Софья Куломзина - С.С.Куломзина. Наша Церковь и наши Дети Страница 34

С.С.Куломзина. Наша Церковь и наши Дети

ВВЕДЕНИЕ

 Нет никаких оснований для самодовольства, когда мы говорим о современной церковной жизни и о достижениях в области воспитания детей и молодежи. В некоторых отношениях наша эпоха имеет нечто общее с эпохой раннего христианства. Христианская вера, то есть вера в то, что Иисус Христос — Богочеловек, что Бог Троичен и что Церковь — это живое Тело Христово, — эта вера исповедуется меньшинством, да и это меньшинство разделено и расколото. Христианские символы, праздники и традиции в значительной степени утратили свою жизненность. Они либо уходят из нашей жизни, либо становятся объектом торговли, либо отождествляются с кулинарными или национальными обычаями и слишком часто сводятся к чему–то приятному, но не очень понятному. Во многих странах человек должен обладать немалым мужеством, чтобы исповедать, что он — христианин. И даже там, где не существует враждебного отношения к религии, культура от религии отделена. Трудно обрести какое–либо христианское содержание или христианское понимание жизненных ценностей среди тех впечатлений, которые получает современный ребенок дома, в школе, читая книги, журналы, знакомясь с рекламой. Это относится и к тем семьям, которые регулярно посещают храм. Ребенок растет сегодня в обстановке, весьма напоминающей эпоху Римской Империи

 Огромное отличие в том, что сегодня размыта четкая граница, всегда пролегавшая между мировоззрениями христианским и нехристианским. В Римской Империи школьное образование было совершенно светским. Господствующие представления о браке, о сути семейных отношений, о человеческой личности резко отличались от христианских. Ребенок–христианин рос дома, ясно сознавая, что быть христианином — значит отличаться от окружающего общества, отрицая его ценности. Компромисс с окружением или «приспособление» были немыслимы. Сегодня эти границы размыты. Что означает «быть христианином? Кто сегодня называет себя христианином? Богословские различия стерты. Слова «консерватор», «доктринер» стали бранными выражениями. Также разрушено восприятие христианства как того, что тридцать или сорок лет назад придавало человеку в глазах общества респектабельность. Трудно упрекать молодежь в том, что она отвергает лицемерие подобного христианства, хотя в подобном восприятии было не одно только лицемерие.

 Многие люди, называющие себя христианами, заявляют, что они воспринимают христианство, прежде всего как Нагорную проповедь, смысл которой заключается в любви и уважении к людям, в мире и благожелательности, а также признания весьма смутного ощущения некоей Божественной Силы, присутствующей в мире. Этого им вполне достаточно. Конечно, не стоит оспаривать искренности или ценности подобных утверждений. Но все же мы не вправе утверждать, что этические и моральные ценности — отличительная и исключительная привилегия христианства. Этические кодексы существуют не только у религий; даже коммунизм и нацизм имеют весьма строгий моральный кодекс, основанный на дисциплине, самопожертвовании, товариществе, послушании власти. Учебник этики для педагогических институтов, изданный в Советском Союзе, повествует о правилах хорошего тона, послушании, честности, взаимопомощи и тому подобных вещах в духе XIX века. Поэтому, если мы утверждаем, что христианская мораль — это сущность христианства, мы должны разобраться, что же это такое — христианская мораль и чем она отличается от нравственности в общепринятом ее понимании. Здесь налицо парадокс: христианство немыслимо без своей морали, своего этического закона; и все же этический закон может существовать совершенно автономно от христианских понятий о жизни и может быть даже враждебен христианской вере.

 Таким образом, сегодня, воспитывая наших детей, мы сталкиваемся с ситуацией, с которой столкнулась и ранняя Церковь. И все же существует немало отличий. Мы не можем просто перенять благочестие средневекового человека. Духовные ценности и требования стали сегодня частью нашего мышления. Вера в свободу человека в Божьем мире, в творческое назначение человека в мире, уважение к человеческой личности и терпимость всегда были неотъемлемой частью христианской мысли в личной жизни святых и богословов, но в жизни общества, в быту они не были растворены. Инквизиция, религиозные преследования и войны, хождение по струнке дома и в школе, нетерпимость — все это отнюдь не объяснялось лишь «человеческим несовершенством». Все это было частью общепринятой и признанной системы «спасения Душ».

