Евгений Поселянин - Святые вожди земли русской Страница 30

He блещут волшебными красками, не залиты ярким праздничным солнцем образы наших государственных древних зодчих. То ряд невидных для постороннего глаза подвигов, ряд духовных побед над собой, сломленных самолюбий, пережитых за народ унижений, тяжелых дум, кровавых усилий. Коротким отзывом отмечена часто их личность в летописи, но в этих сжатых суровых речах встречаются хватающие за душу слова, в которых вылилось, неведомо для писавшего их, как умел понимать народ, кого он теряет.

He крики радости, не упоения народных торжеств звучат из отдельных веков предмосковской и московской Руси, а сдержанный стон безысходной скорби.

…Девятнадцатый век. На востоке Европы, заняв неизмеримое пространство, стоит Русская империя. Над ее простором великое горе; опять Русская земля стонет. Но не злорадство, не радость выражается в мире в ответ на тяжелое горе России. Пока русский Царь в своем гробу в последний раз объезжает Державу, всюду, куда приходит та весть, оглядываются тревожно чужестранные люди, точно отнята у них уверенность в их покое и безопасности.

И крещенная страданием земля, та земля, по которой поныне ходит, благословляя, Христос, встает в глазах мира в небывалом величии и силе. He раз была благодетельствована Европа Россией, не раз шатавшиеся троны спасались ею и обогащались ее дарами. Ее не понимали или не хотели признать. А теперь, когда отошел молчаливый русский Царь, дышавший прежде всего для своего народа, только тогда поняли, что значит Русское Царство, если из-за того, что на Руси любящий Царь, — Европа благополучна.

И вот теперь, когда весь мир с тою напряженностью, с какою следил он за совершавшимися у нас событиями, признал, что Россия, не оцененная никогда словами, на деле громадная величина, — как же хоть теперь не вдуматься в смысл и самого значения России и в суть того нравственного облика Государя, который пронес Его имя по свету в особом сиянье?

Коренное отличие и нашей национальности и образа почившего Государя в том, что едва ли где дух, принесенный в мир христианством, проникал глубже жизнь.

Одна только любовь, любовь понятая не как приятное и благоволительное пожелание добра для ближних, но как суровый христианский долг, требующий труда и жертв, может давать цену людской деятельности.

Такая любовь помогает напрягать до последней возможности свои силы, забывать свои страдания, чтоб покоить вверенный народ. Она ведет к подвигам, которые ужасны для телесной, бренной природы человека, надламливая ее, но на которых только и может держаться мир. Что бы сталось с Россией, если б в тяжкие времена татарщины те люди, что, надорвав себя, спасли и сберегли Русь, думали о своем покое, отмеряли свою деятельность по общей человеческой мерке? Недалеко бы мы ушли, если б в тяжелые дни русская земщина не поднималась на такие жертвы, подобных которым нет в истории. И пусть в ранних годах мужества падают лучшие люди под тяжелым трудом — их дела вечны. Безвременно покладали во гроб трудовые богатырские свои руки лучшие вожди Русской земли, но не они ли, силой любви убивавшие свою жизнь, поняли и соблюли завет служить до отдачи души?

И эта любовь, которой пример прошел перед нами, грела не только один свой народ; она пошла дальше и хранила чужие страны. Воля русского Царя умиротворила народы, готовые к кровавым распрям, и тогда все почувствовали, какая великая правда в любви, и поклонились ей.

Удивление перед правдою Государя, высказавшееся по поводу его кончины, было коротким, преходящим, но доказательным свидетельством того, что в жизни и в истории составляет настоящее величие, не купленное ничьими муками.

Портрет Александра III. Конец XIX в. Худ. Николай Шилдер

Образы суетных завоевателей стоят перед нами, холодные в своем безжизненном величии, напоминая о бедствиях, внесенных ими в мир, о горестях бесчисленных человеческих душ, о ненависти, посеянной ими между племенами, о больных вопросах международной политики, грозящих постоянно перейти в вооруженное столкновение. А кроткие родные лики миротворцев вечно близки нам, окруженные благодарностью и памятью того, как, любя, они берегли нам или предкам нашим тех, кто дорог на земле: отцов, братьев, друзей, сохраняя от сиротства семьи, неутешных матерей. И это служение лучезарной правды любви еще возвышенней, когда для него приносят в жертву свое самолюбие и гордость. Нелегко было русскому Властелину, по слову которого Русская земля поднимается одним человеком, щадя свой народ, терпеливо выносить вызовы, одним своим сердцем переживать всю горечь тех пустых ухищрений лжи, коварства и ненависти, какими окружено все сильное и независимое, и не выйти из благотворного покоя.

