Юлия Вознесенская - Нечаянная радость (сборник) Страница 4

Он не видел, как отец Агапит открыл глаза и, будто в ответ на глумливый жест Владлена, перекрестил его в спину.

– Иди, иди уж, чадо… – проворчал иеромонах и достал из кармана куртки мобильный телефон. – Алло, Виктор?.. Бог благословит… Я к Макаровке подъезжаю, а в десять буду в Красногорске. Можешь меня встретить? Я в последнем вагоне еду. Кстати, трудника тебе везу! Только не знаю, довезу ли… Да, сложности есть… До встречи! – и он снова безмятежно задремал.

Владлен в тамбуре приготовился к работе: приладил к рукам костыли, аккуратно натянул набок берет в тщетной попытке прикрыть фингал: в деле, к которому он готовился, главное было сразу произвести нужное впечатление. В следующий вагон он вошел уже на костылях, остановился и проникновенно начал:

– Граждане пассажиры! Простите меня, что я, такой молодой, прошу у вас помощи. Только не у кого мне больше просить! Пострадал я за родину на чеченской войне, инвалидом стал, и оказался не нужен государству. Помогите, кто сколько может!

Он стянул с головы берет и, неловко держа его рукой, опирающейся на костыль, пошел по проходу, заглядывая в глаза пассажирам. Большинство на него никак не реагировало, иные косились неодобрительно, заметив лиловое украшение под глазом, но некоторые сердобольные женщины все же бросали ему монеты и даже бумажные десятки. Владлен вышел в тамбур, деловито пересчитал деньги, сунул их в карман и снова надел берет. Прошел в следующий вагон… А по вагону, ему навстречу, с песней двигались трое мужиков в камуфляжках: впереди ковылял инвалид на костылях, второй шагал позади с гитарой, а третий шел за ними с беретом в руке и собирал деньги.

Мужики были значительно старше и крупней Владлена. Они дружно и ладно пели:

А на войне как на войне,а нам труднее там вдвойне.Едва взошел над сопками рассвет,мы не прощаемся ни с кем —чужие слезы нам зачем? —уходим в ночь, уходим в дождь, уходим в снег.

Батальонная разведка,мы без дел скучаем редко,что ни день – то снова поиск, снова бой.Ты, сестричка в медсанбате,не тревожься Бога ради,мы до свадьбы доживем еще с тобой…

Эти трое изображали «афганцев». Владлен тихонько присвистнул, бормотнул привычное «Ёшкин корень!», развернулся и побежал назад, в только что пройденный им вагон, подхватив под мышку костыли. Пассажиры, оживившись, бросали ему вслед удивленные и возмущенные взгляды, а некоторые даже и подходящие к случаю слова.

Владлен ворвался в свой вагон и тут же сбавил скорость. Тихо, почти крадучись, подошел он к своему месту, сел и, стараясь не греметь, аккуратно спрятал костыли под лавку.

Отец Агапит, не открывая глаз, спросил:

– Не сбежал, Владик?

– Да ты что, батюшка?! – деланно возмутился Владлен. – Ты меня выкупил, я теперь твой раб – куда ж я от тебя без спросу?

– Ты раб Божий, а не мой! – с улыбкой, но очень серьезно ответил отец Агапит. – Мне-то зачем такой раб, подумай сам.

– Ясен пень – Божий! – торопливо согласился Владлен, оглядываясь на двери вагона.

Он улегся на скамейку и свернулся комочком. Отец Агапит вздохнул и вновь задремал.

Но недолго удалось им пребывать в покое. С треском распахнулись двери, и в вагон вошли давешние «афганцы», а с ними черный и косматый цыган в мятой фуражке, невысокий, но по виду силы и крутизны немереной. Последним шел инвалид на костылях, вернее, с костылями, потому как нес их под мышкой. А за ними, в закрывающиеся уже двери, проскользнул еще и цыганенок, так душевно и истошно певший «Ламбаду» в начале пути.

Владлен разом проснулся, будто его кто толкнул, и в ужасе уставился на вошедших.

– Этот? – негромко спросил цыган.

– Вроде он, – нерешительно ответил инвалид, – только тот на костылях был.

Цыганенок нырнул под лавку и достал Владленовы костыли.

– Вот они, костыли, Миша!

– Ясно! – Цыган мрачно поглядел на иеромонаха. – А ты, значит, на монастырь собирал?

Отец Агапит хотел что-то возразить, но Владлен толкнул его в бок: молчи мол, батя, а то хуже будет!

– Не, Миша, монах на месте сидел! – заступился за отца Агапита цыганенок.

– Цыц! – осадил его цыган. – А ты чей будешь? – как-то непонятно спросил он Владлена.

Но Владлен его понял.

– Дяди Саида, – белыми губами ответил он.

– Так выходит, Саид и его братья по чужой ветке пошли?

