Джордан Омэнн - Христианская духовность в католической традиции Страница 31

Переходя к третьей и последней стадии Гийом описывает состояние духовности зрелого, совершенного христианина, выходящего за пределы разумного обоснования и вступающего в мистичекий опыт переживания Троицы. В этом случае, говорит Гийом, Отец и Сын раскрываются через Святого Духа, так что христианин не только соединяется с Богом, но приобщается и входит в саму жизнь Троицы. Это — видение-предвкушение райского блаженства, любящее знание или "любовь-разум" (amor-intellectus). "Это не означает, что тайна больше не существует, что антитеза теперь снята разумом и можно понять совместимость троичности и единственности. Это означает, что ум превозмог область концептуального знания и вышел туда, где вопрос о том, может ли разум все-таки объяснить эту тайну, уже не возникает".[254]

Принадлежащая Гийому концепция мистического опыта переживания Троицы включает переход от человека как образа Божия к человеку как подобию (similitudo) Божию. По самой своей природе человек, даже "животный" человек на этапе начинающего, несет в себе неуничтожимый отпечаток Троицы. Этот врожденный образ дает человеку способность вместить высшие типы образа, стяжаемые им в добродетелях и ниспосылаемые через вселение Троицы.[255] Однако, если человеку суждено обрести мистический опыт совершенного христианина, то он должен как-то преобразиться в божественное подобие (similitudo), а не оставаться только образом. И как глаз не может видеть, если не преобразится как-то в то, на что смотрит, так и мы не можем познать Бога мистически, если каким-то образом не станем Его подобием. Когда же это происходит? "Мы уподобляемся Ему, когда образ Троицы в душе достигает совершенства и возвращается в совершенное подобие, в similitudo, в самый совершенный союз души и Бога, сохраняющий различие между творением и Творцом".[256] Это осуществляется Святым Духом, Который и является нетварным единством Отца и Сына. Следовательно, делает вывод Гийом: "Через Святого Духа человек Божий становится — каким-то непонятным, невероятным способом — не Самим Богом, но тем, чем Бог является по природе, человек становится по благодати".[257] Воистину Сам Святой Дух и есть любовь, которой мы любим Бога (ipse enim est amor noster).[258]

СВ. ЭЛРЕД РИВОСКИЙ

Страдавший всю жизнь плохим здоровьем, Элред вступил в цистерцианский монастырь в Риво в двадцатичетырехлетнем возрасте. Прослужив там двадцать лет аббатом, в 1167 г. он скончался. Большую часть этого времени он управлял монастырем из лазарета и обрел большое признание в качестве духовного наставника. Будучи последовательным монахом в своем духовном учении и трудах, Элред стремился показать другим монахам, как достичь единения с Богом через отречение от себя и от греха, а также через братскую любовь в общине, через восстановление образа Божиего, утраченного вследствие греха.

Лучшие его работы представлены проповедями и трактатами, среди которых выделяются Зеркало любви; Иисус в двенадцатилетнем возрасте и Духовная дружба.[LIV] [259] Элред высоко ценил отшельничество и даже написал для своей сестры трактат о воспитании затворника, но сердцем был расположен к общежитию.

Согласно Элреду, все существо человека устремлено к Богу, так как Бог вселил это желание в человеческое сердце. Более того, человек стремится уподобиться Богу, даже когда скитается "там, где нет места подобию" вследствие совершенных им грехов. Только через Христа может человек осознать свое сокровенное желание, а, следовательно, должен любить Христа как самого дорогого друга. Воистину, "Сам Бог и есть дружба", и "вступающий в дружбу проникает в Бога и Бог в него". В таком случае человеческая дружба, будучи духовной, может стать средством обретения дружбы с Богом. Человек, причастный к такой духовной дружбе, становится благодаря ей другом Божиим. Дружба с Богом, таким образом, входит в совершенство, ибо "любить Бога — это соединить нашу волю с Богом в такой полноте, чтобы человеческая воля соглашалась на все исходящее от воли Божественной".[260]

Монастырь для Элреда — не только "школа служения Господу", как утверждал св. Бенедикт (Prologue, 45), но и "школа любви". Под руководством аббата, наместника Христова, благодаря своей братской дружбе, монахи приходят к дружбе с Богом. Однако это еще не означает, что монашеская жизнь является источником непрерывной радости. Отказ от человеческой воли и соединение с волей Божественной включают страдание, а повседневная жизнь в общине часто несет испытания и оказывается крестным бременем. Некоторые монахи, вслед за Бернардом, могут даже вопрошать себя, зачем они пришли в монастырь или в чем ценность их уединенной жизни? На это Элред отвечал указанием на важность подражания Христу и Его апостолам, страдавшим от преследований и принявшим смерть.

