Мария Кикоть - Исповедь бывшей послушницы Страница 36

В одном из домиков, как я потом узнала, жила еще одна монахиня и тоже чадо старца Илия — м.Александра. С ней м.Ксения не общалась, она даже не пускала ее к себе в дом и на наши службы, а только рассказывала про нее разные истории, выставляя ее сумасшедшей и опасной. Нам она тоже не рекомендовала общаться с этой «бабкой». М.Александра в свою очередь говорила, что ее о.Илий послал сюда вместо м.Ксении, которая по ее словам, не справлялась со своими обязанностями. М.Александра тоже считала себя будущей игуменией и старалась собрать вокруг себя общину, но пока у нее не было ни одной послушницы. Нам было не понятно, кто же из них двоих истинное чадо старца Илия, которое он сюда послал на игуменство, но потом оказалось, что он благословил на этот пост и ту и другую, не сильно задумываясь о последствиях.

Пару месяцев мы жили этой спокойной и простой жизнью, пока в один прекрасный день после службы к нашему храму не подъехала машина, из которой вышли наши старые знакомые: монахини Михаила и Параскева. Это были сестры Свято-Никольского монастыря, особо преданные Матушке Николае. Они были старшими: Михаила в скиту в Гремячево, а Параскева — в Ждамирово. Сестры были одеты во все парадное: рясы, клобуки, мантии. Даже необычно было видеть такое великолепие в нашей глуши. Они молча прошли мимо меня и направились в домик к м.Ксении. Интересно, что та уже знала об их приезде. Для меня тогда было непонятно, как могла м.Николая узнать о нашем с Пантелеимоной местонахождении и прислать сюда своих лучших подопечных. Батюшка потом мне сказал, что он и не думал скрывать от м.Николаи, куда он меня отправил. У Ксении они провели более двух часов: пили чай и общались. М.Ксения не рассказала, о чем они разговаривали, но дала понять, что разговор шел обо мне и Пантелеимоне. С этого дня спокойная жизнь для нас закончилась. Отношение Ксении к нам стало не просто прохладным, она стала нас бояться, как будто мы были какие-то прокаженные или бесноватые. Теперь по большим праздникам Ксения стала ездить в Малоярославец к игумении Николае. По приезду она с блеском в глазах рассказывала о том великолепии и почестях, которыми окружена Николая. Ксении тоже захотелось создать такой монастырь, нужно было только набрать послушниц. О.Афанасий и еще один ее знакомый иеромонах из Оптиной прислали ей двух молоденьких девушек лет двадцати — Ксюшу и Машу. Еще один друг-иеромонах прислал пожилую но очень деятельную послушницу Татьяну. Теперь нас уже было шестеро. М.Ксения стала часто вывозить нас по монастырям и разным отцам, представляя нас не иначе, как Успенский Шаровкин монастырь, а себя стала именовать, естественно, игуменией Ксенией. Она возила нас даже к старцу Илию, который все это благословил. Это было бы еще куда ни шло, но Ксения стала действительно верить в то, что она теперь игумения и властительница душ. Она стала во всем копировать м.Николаю, даже употребляла ее выражения, как то: «Исполни или отойди!». От нас теперь требовалось подобострастное послушание и безропотное поклонение. Ко всему этому Ксения начала прятать от нас продукты, закрывать дом, чтобы мы не могли даже зайти поесть, она говорила, что у нее нет средств содержать нас, а питаться нам теперь следует за свой счет. Все это было мне уже хорошо знакомо, и я могла себе представить, каким маразмом все это закончится.

