Порфирий Кавсокаливит - Цветослов советов Страница 36

— Я, — говорил он, — совершаю каждение, а они даже не наклонят головы. Возглашаю: «Станем добре» [104], а они сидят. Преподаю им благословение, а они болтают между собой. Но трагичнее всего то, что я возглашаю: «Пийте от нея вси»[105], а ко Святой Чаше подходят совсем немногие. Для священника это великая скорбь.

— Нужно, Геронда, чтобы все причащались?

— Это не я говорю. Это говорит Господь: Все [106]! Или, может быть, это слово имеет еще и другое значение, которое мне неизвестно? В иерейской молитве есть следующие слова: «И сподоби державною Твоею рукою преподати нам Пречистое Тело Твое и Честную Кровь, и нам и всем людем»[107]. Конечно, здесь имеются в виду те христиане, которые не состоят под епитимией. Эти последние должны предварительно получить благословение на причастие у своего духовника.

Без Божественного Причащения, без Христа как ты оторвешься от обыденности? Ты пришел в храм и упустил важнейшее, Святые Дары, а это — все. Тебе остался лишь антидор.

Ты знаешь, что такое святой алтарь? Это самое драгоценное из того, что есть на земле. Царские престолы, президентские кресла, академические кафедры имеют меньшую ценность. Святой престол — это Неопалимая купина. Сюда нисходит Христос, здесь присутствует Святой Дух. Престол окружают святые ангелы. Вызывающее священный трепет зрелище. Много раз я боялся даже прикоснуться к святому престолу.

И, стоя перед этим чудом, ты слышишь, как прихожане, вместо того чтобы переживать исключительное Таинство, перешептываются о пустых вещах.

Кто совершает богослужение — один только священник или же иерей вместе с народом? Почему мы говорим «служение»? Как стоит в алтаре священник, так же должен стоять в храме и народ — собранно, полностью предав себя Богу. В эти минуты мы находимся уже не на земле. «Иже херувимы тайно образующей [108]. Мы находимся на Небесах, пред Святой Троицей. «Отложим попечение»[109]. Мы все являемся священнослужителями… О, что Бог удостаивает нас переживать!

Если мы верим, что перед нами совершается Великая Жертва, то должны стоять «со страхом Божиим»[110]. Мы должны плакать от счастья, что Сам Бог спускается и приносит Себя в жертву из любви к нам.

Если мы в это не верим, тогда зачем приходим в храм? Кого мы обманываем? Те, кто не ходит в храм, более искренни.

Ты бываешь в филармонии?

— Да, Геронда, я люблю послушать хороший симфонический оркестр. Там я отдыхаю.

— А ты слышал, чтобы там кто‑нибудь разговаривал? Все молчат, боятся, чтобы ничего не пропустить. Что имеет большую ценность? Музыкальные звуки, которые приносят лишь отдохновение, или же веяние Святого Духа, Который спасает?

Если король или президент государства позовет тебя по имени, чтобы ты подошел и получил от него подарок, ты сможешь повернуться к нему спиной и сказать: «Не хочу»? Почему же ко Христу, Который по премножеству Своей любви приносит Себя в жертву за тебя, ты не подходишь, но поворачиваешься к Нему спиной и вступаешь в мелочную болтовню? А ведь какой дар Он нам дает? Самого Себя!

В церкви мы молчим, пребываем собранными и беседуем с Богом…

Ты понимаешь, что я тебе говорю?

Если да, то ты обязан привести в чувство и наших ближних, которые пренебрегают совершаемыми страшными Таинствами!

Да подаст нам Бог силу выдержать это Чудо.

Ведь на самом деле и священник, и прихожане должны бы были умереть, находясь так близко к происходящему на их глазах Таинству, так близко к солнцу. Но милосердный Бог являет нам Свою благость, и, послушай и ужаснись, — Он даже упокоивается в нашей ничтожности…

При этих словах из глаз Старца, этого истинного служителя таинств, полились слезы…

— После Божественной литургии ты уходишь из храма исполненный мира, который лучится из тебя, проливая свет на все, что тебя окружает. Ты несешь в себе Христа. Ты стал Богоносцем.

Все это охватывают слова одной иерейской молитвы: «Даждь нам в преподобии служити Тебе» [111].

Помыслы

Хотелось бы сказать о том, как противостоять лукавым помыслам, поскольку этот вопрос очень важен и имеет большое значение для любого человека, в особенности же для христианина. Все мы знаем, что такое мысленная брань, которую ведет с нами сатана. По личному опыту, опыту духовника, которым Бог сподобил меня стать, я знаю, что весьма и весьма многие люди плохо разбираются в вопросах мысленной брани и сильно страдают.

