Валентин Свенцицкий - Диалоги Страница 31

   Неизвестный. Теперь мне это совершенно ясно, но я должен спросить тебя ещё об одном. Ведь достигающих этого высшего состояния ничтожное меньшинство, можно сказать -- единицы. А ты приводишь следующие слова св. Симеона Нового Богослова: "Если у нас нет этого искания Духа Святого, то напрасен всякий труд и суетно всякое делание наше, бесполезен путь, не ведущий к сему". Значит, путь громадного большинства бесполезен, потому что большинство этого высшего благодатного состояния не имеет. Как же так?

   Духовник. Отвечу тебе словами св. Макария Великого из его 38-й беседы "О совершенстве". Там говорится:

   "Вопрос: Если некоторые продают имения, отпускают на свободу рабов, стараются исполнить заповеди Божии, но не стараются в мире сём принять Святого Духа, то неужели не войдут они в Царство Небесное?

   Ответ: Это предмет тонкий для рассуждения, ибо некоторые утверждают, что Небесное Царство одно и геенна одна; мы же говорим, что много степеней, различий и мер и в Царстве Небесном, и в геенне".

   Неизвестный. Этот ответ не вполне удовлетворяет меня. Но я понимаю, что, может быть, большего человек и не может в этой области знать.

   Духовник. Какие же ещё вопросы остались у тебя?

   Неизвестный. Как всегда, самое трудное я оставляю на конец.

   Духовник. Что же именно тебя затрудняет?

   Неизвестный. Вопрос о самом идеале христианской жизни.

   Духовник. Поясни это.

   Неизвестный. Хоть ты и привёл мне слова Евангелия о стяжании Святого Духа как цели христианской жизни, но весь нравственный идеал Евангельский в полном его объёме, по моему мнению, совершенно иной, чем нравственный идеал Церкви.

   Духовник. Я всё же не вполне тебя понимаю.

   Неизвестный. Вот ты говоришь о благодати, что она охватывает всю жизнь человека, включительно до его семьи. Она не лишает человека земной радости, она всё земное перерождает, очищает и, очистив, соединяет с Богом. Именно такой благодатный радостный дух чувствуется в Евангельском христианстве. Но идеал Церкви -- это пещера, пустыня, полное отрицание жизни. Ваши величайшие подвижники бегут от людей, бегут от мира, как от зачумленного. Словом сказать, благодатный идеал Евангельский, который воплощён в образе Иисуса Христа, -- это нечто противоположное церковному идеалу, основанному на ненависти и презрении к земной жизни. Прости, я уж скажу прямо: этот церковный идеал кажется мне безблагодатным.

   Духовник. Другими словами, ты считаешь монашество искажением христианства?

   Неизвестный. Да. А так как монашеский идеал выражает не теоретическое, а практическое учение о нравственности, то неизбежный вывод -- Церковь исказила нравственное учение Христа.

   Духовник. Теперь я понимаю тебя. Но ответ на твой вопрос требует рассмотрения сущности монашества. В следующий раз мы и будем говорить с тобой об этом.

ДИАЛОГ СЕДЬМОЙ. О МОНАШЕСТВЕ

   Духовник. Итак, тебе кажется, что монашество -- это отклонение от христианского идеала?

   Неизвестный. Да. Я думаю, что в Евангелии нет ни одного слова о монастыре.

   Духовник. И ты думаешь, что святые подвижники не достигали высшего нравственного совершенства и искажали то нравственное учение, которое дал людям Христос?

   Неизвестный. Да. И я думаю, что монашеский аскетизм был совершенно чужд первоначальному христианству, что он создался под влиянием древневосточного изуверского аскетизма и что между образом апостола Иоанна и каким-нибудь Симеоном Столпником, покрытым струпьями, нет ничего общего.

   Духовник. Скажи мне подробнее, в чём ты усматриваешь разницу.

   Неизвестный. Постараюсь. Христианский идеал нравственности -- это идеал совершенной любви. Апостол Иоанн из всех учеников Христа был самым полным его воплощением. Что может быть прекраснее старца, который, теряя последние жизненные силы, повторяет только одно слово: "Дети, любите друг друга"... Любовь -- это "совокупность совершенств". По словам апостола Павла, любовь "долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит" (1 Кор. 13, 4-7). Такая любовь -- начало действенное. Это то чувство, которое заставило самарянина остановиться перед страдающим человеком и омыть его раны. Образ совершенного христианина -- это образ совершенной всепрощающей любви, отдающей себя на служение людям. Ибо "нет больше той любви, как если кто душу свою положит за друзей своих".

