Елена Уайт - Великая Борьба Страница 38

Один из этих пророков утверждал, что им руководит сам ангел Гавриил. К нему присоединился некий студент, бросивший свои занятия и заявлявший, что Господь наделил его необходимой мудростью для истолкования Своего Слова. А к ним, в свою очередь, примкнули другие люди, имевшие естественную склонность к фанатизму. Деятельность этих энтузиастов произвела немало шума. Проповеди Лютера помогли людям осознать необходимость реформы, теперь же некоторые из этих искренних душ были введены в заблуждение новыми пророками.

Руководители нового движения отправились в Виттенберг к Меланхтону и его сотрудникам и заявили о своих правах. Они говорили: «Мы посланы Богом наставлять народ. У нас самое близкое общение с Ним. Нам известно будущее, короче говоря, мы пророки и апостолы, взывающие к доктору Лютеру».

Все это смутило и озадачило реформаторов. До сих пор они еще не встречались ни с чем подобным и не знали, что предпринять. Меланхтон сказал: «Эти люди во власти каких-то необыкновенных духов, но что это за духи?.. С одной стороны, мы должны быть осторожны, чтобы не погасить Духа Божьего, а с другой — должны быть внимательны, чтобы дух сатаны не обольстил нас».

Вскоре обнаружились и плоды нового учения. Люди стали пренебрегать Библией и вскоре совершенно забросили ее. В учебных заведениях началось замешательство. Студенты, не считаясь ни с чем, оставили занятия и покинули университеты. Люди, которые считали себя ответственными за дело Реформации, довели его чуть ли не до полного краха. Сторонники Рима торжествовали, утверждая: «Еще одна последняя схватка — и все опять будет в наших руках».

Когда до Вартбурга дошли известия об этом, Лютер с глубокой горечью сказал: «Я всегда ожидал, что сатана пошлет нам подобное бедствие». Он видел подлинную суть этих лжепророков и ту опасность, которая угрожала делу истины. Нападки папы и императора не вызывали у него такой тревоги и отчаяния, как это несчастье. Мнимые друзья Реформации превратились в самых злейших ее врагов. Именно те истины, которые принесли его страдающей душе столько радости и утешения, сделались теперь причиной раздора и замешательства в церкви.

В проведении реформ Дух Божий руководил Лютером, и под Его водительством он совершил больше, чем вообще может сделать человек. Он не собирался действовать так решительно, как это произошло на самом деле, в его намерения не входило производить такие радикальные перемены. Он был только орудием в руках Безграничного Могущества. Размышляя о последствиях своей работы, он часто приходил в трепет и однажды заметил: «Я согласился бы десять раз умереть, нежели узнать, что мое учение принесло вред хотя бы одному человеку, пусть самому простому и темному. Впрочем, такого, конечно, не может быть, потому что мое учение и есть суть самого Евангелия».

Виттенберг, центр Реформации, один из первых подпал под власть фанатизма и беззакония. В этой прискорбной ситуации менее всего было повинно учение Лютера, но враги его утверждали именно это. В горести душевной он иногда спрашивал себя: «Неужели так окончится великое дело Реформации?» И снова после борения с Богом в молитве мир наполнял его сердце. «Это не мое дело. Господи, но Твое, — говорил он, — Ты не допустишь, чтобы его погубили суеверия и фанатизм». Но оставаться вдали от борьбы в это критическое время он не мог и твердо решил возвратиться в Виттенберг.

Без промедления Лютер отправился в это опасное путешествие. В империи он был вне закона. Враги по-прежнему имели право убить его; друзьям, как и прежде, запрещалось помогать ему и даже оказывать простое гостеприимство. Императорская власть предприняла самые строжайшие меры против его приверженцев. Но он видел, что работе Евангелия угрожала опасность, и, во имя Господа, бесстрашно выступил вперед, чтобы сражаться за истину.

В своем письме к курфюрсту, изложив причины своего решения оставить Вартбург, Лютер добавил: «Да будет известно Вашей княжеской милости, что я возвращаюсь в Виттенберг; я приду туда под защитой более высокой, чем княжеская. Я не хочу этим сказать, что не желаю защиты со стороны Вашей княжеской милости. Я полагаю лишь, что мог бы служить защитою для Вас в большей степени, чем Вы для меня. Разумеется, если бы я узнал, что Вы думаете об этом иначе, я не вознамерился бы приезжать. Но, по моему убеждению, в этом деле нельзя помочь ничем; один Бог способен здесь что-либо сделать помимо человеческой заботы и участия. Поэтому кто более всех верует, тот и защищен более всех».

