Доц.архимандрит Тихон Агриков - Пастырское богословие, т.3 Страница 37

Таковы, например, правила 45 апостольское и 33 Лаодикийского Собора. Первое запрещает под угрозой отлучения епископам, пресвитерам и диаконам молиться с еретиками, а второе — с отщепенцем. Если сравнить эти правила с молитвой Соломона при освящении храма, то можно подумать, что ветхозаветный праведник Соломон был более проникнут духом религиозной терпимости и любви, чем составители этих правил. Соломон тогда молился: «Если и иноплеменник, который не от Твоего народа Израиля, придет из земли далекой ради имени Твоего, ибо и они услышат о Твоем имени великом, и о Твоей руке сильной, и о Твоей мышце простертой, — и прийдет он, и помолится у храма сего: услышь с неба, с места обитания Твоего и сделай все, о чем будет взывать к Тебе иноплеменник, чтобы все народы земли знали имя Твое…» (2 Цар. 8, 41–43).

По всей вероятности подобные правила имели в виду оградить православных как от еретической лжи, так и от индеферентизма в отношении веры и Православной Церкви. Ясно, что составители указанных правил рассуждали тут не принципиально, а приспособительно к данным условиям времени, к данной обстановке, блюдя церковную пользу.

Но сегодня полезное завтра может оказаться вредным. Если в одно время общение православных с еретиками и раскольниками нужно запрещать, как опасное и вредное, то в другое время (как например, теперь) его нужно поощрять, как полезное, как могущее еретиков и раскольников привлечь к Православной Церкви.

И нельзя не понять патриархов: Александрийского Фотия и Иерусалимского Дамиана, которые вместе с русскими митрополитами Антонием и Евлогием не только участвовали в 1925 году в Никейских торжествах в Лондоне, но и молились совместно с верующими Англиканской Церкви.

Равным образом и современные усилия митрополита Никодима (Ротова) и других церковных деятелей прекрасно говорят об этом.

Законодательство, составленное из законов, выработанных в 3–9 веках, во многих своих частях носит архаический характер. Многие канонические правила никем никогда не исполняются, другие явно и часто нарушаются.

Надо ли говорить о вытекающих отсюда трудностях для современного пастыря? При таком положении дела пастырь всегда находится под угрозой обвинения то с той, то с другой стороны. Если он будет строгим исполнителем всех канонических правил, его обвинят в узкости, буквоедстве, формализме, непонимании жизни и духа учения Христова. Если же он станет игнорировать те или иные каноны, как неприменимые в данное время, его обвинят в беззаконии.

Независимо от тех или иных обвинений пастырю с чуткой совестью, воспитанному в духе церковной законности и дисциплины, тяжело бывает всякое нарушение древнего закона, не отмененного еще Церковью. Конечно, нельзя представлять дело так, что служение пастыря должно быть строго оформлено, и каждый шаг его соразмерен с законом. Пастырь — не техник, и пастырство — не геометрия. В пастырстве самое главное — порыв, вдохновение, при которых иногда важнее и полезнее бывает нарушить писаный закон, чем его исполнить.

Пастырское служение апостола Павла, который по собственному выражению, «для всех сделался всем, чтобы спасти, по крайней мере, некоторых» (1 Кор. 9, 22), дает нам достаточно примеров нарушения буквы закона для торжества духа. В момент истинного вдохновения и самоотвержения пастырь становится как бы «выше закона». Его вдохновение и самоотвержение как бы заменяют закон, как и учил апостол Павел: «Если вы духом водитесь, то вы не под законом» (Гал. 5,18), «на таковых нет закона» (Рим. 13,10).

Но иное дело минуты пастырского вдохновения, иное дело — «нарушение закона по нужде» и совсем другое дело — постоянное игнорирование закона, находящегося в церковном законодательстве, не отмененного надлежащею церковной властью.

Кто же избавит нас от такого состояния? Только Вселенский Собор. Только Вселенский Собор может быть выразителем голоса всей Православной Церкви, водимой, освящаемой и укрепляемой Духом Божиим.

Таким образом, при нерушимости вечной стороны в Церкви Христовой, временная сторона ее требует уточнения, разъяснения, формирования. А до этого наши труженники — пастыри понесут свои высокие обязанности с молитвой в сердце, исполняя неуклонно и терпеливо свой долг во славу Божию, на пользу Святой Матери-Церкви и спасение ближних.

