Антоний Сурожский - Пробуждение к новой жизни. Беседы на Евангелие от Марка Страница 4

Вот таким был Иоанн Креститель. Он всецело отдал себя Богу, и поэтому Бог в нем действовал, не он; он был подобен хорошо настроенному музыкальному инструменту, на котором гениальный композитор или исполнитель может играть так, что уже не замечаешь ни инструмента, ни композитора, ни исполнителя, – только пронизываешься тем переживанием, какое рождает в тебе звучащая мелодия.

А с другой стороны – какое смирение! Я уже упоминал, что, согласно Евангелию, Иоанн Креститель говорит о себе: «Я недостоин, нагнувшись, развязать ремень сапог Того, Который грядет за мной»[7], – т. е. Иисуса Христа. С одной стороны, такая непостижимая, ничем не победимая, не сокрушимая сила, a с другой стороны, сознание: я – только прозрачность, я – только голос.

О чем же говорит этот голос? Вот тут я хочу вам прочесть из Евангелия от Луки первую проповедь Иоанна Крестителя: При первосвященниках Анне и Каиафе, был глагол Божий к Иоанну, сыну Захарии, в пустыне. И он проходил по всей окрестной стране Иорданской, проповедуя крещение покаяния для прощения грехов, как написано в книге слов пророка Исаии, который говорит: глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему; всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими: и узрит всякая плоть спасение Божие[8]. Иоанн приходившему креститься от него народу говорил: порождения ехиднины! кто внушил вам бежать от будущего гнева? Сотворите же достойные плоды покаяния и не думайте говорить в себе: отец у нас Авраам; ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму. Уже и секира при корне древ лежит: всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь. И спрашивал его народ: что же нам делать? Он сказал им в ответ: у кого две одежды, тот дай неимущему; и у кого есть пища, делай то же. Пришли и мытари креститься, и сказали ему: учитель! что нам делать? Он отвечал им: ничего не требуйте более определенного вам. Спрашивали его также и воины: a нам что делать? И сказал им: никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованьем. Когда же народ был в ожидании, и все помышляли в сердцах своих об Иоанне, не Христос ли он, – Иоанн всем отвечал: я крещу вас водою, но идет Сильнейший меня, у Которого я недостоин развязать ремень обуви; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем. Лопата Его в руке Его, и Он очистит гумно Свое и соберет пшеницу в житницу Свою, a солому сожжет огнем неугасимым. Многое и другое благовествовал он народу, поучая его (Лк. 3: 2–18).

Дальше я буду говорить о том, что является сердцевиной проповеди Иоанна Крестителя: о покаянии.

Имя Иисус, как уже было сказано, означает «Бог спасает». И Иоанн Креститель ясно указывает, от чего Бог нас спасает и каким путем можно приобрести это спасение. Бог спасает нас от греха, и путь к этому спасению – покаяние.

Но что же такое грех? Часто мы думаем о грехе как о нарушении добрых отношений с людьми. Но грех заключает в себе гораздо больше, он опаснее, он страшнее. Вот несколько представлений о том, что такое грех; я их беру из Ветхого и, главным образом, из Нового Завета.

Грех является нарушением закона, но какого закона? – закона жизни. Жизнь в настоящем смысле слова возможна только через участие в жизни Самого Бога, так как Он является единственным необусловленным, самостоятельным источником жизни, лучше сказать: Он – сама жизнь. Оторваться от Него – значит вступить в область потускнения, вымирания и, наконец, самой смерти. Поэтому грех есть беззаконие (1 Ин. 3: 4).

Но не надо обманываться. Быть послушным закону не значит быть «законопослушным» в юридическом смысле этого слова, т. е. быть исполнителем правил, остающихся для нас внешними. Чтобы лучше это понять, мы можем сравнить то, что Ветхий и Новый Завет говорят нам о законе. Ветхозаветный закон, данный через Моисея на горе Синайской, состоит из большого числа разных правил, и те люди, которые придерживались этих правил, оставались им верными до конца в течение всей жизни, всю свою энергию, силу, волю отдавая на послушание этим правилам, могли считать себя праведниками. Богу нечего было с них спросить, потому что они выполнили каждую букву, каждое слово, сказанное Им в законе.

В Новом Завете Христос тоже дает нам заповеди, но отношение к ним иное, чем к ветхозаветным предписаниям: заповеди Христовы учат нас не как поступать, a какими быть; заповеди Христа – путь. Мы не можем относиться к ним рабски, повинуясь из страха или в надежде на награду. Путем заповедей Христовых мы вырастаем в общение, в глубокое, все более совершенное единство с Богом, приобщаемся Его совершенству и святости. Это значит то, что не исполнением приказов Божиих, a сроднением с тем, что апостол Павел называет ум Христов (1 Кор. 2: 16), сроднением с подходом, с пониманием Божиим мы можем спасти себя. А спастись – значит приобщиться к жизни Божественной. То, что нам представлено в Новом Завете в виде законов, в сущности, не правила жизни, a указания на то, что должно бы в нас, в нашем сердце, в нашем уме быть движущей силой нашей жизни. Это не внешний закон, a описание «внутреннего человека»[9]. В этом отношении когда я говорю, что мы не можем спастись, если нарушаем закон жизни, то я говорю не о поступках, a о том, чтобы этот закон жизни стал действительно нашим существом и мы не могли иначе поступить, потому что уже приобщились к мысли, к замыслу Божиему. Мы с Ним разделяем Его желание, любим то, что Он любит, – мы с Ним едины.

