Рафаил Нойка - Жизнь по Слову, данному нам от Бога Страница 35

Враг хитёр, но Бог премудрее. Послушайте, как это случилось. Вернувшись в Румынию, я прожил много лет, так ничего и не сделав для отца Софрония. И я подумал: «Что ж, видно, переводить его книги — не моё послушание». Однако вскоре после этого, когда мы читали вслух Принципы православного аскетизма, меня попросили перевести эту статью на румынский язык. Я отказывался, но люди настояли, и тогда я перевёл её. Потом мы перевели первый том Духовных бесед. После этой книги мне от отца Софрония был дан некий знак благоволения, воодушевивший меня и на дальнейшие труды. Тогда же представилась возможность перевести книгу Видеть Бога как Он есть, и я с радостью взялся за неё. Далее последовал перевод писем к Бальфуру, второго тома Духовных бесед и книги Старец Силуан. Так, постепенно, Бог помог мне выполнить мой долг.

Сейчас я пока не перевожу, потому что мы перегружены работой другого рода, отнимающей все наше время. Но есть ещё одна книга для перевода — О молитве — которая является продолжением автобиографической книги Видеть Бога как Он есть. Прошу вас помолиться Богу, чтобы Он дал мне благословение сделать правильный шаг, верное решение, чтобы заниматься угодным Ему делом. Многие люди говорили мне, что эти новые переводы настолько отличаются от прежних, что словно бы была переведена иная книга. Книга Видеть Бога как Он есть появилась на румынском ещё до меня и вышла под названием «Мистика видения Бога», и, как мне известно, некоторые люди многое почерпнули из неё для себя, но, простите, если скажу, что перевод этот крайне неудачен. Работая над текстом, мне, незнакомому с некоторыми русскими идиоматическими выражениями, приходилось пользоваться и русским текстом, и греческим, и французским, и английским, и румынским. И тогда я заметил, что в румынском переводе некоторые предложения, видимо более трудные для перевода, были просто опущены: предложение «А» есть, предложение «С» есть, а предложение «В» отсутствует. Но что можно понять из такого перевода? Ведь этим нарушается самый ход мысли автора.

Румынский язык не так давно стал принимать устойчивые формы. Мне кажется, что сильное влияние на него оказали труды преподобного Паисия Величковского и его окружения. До него грамматика была неразвитой, словарный состав иной, иная орфография и так далее. Благодаря Паисию Нямецкому мы имеем наш румынский язык, расцвет которого приходится на начало двадцатого века, когда в 1914 году был осуществлён перевод Библии. Хотя и в этом лучшем переводе Библии есть немало ошибок, неверных понятий и грамматических неточностей, но все же это уже сложившийся язык, сильно отличающийся от той путаницы и неразберихи, которая была до времён святого Паисия.

В 1948 году началось новое движение, приведшее к разрушению нашего языка. В период между двумя мировыми войнами румынский язык стал всего лишь одним из бестолковых диалектов французского языка. Я даже не узнаю в нем румынского языка, хотя с самого своего рождения говорил именно на нем. Впрочем, благодаря тому румынскому мне позже было легко выучить французский.

В Румынию я вернулся в 1993 году, и удивился, что если бы не знал английского и французского языков, то просто не понял бы, о чем говорят окружающие меня люди. Появилось не только много иностранных слов из американского компьютерного сленга, изменилась сама языковая структура. Конечно, подобная порча и засорение происходит не только с румынским, все языки сейчас напичканы наукообразными словечками и теряют простоту. Например, вместо того, чтобы спросить: «Где вы находитесь?», предпочитают говорить: «Сообщите свои координаты». И так далее. Похоже мы живём в эпоху, когда творить что‑то прекрасное нам не дано, так как все что мы видим вокруг — это скорее процесс разложения, разрушения, причём на всех уровнях. В этом смысле картины Пикассо являются своего рода пророчеством о нашем времени.