Любовный подвиг почившего Государя подкрепляла глубокая русская вера. Она научила его, что добрый труд не пропадет даром, если и не суждено видеть самому работнику полных и зрелых плодов. Она заставила его смотреть на свое служение как на высшее призвание и научила его относиться к этому делу как к святыне. Она же дала ему великое терпение и устойчивость.

Люди, по слабости своей, обыкновенно, ищут ободрений и наград себе в этом мире. Они смущаются и бегут от своего дела, если после нескольких лет работы им не приходится потешаться блестящими успехами, и впадают в уныние. Не так поступает человек, которому вера объяснила жизнь иначе. Он знает, что дело вручено ему не для него и принадлежит не ему, что он — преходящий работник, приставленный к делу во исполнение заповеди об искупительном труде, и эту заповедь нужно точно и смиренно исполнить. И он не для самолюбия, не для славы, а из доверия к призвавшему его Богу совершает тяжелый, невидный, будничный труд, который один только прочен и может что-нибудь создать. И был этот труд любви, проникнутый верою в Бога, воздвигшего русский народ на высоту, этот царский труд увенчан венцом добродетелей: смирением, сознанием, что не заслуга перед Богом, а исполнение долга в этом неустанном труде.

Кончина императора Александра III. 1895. Худ. Михаил Зичи

Велика была сила той смиренной веры, которая в последний час человеческой жизни, прерванной так неожиданно, среди дел, требовавших довершения, сказала в прощание всему, что было близко на земле и через это близкое той стране, за которую была отдана жизнь:

«Чувствую смерть. Будь покойна. Я совершенно покоен».

Потому так ясны эти слова, что не было здесь страха перед чуждым, неведомым для других миром, который открывался душе, а было мирное возвращение на родину, к Тому, откуда все исходит, чтоб опять возвратиться, и к Кому придет когда-нибудь вся громада русского православного мира.

Работник, точно вышедший из далеких заветных дней русской жизни, пожал в благословении; пришла для него осень, он был призван на отдых.

Когда не стало его, припомнились простые, как он сам, и верные слова: «Бе нищелюбец и правдолюбец и добрый страдалец за Русскую землю!»

Пройдут многие годы. Изменятся, быть может, объемы, имена государств; снова станут они тягаться и враждовать друг с другом, наполняя землю слезами и стонами. И в постоянной зависти, злобе, вооруженных пределах земли забудутся или не помянутся добрым словом имена тех вождей, что вносили горе и раздор в мир. Но пока живет человечество, тихим, немеркнущим светом будут светить ему образы «добрых страдальцев» за людское благополучие, жалевших несчастных, малых, нищих земли. He забудут их потомки того поколения, которым владели они и которое неутешно до смерти скучало по ним. Их молчаливые упорные труды, правда их сердца, их невидные при жизни жертвы будут гореть как солнце в весеннюю пору, напоминая о новом быте, где не будет более вражды и ужасов, чего не дождаться нам никогда на бедственной, проникнутой нашим грехом земле, но чего ждет и в исполнение чего — хоть когда-нибудь, хоть в далекой вечности — страстно верует наше сердце.

Из книги «Идеалы христианской жизни»

Внешние проявления веры

Так как человек состоит из души и тела, то его внутреннее настроение и чувства необходимо выливаются во внешние поступки.

…Нам предстоит беседовать о том, какие внешние пути избрала душа человеческая для того, чтобы чувствовать себя ближе к Богу, иметь постоянные напоминания о небе, и какие пути избрала церковь для низведения на душу человеческую благодати.

Эти благодатные пути, называемые таинствами, особо многочисленны в церкви православной, точно так же, как особенно обильны в православии те внешние символы, в которые выливается живое благоговение души человеческой, жадно ищущей себе этих символов, форм и выражений своего внутреннего настроения…

Есть известные разряды христиан, считающих, что в области духа должно быть упразднено все внешнее. Но люди эти глубоко заблуждаются.