Когда мы однажды спросили отца Порфирия о борьбе с помыслами, он ответил: «Вы идите своей дорожкой. Приходит диавол и посредством помыслов начинает тянуть вас за руку, стараясь увести с тропы и запутать. Но вы не вступайте с ним в беседу или в пререкания, а идите своей дорожкой. Итак, он будет тянуть вас за руку, а вы идите дальше, и когда‑нибудь он устанет и оставит вас в покое».

Мне позвонил друг и передал, что отец Порфирий хотел бы со мной поговорить, потому что он «увидел в моих помыслах» нечто, что его насторожило. Я немедленно поехал к Старцу, и он сказал мне: «Вчера я заметил, что ты снова много думаешь о том, о чем, как мы с тобой договорились, тебе не следует больше думать. Ведь предаваясь таким размышлениям, ты духовно повреждаешься. Это обеспокоило меня, и я попросил твоего друга пригласить тебя сюда, чтобы еще раз предупредить и попросить впредь быть внимательнее. Выброси, чадо мое, все это из головы. Ведь ты только напрасно терзаешь сам себя».

Я был поражен. На самом деле все так и было, как сказал Старец. Поняв свою ошибку, я поблагодарил его. Он дал мне еще несколько советов, как с большим успехом противостоять искушениям. Отец Порфирий работал как «сверхтелевизор», который воспринимает не только зримые образы, но и невидимые духовные изображения.

Однажды меня стали сильно обуревать горькие мысли о некоторых людях, которые возводили на меня несправедливые обвинения. Старец немедленно «ударил в набат» из‑за моего, как он сказал, «состояния агрессии». Возражая ему, я сказал, что не высказал ни одного враждебного слова в адрес моих обидчиков и не предпринял никаких ответных действий. Просто я был охвачен горькими помыслами. Но я сдерживался и внешне был совершенно спокоен. Тогда Старец объявил мне еще одну тайну духовной битвы: «Каким бы несправедливым ни было против тебя обвинение, не нужно негодовать, даже внутренне. Это тоже зло. Ведь начало зла — злые помыслы. Когда ты огорчаешься и негодуешь, пусть даже мысленно, то разрушаешь свое духовное устроение. Ты препятствуешь действовать Святому Духу и позволяешь диаволу умножать зло. Всегда молись, люби и прощай. Изгоняй из себя всякий дурной помысел».

Отец Порфирий учил, что наш дурной помысел о ближнем, с одной стороны, будучи грехом, оскверняет нашу душу, а с другой — причиняет или может причинить зло ближнему. Злой помысел действует следующим образом: мысль источает злой заряд, который затрагивает ближнего. Молитва же, напротив, помогает ему. Конечно, все это нужно понимать правильно, согласно учению Церкви о существовании как лукавых, так и добрых духов — ангелов. Все эти духи активны, каждый из них делает свою работу. Дела лукавых духов — донос и клевета, ложь, смута, наговоры и т. д. Дела добрых духов — служение тем, кто стремится наследовать Царство Божие. Злой помысел не скроешь. Он через нас оказывает свое негативное действие на того, о ком мы плохо думаем. Это происходит даже на расстоянии. И человек может даже не понимать, почему у него вдруг возникла к нам неприязнь. Итак, мы должны быть чистыми сердцем[112], чистыми не только от злых дел, но и от злых помыслов, особенно от злопамятности.

Магнитофон

Однажды мы заговорили со Старцем о его магнитофоне. Он иногда слушал византийскую музыку. Магнитофон сломался, поэтому я должен был поехать в мастерскую и сдать его в ремонт. Отец Порфирий сказал мне: «Магнитофон — это хорошая вещь, когда мы слушаем полезное. Однажды мне позвонила женщина, она задавала вопросы о своих проблемах, а я ей отвечал. Потом оказалось, что она, ничего мне не сказав, записала весь наш разговор на магнитофон. Теперь ее соседки слушают эту запись и сплетничают. Вот до чего мы дошли!» Старец никак не ожидал, что его ответы тайком запишут на магнитофон, и был очень расстроен.

Бог не позволил, по причинам только Ему ведомым, чтобы отец Порфирий вовремя узнал, что его записывают. Конечно, неудовольствие Старца вполне объяснимо, его ответы женщине носили личный характер и могли быть неправильно истолкованы. Однако была и еще одна причина, более важная, — это его смирение. Отец Порфирий, как настоящий православный отшельник, хотя и жил в миру, хотел, чтобы его жизнь была сокрытой от людей. Он всегда сильно расстраивался, когда узнавал, что кто‑то его «рекламирует», распространяя его фотографии, магнитофонные записи бесед и т. д.