Митрополит Макарий - Период самостоятельности Русской Церкви (1589-1881). Патриаршество в России (1589-1720). Отдел первый: 1589-1654 Страница 37

Что же касается до нравственности русского народа, то она проявила себя в период Смутного времени во всем безобразии. Сами русские, например Авраамий Палицын, особенно в шестой главе своего сочинения, описывали ее крайне мрачными красками и сознавались, что нечестие между русскими усилилось до последней степени и что они своими злодеяниями вполне заслужили гнев небесный. То же повторяли и жившие в России иностранцы. «Во всех сословиях, – свидетельствует, например, Бер (Буссов), – воцарились раздоры и несогласия, никто не доверял своему ближнему, цены товарам возвысились неимоверно, богачи брали росты более жидовских и мусульманских, бедных везде притесняли... Не говорю уже о пристрастии к иноземным обычаям и одеждам, о нестерпимом и глупом высокомерии, о презрении к ближним, о неумеренном употреблении пищи и напитков, о плутовстве и прелюбодействе. Все это, как наводнение, разлилось в высших и низших сословиях. Всевышний не мог долее терпеть, казнь была необходима – Он послал меч и пламя». Одно только святое чувство оставалось и тогда в русских твердым и непоколебимым – это чувство любви и преданности к своей православной вере, и оно-то более всего спасло тогда Россию. Если русские умертвили первого Лжедимитрия царя, то умертвили преимущественно как оскорбителя их веры, как еретика. Если они отказались принять к себе на царство польского королевича Владислава, хотя и присягнули ему, то отказались потому, что он не согласился принять православия, как они требовали. Если, наконец, со всех краев России подвиглись дружины на освобождение Москвы, то подвиглись особенно во имя православной веры, оскорбленной и поруганной поляками, и чтобы спасти ее от конечного разорения. «Русские, – по свидетельству Петрея, – одних только себя считали христианами на земле, а всех других на свете называли нехристями, язычниками и еретиками... К лютеранской вере они были расположены несколько больше, чем к католической, и говорили, что лютеранская могла бы еще быть терпима, если бы только лютеране, прогнав сначала папистических учителей, не делали никаких перемен в церковных обрядах и не порочили монашества, всегда святого и чистого». Потому-то лютеранам при Годунове дозволялось иметь близ Москвы свою кирку в Яузской слободе и свободно отправлять свое богослужение, а латинянам не позволялось. «Все иностранцы в России, – свидетельствует так же Маржерет, – могли исповедовать свою религию всенародно, исключая римских католиков».

Сношения русских с православным Востоком не прекращались и по-прежнему выражались пособиями тамошнему духовенству. В 1591 г. патриарх Иов дал грамоту (от 16 апреля) архимандриту Хиландарского святогорского монастыря Григорию, которою дозволял собирать в России милостыню на эту обитель во всякое время, а всех русских, духовных и мирян, благословлял не отказывать обители в своих посильных приношениях. В 1592 г. царь Федор Иванович пожаловал на сооружение Пантелеимонова святогорского монастыря тамошнему архимандриту Неофиту 500 рублей и послал десяти старейшим митрополитам греческим по сорока соболей. А в следующем году отправил Трифона Коробейникова и Михаила Огаркова с своею заздравною милостынею в Царьград, Александрию, Антиохию, Иерусалим и на Синайскую гору. Милостыни отпущено было 5534 золотых угорских, да три золотых португальских, равнявшихся тридцати золотым угорским, да восемь сороков соболей, сорок куниц и много другой пушной рухляди и велено было раздать в тех местах всю эту милостыню по государеву наказу и росписи патриархам, митрополитам, архиепископам, на церкви, монастыри и по рукам нищим. Коробейников и Огарков в точности исполнили волю государя и представили подробный отчет, из которого видно, сколько, где и кому дано, а равно и то, что в Царьграде и его окрестностях было еще тогда 46 православных церквей и семь монастырей, в Иерусалиме – девять монастырей, на Синайской горе и около нее – пять монастырей. Тем же посланцам дана была еще особая сумма в 600 золотых угорских, из которой они по государевой росписи раздали милостыню: в Литовской земле, в Каменце Подольском – семи церквам, которые и перечислены в отчете; в Волошной земле, в Яссах – митрополиту, соборной церкви и на монастырь; в Исакче на берегу Дуная – одной сербской церкви, потом Терновскому митрополиту и Охридскому епископу. Царь Борис Федорович в 1599 г. пожаловал на монастырь святого Саввы Освященного в Иерусалиме семь образов