Я думал, что хотя бы в Церкви мы можем что‑то созидать, что хотя бы церковный язык сохранит красоту и силу. Переводя книги на румынский, мне казалось, ещё возможно что‑то исправить, облагородить язык. Однако сегодня я уже и на это не надеюсь. Современный человек просто не понимает, что есть слово, в чем его тайна. В школах нас учат, что язык существует лишь для обмена информацией друг с другом. Конечно, это верно, если мы понимаем слово «информация» на газетном уровне. Но ведь слово «информация» можно понимать и иначе, то есть как «формирование» в человеке новых клеток на генетическом уровне. От родителей рождается плод, который наследует их генетику, в результате чего ребёнок бывает похож на своих отца и мать. Если мы будем понимать слово именно в таком смысле, то наше понимание, отношение к слову будет иным. Я надеялся, что люди придут к такому взгляду и пониманию значения слова, однако, убеждаюсь, что понимают это как раз те, кто использует слово для разрушительных целей, кто стремится испортить языки. Разрушь язык, и ты сможешь властвовать над людьми. Энергию слова можно использовать как во благо, так и во зло. Слово есть энергия, и кто понимает это, умеют использовать сие в своих целях. Делается это втайне от людей только потому, что люди не задумываются о духовных понятиях, живут не внимательно. Казалось бы мы, церковные люди, должны сознавать это яснее всех, и однако даже в Церкви мы стремимся изменить священный язык, переделывая вековые литургические тексты на современный лад. Подобная тенденция наблюдается и в Греции, и в России, и в Сербии, и в Румынии. В Англии такие переводы были осуществлены ещё в 60–е годы, и оказалось, что кроме вреда они ни к чему не привели. Стремились сделать язык более приемлемым для современных людей, и обманулись. Теперь на этот путь заблуждения встаёт весь церковный мир: епископы, богословы, миряне не понимают в чем сила и значение слова, и желают все переделать на «понятный» язык. Удивительно, что такие нововведения приемлются подавляющим большинством людей, и если кто‑то пытается хранить или вернуться к тому, что всегда было в Церкви, то его обвиняют в новаторстве.

Читая святых отцов, я не раз отмечал, насколько они были внимательными к слову. Сам я всю свою жизнь провёл так или иначе в изучении слова. Родители, читая вслух прекрасные стихи, привили мне с раннего детства любовь и чувство красоты. И теперь я думаю, что многие поэты ощущают силу слова именно потому, что соприкасаются с его духовной составляющей, однако выражают они свой опыт, как правило, на мирском уровне. Если бы поэт сознавал, с чем имеет дело, то возможно стал бы пророком, то есть служителем слова в высшем, литургическом смысле. Помню в школе, молясь перед началом занятий (как это было принято тогда в Англии), на меня производило особое впечатление сила молитв. Иногда я даже ловил себя на том, что мыслю о некоторых вещах понятиями и выражениями Библии. Однажды, увидев какое‑то изображение и внизу его надпись из книги Исайи, я был потрясён так, что те несколько священных строк и после долго жили в моем сердце. Подобные встречи со словом, затрагивающим глубины нашего существа, суть не простые явления. В данных случаях слово, как я говорю, является «информацией на генетическом уровне», то есть живущим и действующим духовно. В детстве я не сознавал, как сие происходит, но я всегда любил такие встречи с живым словом. Кажется, тогда же я начал читать и Библию на древнеанглийском языке. Было необычно её читать, не все было понятно (впрочем, не настолько, чтобы труд сей был каким‑то неприподъемлемым). Иногда у меня возникали вопросы, и мне хотелось узнать на них ответы, уразуметь смысл Писания. И вот, мне попадает в руки современный перевод Библии. Я обрадовался, подумав, что там будет все намного понятнее, чем на древнем языке. Но, прочитав несколько глав, разочаровался, закрыл книгу, и больше не читал Библию ни на каком другом языке, кроме древнего.

Здесь, в монастыре, отец Софроний тоже читал Библию издания короля Иакова. Все службы и молитвы были составлены на языке XVI века. Многое было сделано благодаря трудам Розмари Эдмондс, которая прекрасно понимала силу слова и жила тем языком. Слово способно передавать энергию, и мне известно, что Розмари Эдмондс всю свою жизнь относилась к слову именно так, как об этом говорится в Евангелии: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог»[179]. Почему Бог именуется Словом? Думаю, чтобы вполне понять это, нам надо прежде обрести духовное состояние, в котором пребывал отец Софроний. В книге о святом Силуане он пишет: «Слово Христа есть дух и жизнь вечная, полнота любви и радость небес. Слово Христа есть несозданный Божественный свет… Обращается оно не к поверхностному логическому рассудку, но к глубокому сердцу человека, и тот, кто навстречу ему отверзает своё сердце до последней глубины, чтобы достойно воспринять сей Божественный свет, чтобы слиться с ним во — едино, становится богоподобным. Слово Христа, воспринятое в жизнь, богом творит человека»[180]. Посмотрите, как Бог творит мир: Он говорит слово, и слово становится делом. «И сказал Бог. И стало так», — читаем мы в книге Бытия[181]. В Евангелии Христос говорит, что если бы мы с верою произносили слово, оно исполнялось бы. Раз этого не происходит, значит, у нас нет веры. Без веры слова не имеют силы.