И это очень важно, потому что очень легко превратить новозаветные правила, которые нам дает Христос, в ветхозаветный закон, стать исполнителями, оставаясь как бы вне этого опыта. Я помню человека, который так воспринял Евангелие. Он считал себя чистым, светлым христианином. Он никогда не пропускал нищего, не позвав его и не дав ему тарелку супа и медную монетку; но он нищего никогда не пускал в дом. Он останавливал его в дверях и говорил: «Только не смей вступать твоими грязными башмаками в мой чистый коридор!» И когда тот кончал есть похлебку и получал грош, он говорил: «А теперь иди и не возвращайся ко мне, я тебе все дал, что тебе нужно!» Он считал, что он исполнил дело милосердия, – a в сердце у него никакого милосердия не было.

Вот в этом и заключается разница между исполнением закона в юридическом смысле слова и тем, чтобы стать человеком, для которого заповедь является зовом жизни: стать таким человеком, который иначе поступить не может.

Второе понятие о грехе, тоже очень важное и связанное с предыдущим, это оторванность от Бога. Мы только потому относимся к воле Божией как к внешнему закону, что мы от Бога оторваны сердцем. Эта оторванность нашего сердца от Бога, нашей воли от воли Божией, наших мыслей от мыслей и представлений Божественных и является основной нашей греховностью, тем состоянием полусмерти, потускнения, о котором я говорил раньше. Но грех развивается еще дальше, и из этого состояния оторванности рождаются и последствия ее: осиротелость, внутренний разлад, рознь с людьми, вражда с остальной тварью. И в этом отношении грех расползается, приобретает бесконечное число разных оттенков: ненависти, страха, жадности, всех видов сосредоточенности на себе, – потому что мы потеряли Бога. В начале Евангелия от Иоанна говорится (в славянском переводе) о том, что Слово Божие было «к Богу»[10]. В греческом тексте говорится не о том, что Слово «к Богу», a о том, что Слово как бы рвется, тянется, всецело направлено на Бога и Отца. Таково должно быть настоящее отношение человека к Богу, образцом чего является Христос. Мы же оторваны от Него, и мы засыхаем, как сучок, который отрезан, отрублен, оторвался от дерева.

Третье, что я хочу сказать по поводу греха: нельзя утешаться мыслью, будто есть крупные и мелкие грехи. Конечно, разница есть; но и малый грех, если он произвольный, сознательно, цинично выбранный, может убить душу. В пример того, что может сделать мелкий грех, я приведу сравнение. Во время войны я был военным врачом, и в какую-то ночь с близкого уже фронта принесли в наше отделение тяжело раненного офицера, пробитого насквозь пулеметной очередью. Можно было ожидать, что ему остается только умереть. Но ему посчастливилось: ни один из жизненно важных органов не был затронут, его оперировали, лечили, он выжил. В ту же ночь меня вызвали, потому что привезли молодого солдатика. Он был в кабаке, повздорил с другим солдатом, оба были пьяны, тот размахивал маленьким перочинным ножом, ударил своего товарища в шею и разрезал у него крупный сосуд; когда раненого принесли в больницу, он был при смерти, его едва удалось спасти. Вот сравнение: что такое перочинный нож по сравнению с тяжелым пулеметом? А вместе с тем человек мог от него умереть.

То же бывает, если мы небрежно относимся к нашим греховным желаниям; нас тянет к греху, и мы этот «мелкий» грех начинаем любить и лелеять, так что наконец доходим до того, что совершаем его. В сравнении с этим крупный грех порой менее убийственный. Первый человек, который ко мне на исповедь пришел, был убийца. Сердце его было разбито покаянием, ужасом от того, что он сделал. Да, он потом отбывал срок в тюрьме, и это время в тюрьме было временем исцеления. Тогда как тысячи и тысячи людей живут в тумане мелких грехов, накапливают их, не замечая, как эти грехи их гноят, делают бессильными, безответственными. В этом отношении можно сказать: где бы ты ни перешел реку, как бы ты ее ни перешел – вброд, вплавь, по мосту, на лодке, – ты оказываешься на вражьей стороне, ты изменил своему подлинному призванию, именно изменил себе, потому что ты перестал быть цельным человеком. Вот разные подходы ко греху.