Александр Мень - Трудный путь к диалогу Страница 35

Могут возразить, что есть немало людей, далеких от этого опыта. На подобный аргумент французский философ Анри Бергсон отвечал: "Встречаются ведь и люди, для которых музыка лишь шум, и многие из них с тем же гневом и в том же тоне личного раздражения судят о музыкантах. Нельзя же считать это аргументом против музыки".

Путь "сталкеров духа" не прост. Они чаще других наталкиваются на стену непонимания. Герой Тарковского в отчаянии убеждается, что Профессор и Писатель, которые пошли с ним, ищут только своего. У них как будто атрофирован орган веры. В фильме эти два путешественника, пробирающиеся по Зоне, олицетворяют бездуховную цивилизацию с ее приземленностью и прагматизмом.

И так же как в "Солярисе" встреча с Океаном совершает операцию над совестью людей, в "Сталкере" Профессор и Писатель, придя к цели, оказываются изобличенными. Их внутреннее нравственное банкротство образно передает унылый пейзаж запустения, апокалипсической гибели цивилизации, превратившей Землю в мертвую свалку...

Слепым оказывается безверие, а не вера.

Вера проявляется не в отказе от разума, а в доверии к Бытию, она открывает в нем осмысленность и одухотворенность, открывает вечное во временном, связывает быстротекущую действительность с Непреходящим, учится говорить Бытию "Ты" и слушать Его ответ. Для нее недостаточно, следуя Вольтеру, принять природную закономерность как свидетельство о Творце. Она смело идет навстречу Контакту. Внимает Океану.

Наиболее остро проблема веры поставлена в библейской традиции, которая явилась питательной почвой для всей европейской культуры. Библия не стремится к "объяснению всего". Для нее вера не просто логика, теория о космическом Разуме и не концепция, призванная лишь объяснять свойства природы и человека. Евангелие, составляющее вершину Библии, возвещает о реальности Контакта и о вселенском свершении, к которому этот Контакт направлен.

Согласно христианскому видению, у Вселенной и у человека есть цель приближение к своему Первообразу, к Творцу. И эта цель достигается на путях любви к Богу и к людям. Апостол Павел говорит, что, если человек познал все тайны и совершил немыслимые подвиги, но не имеет любви, - он "медь звенящая". Эти слова звучат в фильме Тарковского "Андрей Рублев". И не случайно, что в "Солярисе" мы видим рублевскую "Троицу" на борту космической станции. Творение русского иконописца есть величайший символ божественной Любви, той любви, которая, по слову Данте, "движет Солнце и светила".

Любовь - это не только внутреннее переживание. Это преображающая сила, путь к космическому сознанию, конец отьединенности, самости. А проявляться она должна в действии.

Христианство, говорит Альберт Швейцер, пессимистично лишь в том смысле, что признает в мире наличие зла. Но по сути своей оно оптимистично, ибо "не покидает этого мира, но определяет в нем место человеку и повелевает ему жить в мире и трудиться в нем в духе этического Бога?.

В "Солярисе" для диалога с людьми Океан создает человеческие воплощения. Это можно рассматривать как символ, отдаленно связанный с центральным благовестием Нового Завета. Творец - не "равнодушная природа", не запредельный Абсолют. Его Контакт с нами не исчерпывается ни нашими догадками, ни интуитивными прозрениями, ни гностическими попытками проникнуть в Его тайну. Священное Безмолвие обретает человеческий голос в мистерии Воплощения, Царство Божие, или, говоря иначе, освященное, преображенное Бытие, которое является целью мирового восхождения, прежде своего полного торжества открыто миру в личности Иисуса Назарянина, умершего на кресте и победившего смерть. Через Него человечество получает неиссякаемый импульс любви, которая ведет его к Царству...

"Бога не видел никто никогда, - говорит евангелист Иоанн, - единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил".

Однако тот же евангелист свидетельствует, что богочеловеческий Контакт может стать грозным, он влечет за собой кризис. "Кризис" по-гречески означает "суд". Слово Иисусово есть и призыв Вечности, обращенный к нам, и суровая проба, испытание духа. "Ныне суд миру сему..."

С того момента, как среди холмов Галилеи впервые прозвучала весть о Царстве, таинственное высшее Бытие высветляет темные уголки нашей души и ждет, чтобы мы, пройдя через покаяние, сделали свой выбор.