Я поехала в Оптину и рассказала обо всем этом о.Афанасию. Мы говорили с ним долго, я рассказала ему, как приезжали сестры из Малоярославца и как снова м.Николая со своими интригами и гадостями вмешалась в мою жизнь, и что теперь уже и отсюда мне придется уехать. Батюшка снова старался выгородить м.Николаю, даже несмотря на то, что она совершила такой низкий и подлый поступок, он говорил, что все это она сделала для моего же блага. Мне он снова предложил средство он всех бед: во всем винить только себя и каяться. Это был наш с ним последний разговор. После этого я, что называется, прозрела. Мне казалось раньше, что о.Афанасий заботится о моем спасении, и что ему не все равно, что со мной происходит, я видела в нем и духовного отца и близкого друга. Это был человек, которому я доверяла всецело. Я действительно не видела, что все эти семь лет он только играл эту роль, играл ее вертуозно и не только для меня, а для многих других девушек, которые ему доверяли. В Свято-Никольский монастырь каждый год приходило по несколько человек от о.Афанасия, он был самый близкий друг м.Николаи, он поддерживал ее во всем. А я-то думала смутить его рассказами о том, что на самом деле творится в этом монастыре. Я думала, что он просто не знает, что за человек м.Николая и что за политику она проводит с сестрами, думала, что он все поймет и разберется. После нашего последнего разговора мне стало все ясно: ему сотрудничество с такой влиятельной игуменией гораздо выгоднее, чем со мной, как он выражался «беглой монашкой». Он не мог принять и мою и ее сторону, он выбрал то, что ему выгоднее.

Глава 43

В Успенском Шаровкином монастыре все самое интересное только начиналось. М.Ксения уехала на месяц в Крым. Она недавно приобрела участок в Ялте с тремя, как она выразилась «домиками», и ехала делать в них ремонт. Я поехала домой и пошла на курсы по мозаике — мне хотелось научиться собирать мозаичные иконы из стекла. Пантелеимона осталась в Ильинском. Она подружилась с м.Александрой и перебралась жить к ней. М.Александра была рада, что теперь в ее общине есть хоть одна сестра, она старалась ублажать Пантелеимону, как могла, даже подарила ей шубу. Я часто приезжала к ним, подолгу жила и помогала. С м.Ксенией мы больше не общались. То, что происходило потом даже не хочется описывать подробно — обычные разборки и борьба за власть. М.Александра вознамерилась стать игуменией этого несуществующего монастыря и изжить оттуда Ксению. Они с Ксенией по очереди ездили к старцу Илию, наговаривая друг на друга, в надежде, что старец наведет порядок и «разблагословит» соперницу-игумению. Подарками и подношениями м.Александра перетянула на свою сторону о.Павла, заставив его провести приходское собрание. Прихожане давно точили зуб на Ксению за то, что она не занимается реставрацией храма, где с потолка сыпались кирпичи, а в стенах были дыры и бегали крысы. Интересно, что во время этого собрания открылось хищение более чем двадцати пяти миллионов рублей, пожертвованных на ремонт храма, который так и не был начат. Но историю с этими деньгами благоразумно замяли. Абсолютным большинством голосов Ксения была отстранена от своих обязанностей. Старостой о.Павел назначил м.Александру, которая пообещала, что в ближайшие год-два она преобразит храм. Прихожане поддержали ее кандидатуру. М.Александра была старостой около года, поставила крышу, временный бумажный иконостас, привезла несколько икон и новый аналой, этим ее рестовраторская деятельность и ограничилась.

Ксения от обиды перестала ходить на службы в Успенский храм, молиться она ездила теперь исключительно в Малоярославец. Не знаю, как они там все договорились, но однажды под Рождество (январь 2016) Митрополит Климент вызвал м.Александру к себе в Епархию. Она приехала и встретила там м.Ксению и м.Николаю, беседующих с Митрополитом. Владыка Климент быстро ввел оторопевшую Александру в курс дела: теперь Успенский храм считался подворьем Свято-Никольского монастыря, то есть переходил в руки м.Николаи. Старшей туда была назначена монахиня Михаила, та которая приезжала в свое время к нам просвещать м.Ксению. М.Александре предложили стать послушницей у м.Николаи и поучиться у нее истинному монашеству. Та, разумеется, отказалась. Отец Павел тоже переходил теперь под начало м.Николаи, он теперь не был настоятелем, а становился рядовым священником, который приезжал служить за зарплату. М.Ксения отправилась с пожитками подвизаться в Малоярославец, она надеялась, что м.Николая предложит ей стать старшей в новообразованном Успенском Шаровкином монастыре. Но, прожив у м.Николаи около двух недель, она не выдержала, покинула место подвигов и уехала в Крым, где и живет до сих пор. М.Александра уехала домой в Троицк. Периодически она звонит и приглашает поехать с ней по благословению все того же старца Илия восстанавливать какой-нибудь очередной храм.

Я наконец вернулась домой.