Иннокентий Херсонский - Великий пост Страница 35

После этого к вам особенно надобно обратиться, богачи века сего! Верно, у вас лежит не одно рукописание на ближних ваших; и, верно, между должниками вашими есть, которые не имеют чем воздать вам. Смотрите же, не упускайте драгоценного случая к изглаждению грехов ваших. Возьмите и повергните эти рукописания у подножия Креста Христова: Господь воздаст вам сторицею! Аминь.

Слово в пяток недели 5-й Великого поста, перед исповедью

Святой мудрец Израилев заметил некогда и изрек, что смерть и живот в руце языка (Притч. 18; 21). Если когда замечание это исполняется во всей силе, то в настоящие дни поста и исповеди. Тут, подлинно жизнь и смерть человека в руце языка, то есть зависят от его уст. Жизнь и жизнь вечная, когда ты от сердца сокрушенно и смиренно исповедуешь пред Богом свои грехи и приимешь с верой прощение в них из уст служителя Церкви! Смерть и смерть вечная, когда, по стыду ли ложному, или по гордости, или по чему другому, умолчишь пред духовником о каком-либо твоем студодеянии и отыдешь потому не прощен и не разрешен! "Жизнь и смерть в руце языка" — то и другое на твоих устах: избирай любое, но одно из двух непременно избрать должен: или исповедь, то есть смирение, преданность, веру, и вместе с тем жизнь, или — сомнение, непослушание, скрытность, и вместе с тем смерть.

После этого надлежало бы ожидать, что смерть не найдет себе между нами ни одной жертвы, что все и каждый улучат благодать и жизнь: ибо у кого нет языка, что легче сказать — и пред кем? Не пред человеком, а пред Богом — что, говорю, легче сказать как: согрешил, прости? Но, к сожалению, есть немало таких, даже между исповедниками, которые не пользуются благом исповеди, как должно, которые с собственного языка и уст берут не жизнь, а смерть; берут смерть потому, что не хотят подвигнуть своего языка, отверсть своих уст, можно сказать, на произнесение своего собственного спасения. Такие люди знают свой грех, понимают даже, что он есть мерзость пред Господом, и составляет лютую язву на душе их: но не могут собрать столько сил, чтобы решиться на исповедь его пред служителем алтаря Христова. Иные из таковых даже идут к святому налою с намерением не скрывать более своего беззакония; и, однако же, возвращаются, не открыв его, как должно.

Кто бы ты ни была, бедная душа, страждущая этим ужасным чревоношением греха, доселе еще не исповеданного, позволь обратить и к тебе слова пророка: совлецы узу выи твоея, плененая дщи Сыоня! (Ис. 52; 2). Ноги и руки твои освободились уже от уз и сетей вражьих; ибо ты не ходишь более на совесть нечестивых, не стоишь на пути грешников и не творишь прежних дел беззакония: но шея твоя не свободна; враг искуситель держит еще ее в руках своих, и не дает тебе отверсть уст на исповедание греха твоего пред священником; ибо знает, что с исповедью и разрешением потеряет все права свои над тобой. Итак, собери последние силы твои и совлецы узу с выи твоей; совлецы и воздвигни главу твою; отверзи уста и произнеси слово, по-видимому, самоосуждения, а в самом деле слово собственного спасения твоего. Ибо в то время, как ты будешь говорить: я согрешил, сделал то и то беззаконие, — Ангел Хранитель твой будет изглаждать это самое беззаконие из книги деяний твоих.

Ах, возлюбленный собрат, если бы нам для освобождения себя от проклятия и вечной казни за грехи наши предложено было и что-либо самое трудное, например, всю жизнь просидеть в темнице, или быть осужденными на труды самые тяжкие; не должны ли бы мы с благодарностью принять это предложение, как милость, дабы временным злостраданием стяжать свободу от мучений вечных? Но вот, здесь при исповеди, требуют от нас не подвигов великих, не жертв тяжких, а единого смиренного признания своих грехов: и мы еще будем при этом медлить и отрицаться! — Не явный ли это знак, что мы или не верим Самому Господу, Который пастырям Церкви говорит в Евангелии: "вся елика разрешите на земли, будут разрешена на небеси" (Мф. 16; 19), или так упорны во грехах, что не хотим променять их даже на собственное спасение?