 В течение веков философия воспитания (светская и христианская в равной мере) считала аксиомой, что душа любого ребенка — это «чистая доска». Защитите ребенка от дурных влияний, наказывайте за проступки, поощряйте за хорошее — и, в конце концов, вы получите хорошего человека.

 Между тем, один из главных тезисов духовного христианского воспитания (как это видно, например, из «Добротолюбия») гласит, что каждая душа уникальна и что задача духовника — определить конкретно, что необходимо для духовного роста каждой неповторимой личности. Этот подход не нашел отражения в религиозном воспитании детей. Отдельные духоносные наставники и святые обладали замечательным даром прозрения, проникая духовным взором в мир личности, но в целом в Церкви программа воспитания не ориентировала учителя на то, чтобы понять индивидуальность ребенка и помочь ему проявить врожденные таланты и особенности, поощрить его творческие способности и стремление к самовыражению, помочь ему глубже осознать причины его поведения.

 Принцип свободы человека перед Богом был осознан человечеством лишь в последнее время. Именно эта концепция отличает наше христианское мировоззрение от современных антихристианских тоталитарных идеологий Христианская вера — это свободный акт, в ней нет навязчивой самоочевидности, которой невозможно избежать. Она есть «уверенность в невидимом» (Евр. 11, 1). Без свободы не может быть веры. Вы можете подлинно уверовать только в том случае, если за вами остается свобода сомневаться. Это подразумевалось в христианском богословии всегда, но лишь совсем недавно стало частью общечеловеческого христианского сознания

 Все это приобретает огромное значение для углубления общих принципов христианского воспитания. Это означает лишь то, что мы можем явить человеку, во что мы верим, явить реальность веры в нашей жизни, но мы никого не можем заставить верить и, следовательно, никого не можем заставить верить правильно. Высший акт веры призван стать свободным волеизъявлением человека. На этом основан общепринятый ныне принцип веротерпимости, и потому мы не можем применять авторитарный метод религиозного воспитания. Это не означает, что мы отвергаем авторитеты. Весомая часть нашей веры основана, конечно же, на доверии к авторитету — к авторитету святых, Церкви, Священного Писания. Но это доверие — результат свободного выбора и никому не может быть навязано. Авторитарность в области религиозного воспитания теперь не срабатывает. Мы не можем внушить нашим детям: «Вы должны верить так–то и так–то, потому что так говорю я, или потому что так сказано в катехизисе, или потому, что так написано в Библии…» Мы можем и призваны говорить: «Я верю…», «Церковь учит.. ", «в Евангелии написано…» Воспитание должно основываться на точном знании, что любой подросток или юноша могут уверовать лишь благодаря собственному свободному выбору. Вот почему нам важно понимать наших детей, внимательно наблюдать за их умственным и эмоциональным развитием, мотивами их поступков. В отличие от традиций прошлого образ мышления ребенка и его творческое воображение призваны стать сегодня объектами христианского воспитания

 Сегодня Православной Церкви брошен вызов. В области религиозного воспитания ей необходимо обрести подход, который был бы укоренен в общецерковной традиции. В этой живой традиции мы различаем не только знание о Боге, но и благодатную жизнь в Церкви, братские отношения с другими людьми. В то же время христианское образование направлено, прежде всего, на личность. Будь то младенец; отрок; подросток или юноша, педагог призван найти к каждому личностный подход, в зависимости от уровня: говорить на понятном языке, понимать и разделять нужды и заботы, любить личность в ее данности. Религиозный опыт действенен независимо от того в каком возрасте находится человек или на какой стадии интеллектуальной зрелости; процесс христианского воспитания должен стать процессом роста, накопления личного опыта, постепенного преображения личности в целом. Эта цель и этот вызов настолько велики, что достичь и достойно ответить можно лишь в том случае, если мы будем жить полнотой церковной жизни. Цель христианского воспитания — реализация харизмы, благодати, Церкви как целостного организма.