окладных, пятьдесят рублей деньгами, два сорока соболей, два сорока куниц и две тысячи белок, а в 1603 г. двумя своими грамотами разрешил старцам Хиландарского монастыря свободный приезд в Россию для собирания милостыни и утвердил за этим монастырем подворье в Москве, данное ему еще царем Иваном Васильевичем. К концу того же года прибыли в Москву за милостынею многие духовные лица из разных мест Востока, в том числе от Иерусалимского патриарха Софрония архимандрит Феофан, который впоследствии приезжал к нам уже в сане Иерусалимского патриарха, и все, по обычаю, поднесли государю привезенные с собою кто святые иконы, кто мощи святых. И Борис Федорович наделил всех их своею милостынею и именно пожаловал: митрополиту Христианопольскому Симеону, прибывшему из Царьграда, – сто рублей, пять сороков соболей, два сорока куниц и двести белок; епископу Мослинскому Каллисту из Адрианополя – семьдесят рублей, два сорока соболей, столько же куниц и тысячу белок; архимандриту Феофану от Иерусалимскаго патриарха – восемьдесят рублей, два сорока соболей, три сорока куниц, лисью шубу и тысячу белок; архимандриту Григорию из иерусалимского монастыря Саввы Освященного – сорок восемь рублей, сорок соболей, два сорока куниц, лисью шубу и тысячу белок; келарю того же Саввина монастыря Дамаскину – двадцать рублей, Евангелие греческое в двадцать пять рублей, сорок соболей, да на строение монастыря тысячу золотых; не перечисляем менее ценных подарков, данных старцам, прибывшим из святогорских и других монастырей. Представлялись все эти лица и патриарху Иову, который с своей стороны одарил их деньгами и ширинками и благословил иконами в серебряных окладах. Тогда же Борис Федорович написал грамоту (март 1604 г.) Иерусалимскому патриарху Софронию, которою извещал, что в прежние годы переслал ему чрез его старцев десять сороков соболей, двенадцать тысяч белок, три ризы камчатных и три стихаря, а теперь посылает с архимандритом Феофаном напрестольное Евангелие греческого письма в храм Воскресения Христова, церковные сосуды, рипиды, два пояса с стихарями и соболью шубу под бархатом, да, кроме того, посылает от себя царица Марья сулок сажелый, ширинку и триста золотых да царевич Федор от себя – две тысячи золотых. Во 2-й половине 1604 г. и в начале следующего прибыло в Москву за милостынею еще более просителей с Востока: митрополит Терновский Дионисий, который уже был у нас при царе Федоре Ивановиче, архиепископ Акмолинский Феодосий с грамотою к государю от Цареградского патриарха Рафаила, архиепископ Охридский Афанасий, епископ Мглинский Иосиф из Болгарии, митрополит Пелагонский Иеремия, архимандрит синайский Иоасаф с грамотами к государю от патриархов – Александрийского Кирилла Лукариса и Иерусалимского Софрония и многие другие архимандриты и старцы из монастырей афонских. Все они поднесли Борису Федоровичу обычные подарки: иконы, мощи святых, все были радушно приняты им, не раз удостаивались его беседы. Но успел ли он отблагодарить их своею милостынею и отпустить с миром обратно, не сохранилось сведений: 13 апреля 1605 г. царь Борис внезапно скончался. Когда явился первый Лжедимитрий, в Палестине пронеслась весть, что это истинный царевич, сын Ивана Грозного, и патриарх Иерусалимский Софроний поспешил написать к Лжедимитрию грамоту (в 1605 г.), выражал ему радость всех восточных христиан о его будто бы чудесном спасении, желал ему успеха в достижении прародительского престола и просил будущего царя, чтобы он подражал покойному брату своему Федору Ивановичу в своих милостях бедствующим православным церквам Палестины. Святитель Божий, конечно, не знал, что он обращался к самозванцу и отступнику от православия. В Смутное время сношения России с Востоком должны были прекратиться. Но царь Михаил Федорович, как только вступил на престол, написал грамоту (в июне 1613 г.) Цареградскому патриарху, в которой, сказав кратко о бывших в России смутах и переворотах, извещал о своем избрании на царство, просил молитв первосвятителя и, несмотря на скудость свою в казне и во всем, послал ему милостыни сорок соболей, а чрез два года отправил к новому Цареградскому патриарху Тимофею такую же грамоту, шесть сороков соболей и в заключение грамоты давал обещание: «Мы ваше архиерейство нашим жалованьем забывать не будем и нашу царскую милостыню к вам начнем посылать свыше прежнего». Спустя еще четыре года прибыл в Москву по желанию всех Восточных патриархов Иерусалимский патриарх Феофан, уже бывший у нас прежде в сане архимандрита, и положил начало для новых постоянных сношений России с Восточными Церквами.