Но как, скажешь, исповедать мне свой грех, когда он ужасен и отвратителен? А как же, возлюбленный, носить его неисповеданным так долго в душе и совести своей, когда он ужасен и отвратителен? — Как ни отвратительна рана на теле, однако же, когда начинают лечиться, то непременно показывают ее врачу, и он старается узнать всю глубину ее. А душу твою ты думаешь излечить не показывая, а скрывая ее раны! Но, мое сердце, — скажешь еще, — так чувствительно, что я не могу открыть уст на признание в тяжком грехе моем. Ах, если оно, это чувствительное сердце, не спасло тебя от этого греха, то это знак, что в нем нет той крайней чувствительности, для которой действительно несносна и одна мысль об известных грехах. Кто мог учинить какое-либо беззаконие: тот, будь уверен, уже может признаться в нем и исповедать его пред служителем алтаря, как требует Святая Церковь. Но допустим, что эта исповедь с твоей стороны будет стоить тебе усилий и принуждения себе, что это жертва, и притом не малая. Что же? — Принеси эту жертву и докажи тем, с одной стороны, благодарность за милость, тебе оказываемую, а с другой — искренность твоего покаяния, и что ты действительно возненавидел грех. Исповедью греха, до сих пор таимого в сердце, ты несказанно облегчишь собственную душу. Это все равно, как бы ты извергнул устами то, что тяготило, возмущало и портило твою внутренность. А вместе с тем исповедь греха, доселе утаиваемого, послужит для тебя в ограду от него на будущее. Ибо стыд, который ты почувствуешь от признания, будет удерживать тебя от повторения этого греха, чтобы снова не иметь нужды в нем исповедоваться.

Впрочем, как хочешь, возлюбленный, но мы должны решительно сказать тебе в заключение, что если ты явишься на исповедь с намерением утаить некоторые грехи, то лучше не приступай к святому налою. Ибо ты приступаешь не к человеку только, а и к Богу. Духовник твой, не видя, что в твоей душе, даст тебе разрешение; но Господь сердцеведец не даст; и ты отыдешь еще более связанный, нежели как пришел, от чего да спасет тебя Господь Своею всемощною благодатью! Аминь.

Слово в субботу недели 5-й Великого поста

"Избранной Воеводе победительная, яко избавльшеся от злых, благодарственная восписуем Ти, раби Твои, Богородице"

По избавлении от зол и бедствий, радоваться и приносить благодарения всего естественнее и приятнее. Но знаете ли, братие, над кем и в чью пользу совершена победа, за которую мы взбранной Воеводе восписуем ныне благодарственная? Она совершена, как повествует история, в пользу греков и престольного града их — Константинополя, страдавшего от жестокой осады, — совершена над каганом, вождем скифов, в числе которых, по всей вероятности, были и наши предки. Таким образом мы благодарим за чуждое для нас благодеяние, — торжествуем собственное наше поражение!

Что это значит? — То, что христианская вера и в этом отношении, как во многих других, переменила порядок вещей и научила смотреть на события иначе: мудрость мира почитать буйством, а буйство креста — единственной мудростью; слезы покаяния вменять в источник блаженства духовного, а радости и смехи мирские — во зло и пагубу; лишениями дорожить прежде богатства, страданиями — хвалиться, в унижении — торжествовать. Если бы мы доселе оставались во тьме язычества, то воспоминание о чудесном поражении предков наших под стенами Константинополя составило бы предмет печали общественной и сетования; но, поскольку мы благодатью Божией изведены из этой тьмы в чудный свет христианства, то воспоминаем его с нашими победителями, благодарим — за собственное поражение! И поступая таким образом, поступаем совершенно справедливо; ибо в лице, помраченных тьмой язычества, предков наших по плоти, неверие устремлялось против веры, дикая свирепость — против гражданского устройства, алчность добычи — против мирной собственности. Напротив, в лице жителей Константинополя (которые суть также предки наши по вере) через ниспослание им чудесной помощи свыше награждено упование на Бога и молитва: такие добродетели, которыми и мы живем и дышим, от которых ожидаем спасения временного и вечного.

Торжество веры, где бы оно ни открылось, есть торжество всех верующих; награда пламенной молитвы, на кого бы она ни низошла, есть награда всем истинно молящимся; победа христианства, в каком бы то ни было виде, есть общая всем христианам победа. Поэтому нисколько не удивительно, что мы празднуем ныне, некоторым образом, собственное наше поражение. Это совершенно в духе нашей святой веры; ибо "дух истинного христианства в том и состоит, чтобы всегда торжествовать победу над самими собою". Раскроем эту мысль в честь взбранной Воеводы нашей, Которая и в сей внутренней брани есть лучший вождь и помощник.

Святая вера наша, братие, происходя от Бога любви и мира, вся исполнена благодати и щедрот; но вместе с тем она приводит с собой жестокую брань. Христианин должен не воздавать злом на зло (Рим. 12; 17), "любить самых врагов" (Мф. 5; 44), молиться за самых распинателей (Лк. 23; 34); но вместе с тем он должен быть всегда воином и победителем. Мните ли, — вопрошал Сам Господь и Спаситель наш, — "мните ли, яко приидох воврещи мир на землю? — ни, не приидох воврещи мир, но мечъ" (Мф. 10; 34). И в другом месте, приглашая к мужеству и борьбе на брани духовной, Он же Сам говорит: дерзайте, то есть, стойте и сражайтесь мужественно, "яко Аз победих мир"! (Ин. 16; 33). Апостолы Христовы также весьма часто призывают к духовной брани, предлагают для того всякого рода оружия, дают советы, ободряют мужество, указывают на венцы, уготованные победителям; христианин у них есть воин, от колыбели до гроба.