь может осознаваться человеком образно. Более

того, самые глубокие моменты духовной жизни человека: переживание своей

личности, чувство мистического, красоты и многое другое - зачастую совсем не

нуждаются в словах. Духовное начало в человеке настолько же шире речи,

насколько интуиция шире формальной логики.

Существует мнение, согласно которому главенствующую роль в формировании

человека отводят руке - орудию труда. Однако, как установлено теперь, рука

человека - совершенный аппарат не столько по строению, сколько по функциям

/42/. Пятипалая конечность сохранилась у целого ряда позвоночных, хотя рукой

в полном смысле слова ее не назовешь. Если бы осьминог обладал сознанием, то

его гибкие щупальца послужили бы ему не менее совершенным орудием труда.

Следовательно, главным здесь является не орган, а его применение, которое, в

свою очередь, зависит от сознания.

Есть также теория, утверждающая, что головной мозг как орган сознания и

мысли развивался в процессе естественного отбора. Эту точку зрения отстаивал

Ч. Дарвин, который полагал, что "разница в уме между человеком и животным,

как она ни велика, представляет собой лишь разницу в степени, но не в

качестве" /43/.

Согласно дарвиновской теории отбора, в природе происходит непрерывная

выбраковка менее приспособленных существ и победа существ более

приспособленных. Животные, обладающие полезными для сохранения вида

свойствами, например быстротой бега, защитной окраской, высокоразвитым

слухом и т. д. побеждают в жизненной борьбе. Благодаря этому в природе в

конце концов торжествует целесообразность, так как все нецелесообразное

истребляется в процессе естественного отбора.

Мы не будем сейчас говорить о том, что отбор далеко не объясняет

сложного механизма эволюции и возникновения самих целесообразных реакций

организма. Важно в данном случае то, что в общем и целом отбор -

действительно один из существенных факторов в истории жизни на земле. Этот

фактор Дарвин попытался применить к проблеме возникновения человека.

Но уже Альфред Уоллес (1823-1913), который развил теорию отбора

независимо от Дарвина и одновременно с ним, поставил его трактовку под

сомнение.

Уоллес указал, что человеку присущи такие качества, которые не могли

возникнуть в процессе естественного отбора и вовсе не были решающими в

биологической жизни вида. "Чувства абстрактной справедливости или любви к

ближнему, - писал он, - никогда не могли быть приобретены таким образом (то

есть путем отбора), ибо эти чувства несовместимы с законом выживания

сильнейшего" /44/. Уоллес доказал далее, что нравственные чувства, как и

чувства прекрасного и мистического, вовсе не являются поздними продуктами

цивилизации, как думал Дарвин, а, напротив, присущи "дикарям" на самых

низших ступенях культуры. Уоллес решительно отверг старое представление об

умственной неполноценности так называемых "дикарей". И в этом он получил

полную поддержку современной антропологии, так как попытка Фохта Геккеля и

других расистов объявить отсталые племена переходной формой между человеком

и обезьяной была признана совершенно беспочвенной.

Что же касается настоящего первобытного человека, то теперь известно,

что во времена палеолита у него уже существовали и религия, и великолепное

искусство.

Если бы антропогенез не выходил за рамки обычных эволюционных

закономерностей, итогом его скорее всего было бы существо, похожее не на