Сборник - Жития византийских Святых Страница 30

Блаженный достиг такой чистоты и бесстрастия, что часто плясал и водил хороводы, и по одну сторону от него была блудница, а по другую вторая; он держал их за руку, и вращался среди мирян, и выкидывал свои шутки. Иногда гулящие [166] женщины лезли Симеону за пазуху, приставали к нему, били по лицу и щипали. Старец же, подобно чистому золоту, нисколько не осквернялся от этого. В пустыне, как он сам рассказывал, не раз приходилось ему бороться с палившим его вожделением и молить Бога и преславного Никона об избавлении от блудной похоти. И однажды видит он, что преславный тот муж пришел и говорит: “Како живешь, брат?”. И Симеон ответил ему: “Если бы ты не приспел — худо, ибо плоть, не знаю почему, смущает меня”. Улыбнувшись, как говорил Симеон, пречудный Никон принес воды из святого Иордана и плеснул ниже пупка его, осенив Симеона знамением Честного Креста, и сказал: “Вот ты исцелел”. И с тех пор, как клятвенно заверял святой, ни во сне, ни наяву не приступало к нему плотское распаление. Потому-то стойкий этот муж и отважился возвратиться в мир, желая сострадать мучимым соблазном и спасти их. Иногда он говорил какой-нибудь гудящей женщине так: “Хочешь быть моей подружкой? Я дам тебе сто номисм”. [170] Многие, кого он манил, верили его словам, ибо он показывал деньги. (Ведь блаженный имел все, что было ему угодно, так как из-за святости его Бог все незримо посылал Симеону.) От взявшей деньги он потом требовал клятвы, что она не откажется от него.

Симеон все совершал под личиной глупости и шутовства. Но слово бессильно передать его поступки. То он представлялся хромым, то бежал вприпрыжку, то ползал на гузне своем, то подставлял спешащему подножку и валил его с ног, то в новолуние глядел на небо, и падал, и дрыгал [167] ногами, то что-то выкрикивал, ибо, по словам его, тем, кто Христа ради показывает себя юродивым, как нельзя более подходит такое поведение. Подобным образом он часто изобличал прегрешения, и отвращал от них, и ради вразумления какого-нибудь человека гневался на него, и давал предсказания, и делал все, что ему было угодно, лишь изменяя свой голос и облик, и при этом люди принимали его за одного из тех, кто говорит и предвещает, одержимый демоном.

Если какая-нибудь женщина, слывшая его подружкой, обманывала его, тотчас он в духе своем знал, что она совершила плотский грех, и святой говорил и, раскрывая рот свой, кричал: “Ты обманула меня. Святая Богородица, Святая Богородица, накажи ее” — и молился, чтобы женщина та осталась расслабленной до самой смерти своей. Нередко, когда подружка его закосневала в плотском грехе, он насылал на нее демона. И этим всех женщин, с которыми у него был уговор, приучал быть воздержанными и не обманывать его.

Вблизи Эмеса жил некий протокомит. [171] Услышав о Симеоне, он говорит: “Право, я сумею понять, когда увижу его, на самом деле он безумен или показывается безумным”. И вот он пришел в город и по случайности видит, как одна гулящая женщина поднимает Симеона, а вторая настегивает. Протокомит смутился и стал говорить себе по-сирийски: “Неужто сам сатана сомневается, что этот лжеавва блудит с ними?”. Тотчас юродивый, вырвавшись из рук женщин, идет к протокомиту, стоявшему от него как камень кинуть, дает ему пощечину и, сняв с себя одежду и пританцовывая, [168] говорит: “Иди сюда — позабавимся, несчастный, ничего худого здесь нет”. Тогда протокомит понял, что Симеон прозрел мысли его, и удивился. Но всякий раз, когда он принимался рассказывать об этом кому-нибудь, язык его сковывало и он не мог говорить.