   Я более или менее правильно охарактеризовал нравственный идеал христианства?

   Духовник. Да, вполне правильно.

   Неизвестный. И вот -- монах. Что общего у него с этим светлым образом Евангельской любви? Начиная с одежды. Разве Христос облечён был в траур, а не в светлый хитон? Разве носил он чёрный клобук и чёрную мантию, напоминающую крылья чёрной птицы? А дальше. Что за дело монаху до избитых, израненных, измученных людей, когда он бежит в пустыню ото всех -- и от счастливых, и от несчастных. Как он может "душу свою положить за други своя", когда сидит по несколько десятков лет в затворе или стоит на столпе, занимаясь самоспасением. Христос простил грешницу. Он поставил женщину в пример фарисею. Женщина слезами своими омывала Его ноги и волосами своими вытирала их. Он возвеличил её. Для монаха в ней смертоносный яд. Он проклинает её. Бежит, как от моровой язвы. Христианство -- это любовь, всех согревающее тепло, радость, свет. Монашество -- это самоспасение, холод, постоянные слезы, мрачный суровый затвор, подземная пещера -- без света, без воздуха, без радости. Христианство -- это религия свободного человека. Ибо где Дух Господень -- там и свобода. Монашество -- это рабство, это послушание, приниженное смирение. Христианство -- всё по духу. Монашество -- всё по букве, по уставу, по внешнему. Христос не гнушался "пировать" с мытарями и грешниками. А монах не пьёт и не ест и, несмотря на свои приниженные поклоны, в душе горделиво считает всех заражёнными грешниками и бежит от мира, как от зачумлённого. Христианство говорит о святости тела, которое храм Духа Святого, а монашество всё проникнуто ненавистью к этому "храму", оно ненавидит и всю земную жизнь, проклинает её и считает за счастье скорее из неё уйти. "Всегда радуйтесь", -- говорит апостол. "Всегда будь печален", -- говорит египетский подвижник авва Исаия.

   Что же общего между этим чёрным, суровым, ненавидящим жизнь монашеством и исполненным любви и радости Евангельским христианством?

   Духовник. Какое страшное недоразумение! Сколько неправды в твоих словах! А ведь, не заглянув глубже и в Евангельское учение, и в монашество, может показаться, что и в самом деле ты прав.

   Неизвестный. Неужели же я не прав? Неужели всё это только недоразумение?

   Духовник. Конечно, не прав. Монашество -- это несокрушимая твердыня христианства. Это самая высокая ступень достигнутого совершенства. Это лестница, по которой люди восходили и восходят к Богу. Это самый прямой, хотя и самый трудный путь истинной христианской жизни.

   Неизвестный. Так неужели ты можешь представить себе Христа в монашеском клобуке?

   Духовник. Нет.

   Неизвестный. Так я ничего не понимаю!

   Духовник. Потому что не понимаешь сущности монашества.

   Неизвестный. Возможно. Я и прошу тебя разъяснить мне это.

   Духовник. Ты совершенно верно охарактеризовал идеал христианского совершенства. Но подумал ли ты о том, какие препятствия стоят на пути к этому совершенству? Не указаны ли они в Слове Божием? И не указано ли, что борьба с ними -- необходимое условие нашего спасения?

   Неизвестный. Мне кажется, что препятствия не имеют отношения к вопросу о положительном содержании нравственного идеала.

   Духовник. Да. Но они имеют отношение к вопросу о сущности монашества.

   Неизвестный. Мне это непонятно.

   Духовник. Монашество -- это отречение от мира, и отречение от своей воли, и борьба со страстями. Рассмотрим всё это подробно и увидим тогда, искажает ли монашество христианское учение.

   Неизвестный. Да. Я прошу тебя как можно подробнее рассмотреть это. Возможно, что здесь я найду ответ и на последний вопрос, о котором упомянул в прошлый раз.

   Духовник. Каково отношение христианства к миру и к мирским привязанностям?