Отношение пастыря к внешнему миру

Согласно изложенному (Рим. 13) учению святого апостола Павла, власть — от Бога, цель власти — поддерживать добро и преграждать зло. Потребность власти вызывается самой природой одушевленных созданий и особенно разумных. История свидетельствует, что никогда не было на земле общества, которое обходилось без власти. Моменты безвластия, анархии, случавшиеся в жизни общества, обыкновенно несли с собой расстройство, разорение.

Цель и назначение государственной власти в общем совпадают с целью и назначением Церкви. Конечной своей целью Церковь также имеет борьбу со злом, ослабление зла и поддержку, умножение добра. Разница между устремлениями Церкви и государственной власти состоит лишь в том, что Церковь имеет в виду преимущественно духовную сторону человеческой жизни и среди многих своих задач ставит высшей задачей преображение человека, приготовление его к небесной жизни, хоть она не оставляет без внимания и земной стороны человеческого существования со всеми ее мирскими нуждами; государственная же власть ставит своей целью земное устроение и духовными запросами граждан занимается постольку, поскольку внимание к ним и удовлетворение их необходимы для достижения ее основной цели.

Сходные свои цели Церковь и государственная власть осуществляет каждая своими средствами (С. Булгаков. Два града, т. 2. М., 1911, с. 307). Преимущественные средства Церкви: молитва, слово назидания или обличения, благодатная помощь.

Преимущественные средства государственной власти: сила, меч, не исключающие, однако, и морального воздействия.

Есть более тонкое различие между Церковью и государством. В государстве личность отдельного гражданина в какой — то степени меркнет пред громадой народа: народу принадлежит будущее, а всякий отдельный гражданин представляет преходящую частицу целого, которая со своей смертью обычно отходит и, в сущности, в большинстве случаев, теряется.

В Церкви же является бесценной каждая человеческая личность, как носящая в себе образ Божий и предназначенная к вечной жизни. В государстве, прежде всего, — служение народу, а потом уже отдельным личностям; в Церкви же Божией прежде всего — спасение личностей, а в них и чрез них — спасение и всего народа.

Из сказанного видим, что общего у Церкви и государства много, разное же у них не таково, чтобы их совсем разделять или ставить в немирные отношения.

Церковь и государство — естественные союзники, объединенные единством цели. Государственная власть не может поэтому не дорожить Церковью, как воспитывающей, духовно культивирующей силой; Церковь, в свою очередь, не может не относиться положительно к государственной власти в осуществлении последнею ее высоких задач, как и не может в нужных случаях не пользоваться ее помощью и поддержкой. Практически Церковь выражает свое положительное отношение к власти своими постоянными молитвами за нее (1 Тим. 11,2).

Сказанным в достаточной степени определяется отношение пастыря к власти и ее носителям. Пастырь обязан признавать и исповедовать необходимость власти в человеческих обществах. По заповеди Апостола (1 Тим. 2,1–3), он должен и молиться за носителей власти.

Пастырь, однако, как Божий служитель, обязанный всегда защищать истину и содействовать добру, должен быть одинаково свободен как от ненужного противления власти, так и от приниженного раболепства пред нею.

В отношении власти пастырь должен помнить, что она есть «орган Божественного мироправления» (Проф. Н. Суворов. Учебник Церковного права, изд. 2. М., 1902, с. 462)., а отсюда и следует его отношение к ней.

Позиция Церкви к государству выражена в Декларации митрополита Сергия, заместителя местоблюстителя патриаршего престола, от 28 мая 1926 года (РПЦ, изд. Московской Патриархии, 1958, с. 10).

Что касается форм государственного управления, то они по существу не могут служить причиной расхождения между Церковью и государством. «Церковь, — говорит проф. Павлов, — имеет неизменное в своих основаниях устройство, тогда как устройство государств есть продукт истории; следовательно, Церковь не имеет никакой политической цели» (Проф. Павлов. Курс канонического права. ТСЛ, 1902, с. 491).

Об отношении Церкви к государству хорошо сказано и в Резолюции Конференции всех Церквей 1952 года:

«Мы верующие люди, — говорится в этой Резолюции, — участвуем в жизни страны, как в борьбе за мир, не только своим трудом и примерным исполнением гражданских обязанностей, но и своей верой в победу добра над злом, в конечном торжестве Правды и мира на земле. Эта вера является для нас источником усилий, постоянно направляемых на преодоление человеческого эгоизма, в котором коренятся распри, разъединяющие людей» (Конференция всех Церквей и религиозных объединений в СССР. ТСЛ, 1952, с. 64).