Симеон имел благодать воздержанности большую, чем многие святые. Ибо, когда начинался святой Великий пост, [172] он не вкушал ничего до страстного четверга, а в четверг утром шел к пирожнику и наедался. Все окружающие приходили в смущение, рассказывал святой, что он не постится даже в страстной четверг. Почтенный Иоанн, диакон, понимал, однако, что Симеон живет так по воле Божией. И вот когда с утра в страстной четверг Иоанн застал его лакомящимся у пирожника сластями, он говорит: “Сколько стоит твое угощение, юродивый?”. Тот, держа в руке сорок нумиев, говорит: “Фолий, несмысленный”. [173] Этим Симеон хотел сказать, что он ест по прошествии сорока дней.

Вновь на другой какой-то улице города завелся демон. Однажды святой, идя мимо, увидел, как демон этот готовится напасть на кого-то из прохожих; тогда он набрал полную пазуху камней и начал бросать их на площадь, не давая желающим пройти по той площади. В это время там пробежала собака, и демон напал на нее, и изо рта у нее пошла пена. Тогда святой говорит всем: “Теперь, дураки, идите”; премудрый ведь знал, что, ступи здесь человек, демон вместо собаки поразил бы его, потому малое время не давал здесь проходу.

[169]

Цель премудрого этого Симеона, как уже сказано, была такова: прежде всего спасать души людские либо постоянно причиняемым в насмешку вредом, либо творимыми на шутовской лад чудесами, либо наставлениями, которые, показывая себя юродивым, он давал, а кроме того, целью его было скрыть добродетель свою, дабы не иметь от людей ни хвалы, ни чести.

Когда однажды девушки завели на улице хороводы и песни, Симеон решил пройти мимо них. Увидев его, девушки затянули озорную песенку про монахов. Святой сотворил молитву, чтобы их образумить, и тотчас Бог всех девушек сделал косыми. И вот, когда друг от друга они узнали о своей беде и поняли, что это Симеон сделал их косыми, девушки с плачем побежали вслед за ним и кричали: “Сними свое заклятье, юродивый, сними!”. Они ведь думали, что стали косыми по заклятию его. Догнав святого и силой удерживая, они молили, как Симеон рассказывал, чтобы он поправил то, что им сделал. Святой со смехом говорит им: “Кто из вас хочет исцелеть, ту я поцелую в больной глаз ее, и она исцелеет”. Те, кто по воле Божией должны были стать здоровы, говорил святой, согласились, а остальные, которые не захотели, чтобы он их поцеловал, так и остались косыми и плакали. Когда же святой немного отошел от них, и эти девушки побежали за ним, крича: “Постой, юродивый, постой ради Бога, поцелуй нас тоже”. Диво было глядеть, как старец бежал, преследуемый девушками; одни прохожие говорили, что девушки с ним играют, другие считали, что и они повредились в уме. Девушки эти так навсегда [170] и остались косыми. Святой говорил: “Если бы Господь не сделал их косоокими, они всех сириянок превзошли бы разнузданностью, но по болезни глаз своих избегли многих зол”.

Почтенный Иоанн, друг Симеона, позвал его как-то раз к завтраку, а в доме у него висели сырые окорока. Авва Симеон стал отрезать от них куски и есть. Премудрый же Иоанн, не желая громко сказать это Симеону, наклонился к уху его и говорит: “Ты, право, не смутишь меня, если поешь сырой верблюжатины, так что, если хочешь, ешь”. Ведь ему была открыта добродетель юродивого, ибо сам он тоже был мужем духовным.