КАМЕНЬ, КОТОРЫЙ ОТВЕРГЛИ СТРОИТЕЛИ

Размышления, навеянные романом Мигеля Отеро Сильвы

Еще не утихли первые оживленные дискуссии вокруг "Плахи" Чингиза Айтматова и "Факультета ненужных вещей" Юрия Домбровского - романов, включающих евангельские мотивы, - как появился перевод последней книги венесуэльца Мигеля Отеро Сильвы, на сей раз целиком посвященной жизни Христа(1)[1] Роман "И стал тот камень Христом" опубликован в "ИЛ". 1989, N 3.)

Факт этот по-своему знаменателен. С одной стороны, он опровергает мнение, будто евангельская тема в нашей литературе - просто дань моде, возникшей в связи с общей переоценкой культурного наследия. Ведь на Западе такой переоценки не было, а в советской литературе образ Христа появился отнюдь не сегодня (вспомним хотя бы "Мастера и Маргариту" или цикл стихов в "Докторе Живаго"). С другой, обращение писателей XX века к Евангелию явление отнюдь не случайное. Столетие, насыщенное трагическими кризисами, ознаменовавшееся разгулом ненависти, крушением утопий, идет к своему завершению в атмосфере угрозы, нависшей над цивилизацией. Все это доказывает жизненную необходимость укрепления нравственных устоев в обществе. А ведь совсем недавно их считали, по сути дела, чем-то второстепенным в сравнении с социально-политическими проблемами.

Разумеется, вопросы о смысле жизни, о подлинном призвании и ценности человека никогда не носили отвлеченного характера, но сегодня элементарный инстинкт самосохранения требует задуматься над ролью этических ценностей. Вот почему Евангелие, на почве которого веками возрастала культура многих народов, снова и снова входит в круг животрепещущих тем в художественной литературе.

Великие христианские мыслители последних ста лет, такие, как Владимир Соловьев, Николай Бердяев или Пьер Тейяр де Шарден, справедливо утверждали, что демоническим, разрушительным началам в людях может противостоять только дух любви и милосердия, жертвенности и уважения к личности. Они указывали на Евангелие как на фундамент общечеловеческой этики.

Однако надо оговориться. Евангелие представляет собой не только моральный кодекс. Оно повествует о Личности. Личности, которую Новый Завет называет Спасителем, то есть Тем, Кто открыл человеку путь спасения от мирового зла. Тайна Христа является средоточием Нового Завета, и не только его, но и всей Библии.

Не потому ли за книгу о Христе взялся на склоне дней Мигель Отеро Сильва, писатель-коммунист. Ведь он не просто искал в Евангелии сюжета для исторического романа или беллетризированной биографии. Тема Христа тесно связана для него с духовными и политическими проблемами современности.

Не боюсь еще раз подчеркнуть: Мигель Отеро Сильва, повествуя о Христе, ищет ответов на вопросы современности. И в этом он среди писателей не одинок. Его книга органически вписана в художественную традицию, восходящую еще к античным временам. И в каждую эпоху жизнь и личность Христа в творчестве писателей преломлялись по-своему.

Надо сказать, что среди марксистских интерпретаторов этой темы Отеро Сильва не одинок и не является пионером. Его книге предшествует написанный в 20-е годы цикл произведений Анри Барбюса, который исходил из гипотезы Карла Каутского, тоже марксиста. Согласно этой гипотезе, Иисус Назарянин был революционером, казненным как предводитель восстания.

М. Отеро Сильва оставил в стороне подобного рода фантазии, построенные на песке, не подтвержденные текстами. По его собственному признанию, писатель предпочел "в качестве основных источников использовать рассказы четырех евангелистов", - это было верное решение, поскольку Евангелия до сих пор остаются уникальными и надежными свидетельствами о жизни и учении Христа.

Может быть, стоит сразу оговорить некоторые особенности романа - они составили основу его художественной ткани.

Местами он является простым переложением Евангелий, порой удачным, порой несколько вялым и многословным. Через всю книгу проходят длинные монологи персонажей, которые описывают те или иные события, делятся переживаниями, излагают свои взгляды. Это наиболее "модернизированная" часть романа. Язык и стиль мышления в ней соответствуют не I веку н. э., а скорее нашему времени.

Подобный прием вполне оправдан и часто употреблялся в исторической беллетристике. Цель его - актуализировать прошлое, приблизить его к читателю, выдвинуть на первый план то, что волнует людей в любой стране.

И все же соблюсти меру М. Отеро Сильве полностью не удалось. Постоянно балансируя между прошлым и настоящим, он то перегружает текст историческим материалом, то облекает речи героев в форму новейшей эссеистики.