Во втором письме, написанном по дороге в Виттенберг, Лютер добавлял: «Я готов навлечь на себя неудовольствие Вашего сиятельства и гнев всего мира. Разве жители Виттенберга не мои овцы? Разве Бог не вверил их мне? И разве я не должен, если это необходимо, пойти на смерть ради них? И, помимо того, я очень опасаюсь, как бы в Германии не произошло народного волнения, которым Бог может наказать наш народ».

С величайшей осторожностью и смирением и вместе с тем решительно и твердо Лютер приступил к своей работе. «Словом, — сказал он, — мы должны разрушить и уничтожить все то, что было насаждено насилием. Я не намерен силой искоренять суеверия и неверие… Никого не следует принуждать. Свобода — это и есть сущность веры».

Вскоре по всему Виттенбергу разнесся слух о возвращении Лютера и о том, что он будет проповедовать. Народ стекался со всех сторон, и вскоре церковь была переполнена. Поднявшись на кафедру, Лютер с необычайной мудростью и кротостью учил, увещевал и обличал. Упомянув о тех, кто силой пытался отменить мессу, он сказал: «Месса — ненужный обряд, который совершается против воли Господа и который должен быть отменен. Я желал бы, чтобы во всем мире вместо нее совершалась Вечеря Господня, установленная Евангелием. Но мы не должны никого принуждать к этому. Все в руках Господа, и действовать должно Его Слово, а не мы. А почему же, можете вы спросить? Потому что я не держу в своих руках человеческие сердца, как гончар держит глину. Мы имеем право говорить, но не имеем права действовать. Мы должны проповедовать, а все остальное предать в руки Божьи. Если я начну применять силу, к чему это приведет? Только к притворству, формализму, подражательству, лицемерию и появлению различных постановлений… Но во всем этом не будет ни сердечной искренности, ни веры, ни любви. Где нет этих трех добродетелей, там нет ничего, и я не дал бы и гроша за такой исход дела… Своим Словом Господь делает гораздо больше, чем вы и я, и весь мир. Бог завоевывает сердце, а когда сердце завоевано, то завоевано все…

Я буду проповедовать, вести дискуссии и писать, но я не буду никого принуждать, ибо вера может быть только добровольной. Подумайте над моими поступками. Я выступил против папы, индульгенций и папистов, но никогда не призывал к насилию, не возмущал народ. Я только провозглашал Слово Божье; я проповедовал и писал — вот и все. И даже когда я спал… проповедь моя разрушала твердыню папства, что было не под силу никаким императорам и князьям. И все же я не сделал ничего. Все совершено Словом. Если бы я обратился к насилию, то вся Германия была бы залита кровью. К чему бы это привело? Это привело бы к гибели и души, и тела. Поэтому я буду хранить спокойствие, и пусть только Слово действует в мире».

В течение всей недели Лютер ежедневно проповедовал жаждущей толпе. И Слово Божье преодолело напор фанатиков. Сила Евангелия вернула заблудших людей на путь истины.

Лютер не имел никакого желания встречаться с фанатиками, которые породили столько зла. Он знал, что это были мятущиеся, необузданные люди, которые, претендуя на особые откровения Неба, не терпели ни малейшего возражения, ни самого кроткого обличения и совета. Притязая на наивысшую власть, они требовали от каждого беспрекословного признания их прав. Но когда они стали настаивать на встрече с Лютером, он согласился и с таким успехом разоблачил их, что эти самозванцы сразу же оставили Виттенберг.

На время это движение замерло, но спустя несколько лет фанатизм вспыхнул вновь, сопровождаясь еще большим насилием и вызывая еще более ужасные последствия. О руководителях этого движения Лютер говорил так: «Для них Священное Писание — только мертвая буква, и потому-то все они начали вопить: «Дух! Дух!» Я не намерен идти туда, куда направляет их этот дух. Пусть милостивый Господь сохранит меня от такой церкви, в которой все святые. Я желаю быть вместе с простыми, слабыми и больными — с теми, кто сознает свои грехи; кто постоянно взывает к Богу из глубины своего сердца, умоляя Его об утешении и защите».

Один из самых деятельных фанатиков, Томас Мюнцер, был одаренным человеком, который мог бы принести много пользы, если бы шел по истинному пути, но он не принял первоначальные принципы подлинной религии. «Он стремился преобразовать мир, но, как это часто бывает с энтузиастами, забыл о том, что прежде всего преобразование должно начаться с него самого». Честолюбивый, он жаждал власти и видного положения в обществе, не желая быть вторым — даже после Лютера. Он заявил, что реформаторы, опирающиеся на авторитет Библии, тем самым создают еще одну разновидность папства. По его утверждению, именно ему Господь поручил провести настоящую реформу. «Тот, кто обладает этим духом, — говорил Мюнцер, — обладает и истинной верой, если даже он и никогда в жизни не видел Священного Писания».