Джед МакКенна - Духовная война Страница 31

Он научил меня, что осознание своей неправоты гораздо лучше осознания своей правоты. Что разочарование и падение иллюзий является лучшей частью процесса роста и обучения. Он научил меня, что боль и замешательство от обнаружения собственной глупости и лживости являются ценой выхода за пределы последних – без боли нет воли; что удары, которые пришлось вынести моему образу себя, были теми ударами, которые он должен был вынести, и вероятно, во мне была доля самобичевания, и должна была быть.

Он научил меня пугающей истине, что пацан, ещё не достигший двадцати лет, может увидеть дальше, чем все эксперты, и оставить их позади. Это было много и важно. Все признанные эксперты могут ошибаться точно так же, как те, кто признал их таковыми, и возможно, и даже нетрудно, пройти дальше их всех. Просто сделав один маленький шаг, я тем самым вошёл в новую и намного менее обитаемую сферу понимания. Если вы поняли, что я говорил о «Моби Дике» во второй своей книге, то перед вами отличный пример именно такого понимания. Я был первым, кто постиг смысл этой книги, не потому, что смог превзойти всех великих мыслителей, сделавших сильно раздутые и бессмысленные заявления на счёт неё, просто я смог рассмотреть её с более высокой точки, откуда всё разрешилось полной ясностью и обрело совершенный смысл. Здесь дело не в знании, учёности или интеллекте, а в ясном видении.

Хотя я был удивлён и разочарован, обнаружив, что огромная часть читающего мира, обучающих в равной степени с обучаемыми, функционировала на таком поверхностном и легко трансцендируемом уровне, я преодолел искушение обвинять в своём невежестве кого или что-либо, кроме самого себя. Мне было решать, открывать занавески, загораживающие свет, или нет. На меня повлияли, но меня не принуждали.

Цепи, сковывающие нас в пещере Платона крепки, но не замкнуты. Если мы не откинем их, не встанем и не начнём путь, нам некого в том винить, кроме самих себя.

Он научил меня, что сделав один шаг, будут ещё шаги. И поняв, что причина моего невежества находится внутри меня, я открылся для идеи, что там есть ещё много таких слепых пятен. Я перестал быть одним из тех штампованных людей, как Джолин перестала быть одной из тех коров. Теперь я стал чем-то ещё, и мог продолжать развиваться в этом направлении.

Он научил меня, что есть два вида понимания: понимание для успеха и понимание для жизни. Понимание для успеха подразумевало следование за стадом. Понимание для жизни означало следовать разуму и фактам, собственному уму и сердцу, куда бы они ни вели. Понимание для жизни было абсолютно другим путём, и именно его я предпочёл. Адлер показал мне, что эти две дороги расходятся, и что, как сказал Фрост, пойти по менее хоженой дороге может всё изменить, и я говорю теперь, что так оно и есть.

Короче говоря, Мортимер Адлер представил меня Майе. Он показал мне, как её видеть, а видеть её, значит уничтожить её.

Всё это звучит, как будто слишком много для одного простого прозрения, но в том природа прозрений, и процесса де-становления. Это как иголка, прокалывающая воздушный шар, или искра, вызывающая взрыв, или лёгкий ветерок, опрокидывающий карточный дом, или трещина, разрушающая плотину. Это важнейшее изменение, которое может произвести один единственный щелчок нашего ментального циферблата. Когда вы последний раз меняли себя коренным образом? Когда последний раз вы становились свежим, большеглазым и молодым?

Книги, которые я пишу, несут то же послание, что и книга Адлера, только в другом масштабе. Нельзя избежать того факта, что в этих книгах я называю всех верующих заблуждающимися, а все веры неистинными. Если я здесь не прав, значит, я просто ещё один пустозвон, как сказала бы Брэтт, но если я прав, тогда это довольно убийственный обвинительный акт всех систем верований, и любого, кто присоединяется к ним. Адлер говорит:

Я высказал некоторые вещи о школьной системе, которые явились бы клеветой, не будь они правдой. Но если они являются правдой, это смертный приговор всем работникам образования, злоупотребившим народным доверием.

Он продолжает, говоря о школах то же, что я говорил об учителях и учениях:

Если бы школы выполняли свою работу, эта книга была бы не нужна.

И об изучении великих учений из вторых или третьих рук:

Они все могли бы быть правыми, если бы всё, чего вы хотите, было лишь какой-то информацией, но не в случае, когда вы ищете просвещения. Нет лёгкого пути. Дорога к истинному знанию усеяна камнями, а не розами. А тот, кто настаивает на лёгком пути, заканчивает раем для дураков – болваном с головой набитой неверно прочитанными книгами, второгодником на всю жизнь.