Дело каждого любовью, а аббата — и советами, не дать ближнему сбиться с дороги и уберечь от любого промедления в пути. Хотя самому св. Элреду такая умиротворенная самонадеянность в монашеской жизни не была свойственна, он выдвигает этот принцип на первый план с присущими ему в полнои мере обаянием, благожелательностью, а иногда и с юмором. Если его наставник св. Бернард — учитель Церкви, то св. Элред — только учитель монашества; хотя учение его всеобъемлюще по своему значению, поскольку монашество — составная часть Церкви, да и сам св. Элред делает особый акцент на единстве духа. Однако мысли его устремлены все-таки прежде всего к монахам. Богослов всегда оказывается милым отцом аббатом.[261]

МОНАХИНИ И НЕСВЯЩЕНСТВУЮЩИЕ БРАТЬЯ

На протяжении истории Церкви монашество наряду с мужчинами принимали и женщины — как в форме отшельничества, так и в форме киновитства. Однако до недавнего времени значение женщины в истории становления монашества недооценивалось.[262] Между тем, с самого зарождения монашества на Востоке в пустыне поселялись женщины-отшельницы, и одна легенда утверждает, что св. Мария Магдалина окончила свои дни отшельницей. Нам достоверно известно, что св. Пахомий основал монастырь для женщин; что св. Василий написал для них свод правил и что женщины, поддерживающие св. Иеронима и Руфина, горячо отстаивали монашескую жизнь. Говоря о Западе, мы упомянем только св. Схоластику и монастыри для женщин неподалеку от Монте Кассино, благочестивых женщин своеобразного ирландского монашества и женщин, сотрудничавших с миссионерами, такими как св. Бонифаций в Германии. Законы и обычаи на Западе строго ограничивали возможность женщин приобщиться к монашеской жизни, и сами женщины различались по сословному уровню, по образованию и по благосостоянию. Эти обстоятельства приводили к тому, что некоторые монастыри предназначались исключительно для женщин из аристократии, если кто-то из королевской династии или из знатных семейств жертвовал на содержание монастыря и когда более бедным сословиям такие вклады были не по средствам. В некоторых случаях молодая особа высшего сословия, поступавшая в монастырь "полноправной" монахиней, приводила одну из своих служанок в качестве "неполноправной" сестры, чтобы она служила ей келейницей. Со временем появились монастыри только для аристократии и монастыри для среднего и низшего сословий, и даже небольшое число монастырей специально для обратившихся в католичество.

Если монашествующих мужчин определяли термином монах (monachus), то форма женского рода monacha, обычно не употреблялось для обозначения монашествующих женщин. Этот термин использовали св. Августин, св. Григорий Великий и св. Григорий Турский; в итальянском он сохранился как monaca, но более общеупотребительным латинским словом было слово monialis от sanctimonalis, обозначавшего человека, посвященного Богу. Самым общеупотребительным словом в английском языке был термин "nun", восходящий, видимо, к египетскому языку и обозначающий монашествующую женщину. Однако, строго говоря, этот термин применим только к монахиням закрытых монастырей, принявшим торжественные монашеские обеты, тогда как слово сестра — "sister" (soror) — применимо к монашествующей женщине, ведущей деятельную жизнь. Интересно отметить, что итальянское слово "nonna" означает бабушка.[263]

В начале двенадцатого века Роберт д'Арбриссель организовал женские монастыри в соответствии с Правилом св. Бенедикта. Он также создал мужские общины, состоявшие из священников и мирян или несвященствующих братьев. Они жили в расположенных по соседству домах и были обязаны заботиться о духовных и материальных нуждах монахинь. Это начинание несло в себе определенные опасные элементы и в некоторых кругах подвергалось строгой критике, но Святой Престол взял монастырь в Фонтевро под свою защиту. Между тем, подобный монастырь с Правилом св. Бенедикта и под опекой цистерцианцев был основан стараниями св. Джилберта в Англии. Леклерк говорит даже о монашеском "феминистском движении" этого периода.[264]