Александр Балыбердин - Эхо Bookового леса. Роман-надежда Страница 4

Разговор с Софи декан начал с того, что у Рэббита получалось лучше всего – постарался придать предстоящей беседе особый вес и значение.

– Прежде всего, должен предупредить, Софи, что всё услышанное в этом кабинете должно остаться между нами. Поскольку я беседую с тобой – Рэббит намеренно перешел на ты, чтобы ещё в начале разговора, показать собеседнику, кто здесь главный – выполняя ответственное поручение одного очень важного лица, которое этим разговором оказало нам высокое доверие, пригласив к участию в поистине великом событии.

Доктор Рэббит был опытным переговорщиком и понимал, что, позволив собеседнику почувствовать себя частью чего-то большого и важного, он не только тешил его самолюбие, но и нажимал на кнопки, о существовании которых сам человек, порой, не догадывался. Тем более студент или студентка, весь жизненный опыт которых, как и биография, легко умещались на стандартном листе бумаги.

Со стороны это было похоже на перехват управления. Причем весьма изощренным способом. В результате чего человек, который ещё недавно самостоятельно решал, куда ему идти и что думать, добровольно от этого отказывался и передавал бразды управления собой новому вознице. Дальнейшее было «делом техники» и зависело от того, кто является вашим собеседником. Так клерку можно было пообещать должность во влиятельной международной корпорации, молодому чиновнику – кресло в номенклатуре, начинающему ученому – место в докторантуре, бандиту – положение в авторитетной банде, а романтику с горячим сердцем – перспективу изменить и улучшить мир.

Но только с одним условием – обязательно в «команде», и для этого признать интересы «команды» выше своих, а, в идеале, вообще отказаться от всего «своего» – вкусов и увлечений, мыслей и чувств, убеждений, прав и свобод. При этом вопрос, почему я должен довериться этой «команде» или «системы», задать себе решались немногие. Поскольку он казался непозволительно дерзким. Особенно, тем юным и чистым сердцам, в которых пламя братской любви ещё не погасло. Именно поэтому добычей «системы» часто становились самые скромные и лучшие из людей.

София Персон не была исключением. Привыкшая с детства не выпячивать себя и доверять взрослым, она даже не подумала о том, что за предложением декана может скрываться какой-то подвох. Тем более что Рэббит не сразу заговорил о деле, но сначала долго хвалил Софи за примерную учёбу, называл «гордостью родителей» и «надеждой науки», после чего заверил, что «сделает всё зависящее, чтобы судьба Софи сложилась успешно». И когда декан перешёл к сути вопроса, он показался девушке сущим пустяком. Оказалось, что всё, о чём Рэббит хотел попросить Софи – заглянуть в университетскую телестудию и поучаствовать в конкурсном отборе на должность ведущей новостей. И хотя это было не совсем то будущее, о котором мечтала Софи, она с лёгкостью приняла предложение, и тем же вечером исполнила всё, о чём просил декан.

Работа в студии заняла от силы полчаса. Сначала Софи прошла фотопробы. Затем редактор предложил озвучить за кадром три коротких сюжета. В первом из них речь шла об открытии новой детской площадки. Во втором – о выпускниках военной кафедры, обещавших верой и правдой служить Империи. Третий сюжет был прогнозом погоды, точнее, непогоды, сулившей горожанам грозы и тучи, «нависшие над городом огромными тёмными глыбами» – почему-то именно эти слова врезались в память, но заканчивался надеждой на новые солнечные дни. Вся премудрость заключалась в том, что произносить слова нужно было громко и чётко, с жизнеутверждающей интонацией, с чем девушка легко справилась.

Прощаясь, редактор попросил Софи «до времени» никому об их встрече не рассказывать. Даже лучшей подруге. Формально, чтобы не вызвать тем самым ревности или зависти. Но это было лишним. Поскольку засыпать пришлось в одиночестве. Элен куда-то запропастилась. Что, впрочем, бывало уже не раз.

Единственное, что не давало покоя, когда, пытаясь заснуть, Софи перебирала в памяти события прошедшего дня – почему Рэббит с таким пафосом говорил о, вообщем, самой обычной работе? Что-то здесь «не клеилось», как сказала бы Элен. Но что? Это Софи поняла позже. Когда наступил Тот Самый День.

Глава 5. Трепанация сознания

Последний день июня 2182 года София Персон провела, как в тумане, обложившись книгами, листая конспекты, пересматривая видеозаписи лекций и семинаров, практически не выключая компьютер, непрестанно что-то печатая, набирая, форматируя, исправляя, дополняя, открывая и сохраняя.