Однажды некие жители Эмеса пришли в Святой град праздновать Пасху. Один из них направился к святому Иордану помолиться и обходил пещеры, оделяя отцов дарами. По устроению Божию случилось, что этому страннику встретился в пустыне авва Иоанн, брат аввы Симеона. Когда странник увидал Иоанна, он пал на землю и попросил пустынника помолиться за него. Авва Иоанн говорит ему: “Откуда ты?”. Тот говорит: “Из Эмеса, отец”. Тогда Иоанн ответил ему: “Зачем же ты, живя в одном городе с аввой Симеоном, кого зовут юродивым, обращаешься ко мне, ничтожному? Ведь я, как и весь свет, живу его молитвами”. Авва Иоанн повел странника в пещеру свою и богато угостил его, ибо по милости Божией у него все было. Ведь в засушливой пустыне той разве найдешь пшеничные хлебы, жареную рыбу, отменное вино и красивые кувшины? Когда они досыта поели, Иоанн дает ему три жареные рыбы — они тоже были дарованы святому Богом — [171] и говорит: “Дай это юродивому и скажи ему от меня: „Ради Бога молись за брата своего Иоанна"”. И вот Господь дал свидетельство истины — когда странник вернулся в Эмес, у городских ворот встречается ему авва Симеон и говорит: “Как дела, несмысленный? Как живет другой такой же несмысленный, авва Иоанн? Надеюсь, ты не тронул даров, которые он послал с тобой? Право, право, если съел все три, они лягут у тебя комом в желудке”. Странник был поражен, услышав все это, что сам собирался ему сказать. Юродивый тотчас привел его в убежище свое, и, как уверял странник: “Он поставил передо мной все то же, что и авва Иоанн”, даже точь-в-точь такой же величины кувшин, который он видел в пещере Иоанна. “И когда мы поели, я отдал посланных ему рыб, и пошел в дом свой, и не решился что-нибудь рассказать о Симеоне, ибо все думали, что он не в своем уме”.

Выше мы упомянули, что Симеон явил чудо тому боголюбивому мужу, который поведал нам о жизни его. А чудо это таково. Несколько злодеев совершили убийство и через окно подбросили труп в дом упомянутого того боголюбивого мужа. Поднялось немалое смятение, о случившемся донесли властям, и почтенный Иоанн был приговорен к повешению. Идя на казнь, Иоанн говорил себе только одно: “Боже юродивого, помоги мне, Боже юродивого, не оставь меня в час сей”. Господь хотел спасти его от такого оговора, и вот является некто и говорит авве Симеону: “Смиренный, тот друг твой, почтенный Иоанн, будет повешен, и, право, если он погибнет, ты умрешь с голоду, ибо никто так не заботится о тебе, как он”. Пришедший [172] рассказал Симеону и то, как Иоанна сумели запутать в убийстве. Авва Симеон, по обыкновению показав себя безумным, отпустил этого человека и удалился в потаенное место, где он всегда молился и которого никто не знал, кроме друга его, боголюбивого Иоанна, и, преклонив колени, просил Бога избавить раба своего от столь страшной опасности. И когда ведшие на казнь пришли туда, где им надлежало сколотить ему виселицу,— вот поспешают всадники и требуют освобождения Иоанна, так как найдены настоящие убийцы. Когда его освободили, Иоанн тотчас направился в место то, где, он знал, всегда молился авва Симеон, и, издали увидев его с воздетыми к небу руками, содрогнулся, ибо, по клятвенному заверению Иоанна, от святого в небо поднимались сгустки огня, “а вокруг него была как бы пещь пылающая, а он стоял посредине, так что я не дерзнул к нему приблизиться, пока не свершит молитву свою. И, оборотившись, он узрел меня и тотчас говорит мне: „Что случилось, диакон? Во имя Иисуса, во имя Иисуса, едва ты не испил до дна. Теперь помолись. Это испытание послано тебе за то, что вчера пришли к тебе двое нищих, а ты, хотя и имел что им подать, прогнал их. А не твое ведь, брат мой, то, что ты подаешь. Разве не веришь сказавшему, что “получите во сто крат в веке сем, в грядущем же жизнь вечную”. [174] Если веришь, подай, а коли не подаешь, значит, и не веришь Господу"”. Таковы были слова юродивого, вернее, премудрого святого! Ведь перед этим почтенным Иоанном, когда они оставались вдвоем с глазу на глаз, Симеон никогда не показывал себя юродивым, но говорил с ним так [173] разумно и с таким смирением, что изо рта его часто исходило благоухание; как уверял этот почтенный Иоанн: “Я не мог поверить, что это тот, кто недавно казался юродивым”.