После этого дело только в масштабе.

18. Духовный диссонанс.

Если глаз никогда не спит, все сны естественным образом прекращаются. Если ум не делает различий, тогда тысячи вещей такие, какие есть, едины в своей сущности.

Понять тайну этой единой сущности, значит освободиться от всех затруднений.

Когда все вещи видятся одинаково, достигается вневременная сущность «Я». Невозможны никакие сравнения или аналогии в этом беспричинном, безотносительном состоянии.

Как же это возможно, что лишь немногие способны найти то единственное, что нельзя потерять? Каким же образом нам удаётся совершить этот чудесный подвиг – видеть то, чего нет, и не видеть того, что есть? Благодаря какому особому механизму иллюзии удаётся удерживать в своих лапах тех, кто стремится освободиться от неё?

Когда приходится решать, что вставлять в книгу, я вспоминаю, что мне хотелось бы прочитать, когда я сам пытался всё это выяснить. Меня всегда тяготил один вопрос: что это за великая загадка? Почему должно быть так трудно найти ответы на такие простые вопросы? Что истинно? Что здесь происходит? В чём смысл?

Кто я?

Похоже, основная масса людей удовлетворяется верой, что вселенная — это загадка, и смысл жизни непознаваем, но тех, кто действительно желает ответов на более обширные вопросы, не так-то легко отговорить. Очевидно, что вселенная — это тайна, но почему? Какова природа этой таинственности? Присуще ли вселенной быть таинственной? Присуще ли смыслу быть непознаваемым? Мы что, одурманены, или связаны, или заколдованы? Существует ли какая-то сила или фактор, который удерживает нас во тьме? Кто или что отнимает или прячет от нас реальность? Почему что-то настолько простое должно быть таким трудным?

Я обнаружил, что наше невежество не является принудительным, оно добровольное, и даже более того – мы сами налагаем его не себя. Никто у нас ничего не отнимал и не прятал, таинственность не присуща истине, и нет никакого заговора держать нас в невежестве. Существует, однако, реальный процесс, механизм иллюзии, который действует внутри каждого из нас. Имя, которое я использую для этого механизма иллюзии, заимствованное из индуизма, Майя. Нужно помнить, что Майя не является реальным архи-божеством, мешающим нам возвыситься. Майя внутри нас, она часть нас, и полностью управляет нами. Майя — это страх, пропитывающий нас настолько, что мы не подозреваем, что он существует. Майя — это организующий принцип эмоциональной энергии в основанном на страхе отделённом состоянии, и Майе присуща таинственность.

Близился вечер, на палубе бассейна всё затихало. Сегодня день был беспокойный, люди приходили и уходили больше обычного, но теперь остались только Лиза, Мэгги и я. Я сидел за своим большим столом, Мэгги колдовала над каким-то блюдом на кухне, а Лиза млела в опьяняющих лучах солнца.

Эта усадьба, в которой мы жили, была не тем, что я изначально искал, приехав в Мексику. Мне хотелось чего-нибудь более уютного, больше похожего на дом Фрэнка, но не в городе. Она была нелепой во многих отношениях – слишком большая, слишком вычурная, слишком высокотехнологичная, слишком дорогая – но вместе с тем она была совершенной. Мне очень нравилось в домике возле бассейна, и я часто ночевал там вместо гостевого домика. Это было прекрасным местом для жизни и работы – тихо, уединённо, великолепные виды – но эти качества я мог бы найти где-нибудь ещё. Что мне больше всего нравилось здесь, и чего я вряд ли нашёл бы в таком доме, как у Фрэнка, так это то, что Лиза и Мэгги могли жить тут же. Если бы они жили где-то у себя, или у Фрэнка, я бы не мог часто с ними видеться, но они были здесь, и обе, по-разному и в различной степени, играли важные роли в создании и содержании этой книги. Мне не нужно было преследовать их, звонить и назначать встречи, чтобы поговорить с ними, что было бы нарушением моих соглашений со вселенной, и уж этого я ни за что не стал бы делать. Но они были прямо здесь, рядом, в наличии, доступны. Это ещё один хороший пример того, как книга вкладывается мне в руки, и как я распознаю тенденции и двигаюсь ними: аренда этого совершенно неподходящего имущества, когда мой рациональный ум искал чегото совсем иного; приглашение практически незнакомых мне людей пожить здесь; неожиданная удача, пришедшая точно вовремя, чтобы покрыть расходы высокой арендной платы; и всё, что привело меня в этот дом и познакомило с этими и другими людьми, являющимися неотъемлемой частью процесса и содержания третьей книги. И намного больше, чем позволяет место, чтобы рассказать об этом.