Выпускной экзамен был назначен на 1 июля и совмещен с защитой дипломной работы. Таким образом, что, если защита проходила успешно, экзамен отменялся. Но, если студент заваливал диплом, дальше спасти его могло только чудо. Как и большинство однокурсников, Софи в чудеса не верила. Поэтому ей оставалось одно – зубрить, зубрить и ещё раз зубрить. И она зубрила.

Единственной тонкой ниточкой, которая соединяла Софи с окружающим миром, была Элен. Но та, казалось, совершенно забыла об экзаменах и часами пропадала в городе. Точнее, в его центральных кварталах, вокруг которых было выставлено оцепление, в три линии опоясавшее Реймский собор. Не для того, чтобы сохранить, уберечь, спасти храм от нашествия варваров, но, наоборот, чтобы заминировать и взорвать и тем самым нанести сокрушительный удар по древнему врагу Империи – христианской Церкви, всё ещё дерзавшей жить по своим законам.

Как и любая масштабная кампания, борьба с христианами требовала соответствующей подготовки. Своего рода «трепанации сознания», призванной сделать белое – чёрным, а чёрное – белым. Чем уже много лет занималось Имперское Управление социальной инженерии, без устали производившее новые программы, концепции и «дорожные карты», которые быстро становились обязательными для исполнения.

Так было и на этот раз. С лёгкой руки Управления, с 1 июля 2182 года на всём пространстве Империи вводилось новое летоисчисление, знаменовавшее наступление Новой Мирной Эпохи. В связи с чем, все христианские символы объявлялись устаревшими, подлежали забвению или, как Реймский собор, уничтожению. Поскольку «забыть» столь величественный храм можно было только одним способом – уничтожив его.

Пока Софи, зарывшись в учебники, готовилась к выпускному экзамену, а Элен пыталась привлечь к себе внимание капрала, стоявшего в оцеплении на углу Rue Chanzy и Rue Libergier – улиц Шанзи и Либержье, за спинами этого оцепления подрывники крепили на стены храма взрывчатку.

А что же жители Реймса? Они смотрели на происходящее с удивлением. Однако без возмущения. Немногочисленные прихожане собора, привыкшие ничего не делать без благословения, ждали указаний священников, а те, в свою очередь, распоряжений епископа, который изменить ничего не мог, поскольку собор давно уже находился в собственности городских властей. Что касается остальных горожан, то для них всё это было не так уж и важно.

Конечно, были и сомневающиеся, которым было адресовано выступление мэра города месье Бэвара7, заявившего, что, освободившись от бремени содержания собора, мэрия сможет отремонтировать ещё больше улиц и площадей, разбить больше парков и скверов. «А что касается туристов, – успокоил горожан месье Бэвар, – то, как известно, ничто так не привлекает публику и не обходится так дёшево, как развалины. Поэтому без туристов город не останется».

Из-за того ли, что медиаканалы крутили выступление мэра каждые полчаса, или потому, что события развивались необычайно стремительно, никто из горожан на улицу так и не вышел и на защиту собора не встал.

Нельзя сказать, чтобы, готовясь к экзаменам, София ничего об этом не знала. Знала! Виной чему была всё та же Элен, которая впервые пришла к собору вечером 28 июня и, увидев оцепление, не могла не поразиться «богатству выбора». С тех пор все мысли и разговоры подруги были только о курсантах и том, «какие они душки!».

Вот и на этот раз, сидя за столиком в студенческом кафе, Элен заговорщически шептала:

– Представляешь! Сегодня один из них – помнишь капрала, который помахал нам рукой из машины? – сначала спросил, как меня зовут, а затем говорит, – подруга приняла весьма забавную позу – «У меня к Вам, мадемуазель Элен, есть один важный разговор. Не могли бы мы снова встретиться этим вечером, когда мой взвод снова заступит в оцепление?».

– И что ты ответила? – поинтересовалась Софи.

Но слов не понадобилось – за Элен ответили её глаза, которые сияли так ярко, что Софи отвела взгляд. Подруга была влюблена и, как все влюбленные, одержима внезапно нахлынувшим чувством настолько, что даже не думала о том, с какой целью было выставлено оцепление. Не думала о том, что скоро этот величественный, удивительной красоты храм, который без малого тысячу лет был главным украшением города, останется только в воспоминаниях его жителей да ещё на старых фотографиях, которые, сколь бы не были хороши, сам храм не заменят.