– Нет-нет, Миша, – испуганно затараторил Владлен, – дядя Саид никогда бы на такое не пошел! Это я сам для себя решил маленько денег собрать, к сеструхе ехать хочу. Только я не знал, что эта электричка твоя, думал – ничья.

– Ничьих электричек не бывает. А этот, – кивнул цыган на монаха, – тоже Саида?

– А этот и вовсе ни при чем, дядя Миша! Он настоящий монах, к себе в монастырь едет. Скажи ему, отец Агапит!

Иеромонах кивнул, с мирным любопытством глядя на жуткого цыгана.

– Если он сам по себе, так откуда ты его имя знаешь? А ну, ребята, поглядите, что у этого «монаха» в сумке и в торбе?

Парни в камуфляжках открыли рюкзак и сумку и показали содержимое Мише: это оказались книги, по большей части большие, тяжелые, с золотыми крестами на обложках.

– Закройте! – кривя черный рот, скомандовал Миша. – Выбросьте обоих на первой станции вместе с ихним барахлом. – Он вразвалку пошел к выходу, но в дверях полуобернулся и мрачно произнес:

– Еще раз увижу на моей ветке, сегодня или через год, – живыми не уйдете.

На шоссе

На голой, лишенной даже навеса и плохо освещенной платформе разъезда было пусто, а потому никто не наблюдал сцену выдворения отца Агапита и Владлена из поезда. Электричка подошла и остановилась, двери отворились, и на платформу вылетел и упал на четвереньки сначала отец Агапит, а за ним, получив ускорительный пинок, приземлился Владлен. Следом за ним полетели сумка, рюкзак и последними, когда двери вагона уже закрывались, двумя копьями вылетели Владленовы костыли.

Владлен поднялся первым. Он помог встать иеромонаху, ворча про Ёшкин корень, собрал в кучу раскиданный багаж.

– Ну и попали мы с тобой в переделку, раб Божий Владлен! – покачал головой отец Агапит. – Это что ж такое было-то?

– А ты считай, что ничего не было, отец Агапит, – бодрой скороговоркой ответил Владлен, – считай, что так обошлось. Потому что могло быть намно-о-ого хуже! Ладно, по дороге все тебе расскажу. Двинули скорей отсюда, а то замерзнем на ветру.

– Куда двинули, Владик? Тут нет вокзала, это разъезд. Придется ждать поезда прямо на платформе. А холодно, бр-р-р! Продрогнем мы с тобой, пока дождемся следующей электрички: они теперь уже совсем редко ходят.

Владлен покосился на отца Агапита, как на младенца неразумного и сокрушенно покрутил головой: ничего ты, мол, так и не понял, батюшка!

– Нельзя нам следующей электричкой ехать, ты уж извини, отец Агапит. Там те же люди работают, и если узнает Миша…

– А кто он такой, этот Миша? Страшный какой-то, черный… И внутри будто такой же, как снаружи.

– Это ты верно сказал – страшный он и черный, снаружи и внутри и со всех сторон. А еще он вооружен и очень опасен. И люди его тоже. Так что пошли, батя, искать дорогу: на попутках будем в твой монастырь добираться! Нам и на платформе-то опасно оставаться…

– Зачем на попутках? Я сейчас в монастырь позвоню, и за нами приедут. Тут недалеко, километров тридцать всего… И шоссе где-то совсем рядом должно быть.

– Да ну?! – ожил Владлен. – Тогда давай звони скорей, батя! И скажи, чтоб шевелились, а то мы тут с тобой задрогнем до смерти.

Отец Агапит достал мобильник и стал дозваниваться до монастыря. У него ничего не выходило.

– Связи нет… – растерянно проговорил он. – Придется на попутках добираться до населенного пункта, где телефон есть, а оттуда уже звонить. Помоги рюкзак накинуть!

Владлен помог отцу Агапиту вскинуть на спину рюкзак, но иеромонах под его тяжестью вдруг ахнул громко и сел, опираясь руками об лед платформы.

– Ты чо, отец Агапит? – испуганно спросил Владлен.

– Знаешь, Владик, а я, кажется, ногу подвернул. Не могу ступить.

– Ёшкин корень! А вдруг перелом это? Давай я тебя до скамейки доведу, а сам побегу на разведку, шоссе поищу, где машины ходят…

Довел Владлен иеромонаха до скамьи, усадил его, предварительно рукавом смахнув снег, велел ждать, а сам, сгорбившись от колючего снежного ветра, побежал к спуску с платформы…

Шоссе он нашел сразу: оно проходило параллельно железной дороге, метрах в ста от нее, и от платформы через лес к нему вела тропа, сейчас уже полузасыпанная снегом. Владлен под руку вывел хромающего отца Агапита на край шоссе, где кончалась тропа от разъезда, а само шоссе делало поворот, потом перетащил туда же вещи с платформы.