Павел Адельгейм - Догмат о Церкви в канонах и практике Страница 4

Ритуальная жизнь отличается от реальной. Однако ритуальная жизнь общины не означает «мнимость» или «мечтательность». Это путь к обретению жизни «в Духе». В ритуале происходит встреча реального мира с идеальным. В Царство Божие не войдёт ничто скверное, не преображённое Духом Святым.

В церковном ритуале, с одной стороны, участвует преображённое бытие: под видом хлеба и вина мы вкушаем Тело и Кровь Христовы, обыкновенная вода несёт освящающую благодать Святого Духа. С другой стороны, в ритуале участвуем мы, грешники, жаждущие покаяния, ищущие преображения. Горний мир откликается на наш призыв. Оставаясь такими, как есть, мы переживаем себя такими, какими должны быть, какими хотим стать, — достойными встречи с горним миром. Сквозь церковный ритуал падшее бытие угадывает свой собственный первозданный образ в преображённом бытии. О нем тоскует душа, ищущая преображения. Его воссоздаёт поэзия, живопись, музыка. Он открывает свою подлинность в ангельских явлениях, пророческих откровениях, евангельских чудесах. Через ритуал мы осознаём содержание собственного покаяния: из чего во что мы меняемся. «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся» [32].

Пережив в ритуале реальность должного, мы обретаем решимость стяжать его. Человек может воздействовать на действительность и изменить её. Отсюда берёт начало покаяние — нравственный подвиг преодоления своей самости и подлинное преображение. Однако, этот подвиг ждёт подвижников. «Тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» [33].

Епископ является точкой отсчёта, началом оси координат ритуала, живой иконой Христа Спасителя. Епископ — не Богочеловек. Он являет собою живой образ Богочеловека. Если епископ перестаёт отличать себя от Христа Спасителя, возникает сознание ослицы, на которой входил в Иерусалим Христос, если бы она отнесла к своему достоинству вайи и одежды, постилаемые к её копытам. В этом случае Богочеловечество подменяется человекобожеством. Тень сверхчеловека ложится на все отношения епископа с клиром и мирянами. Тень Антихриста. Какое глубочайшее смирение и трезвость необходимы архиерею, чтобы пережить свою литургическую божественность как принадлежащую не его персоне, а его харизме. В речах, которые обычно произносят ставленники при наречении в епископа из века в век, отражается священный ужас, охватывающий человека перед ответственностью архиерейского служения. Величайшие святители уклонялись от этого призвания, буквально убегая от хиротонии, подобно пророку Ионе. Их священный ужас перед ответственностью архиерейского служения не был ложным смирением. Они страшились присвоить себе славу, принадлежащую только Богу. Они не смели заслонить Лик Божий собственной персоной.

Великолепие и грандиозность архиерейского богослужения берут начало не от простоты евхаристических собраний постапостольского периода. Горница первохристианских агап и римские катакомбы с гробницами мучеников не могли бы вместить их пышный антураж. Гораздо очевиднее просматривается преемственность ритуала от имперской роскоши византийского двора. Золото одежд, символика утвари, пышность ритуала пробуждали в сознании молящихся образ неба на земле, поражая внешним блеском теофании. «У нас, как ни в одной из других православных церквей, епископское служение и вся жизнь епископа были обставлены особенным величием, пышностью и торжественностью. В этом, несомненно, проглядывала серьёзная цель — возвысить престиж епископа и его служения. Также несомненно, что пышность всей архиерейской обстановки неразумными ревнителями величия владычнего сана, с одной стороны, и самими честолюбивыми и славолюбивыми владыками, с другой, часто доводились до абсурда, до полного извращения самой идеи епископского служения. Они делали наших владык похожими на изнеженных и избалованных барынь, которые спать любят на мягком, есть нежное и сладкое, одеваться в шелковистое и пышное, ездить — непременно в каретах... Внешний блеск и величие часто скрывали духовное убожество носителя высшего священного сана, но не могли его компенсировать. Подделка разоблачалась если не людьми, то делом: фетиш не мог заменить чудотворной иконы», — вспоминает синодальную эпоху протопресвитер Г. Шавельский [34].

Протестантское сознание находит архиерейский церемониал соблазнительным и называет «идолослужением». «Архиереослужение» оно противополагает «богослужению». Атеистическое сознание видит в архиерейском ритуале примитивное низкопоклонство, возведённое в культ. Оба понятия кощунственно звучат для православного слуха. Однако они находят основание в церковной практике.

При недостатке богослужебной культуры, эстетической меры и скромности пышное великолепие ритуала легко становится гротесковым, обнаруживая издержки, впрочем, неизбежные в любой практике.

Церковь принимает этот вызов. Православное сознание отказывается видеть в архиерейском служении игру в бога и принимает всерьёз идею живой иконы. Христос сказал Своим ученикам: «Кто вас принимает, Меня принимает. А кто принимает Меня, тот принимает Пославшего Меня» [35]. Священное Писание открывает непостижимую и несомненную реальность Боговоплощения: «с нами Бог» [36]. «Слово плоть бысть и вселися в ны» [37]. Бог вочеловечился, чтобы пребывать со своим творением. Способы Богопребывания различны:

Бог пребывает в святых Тайнах Тела и Крови Иисуса Христа. Бог пребывает в Словах Откровения. Бог пребывает в святых иконах. Бог пребывает в Своем имени. Бог пребывает в духоносных человеках. Бог пребывает в епископе, олицетворяющем Его за Божественной Литургией.

Так сбывается Его обещание: «Се Азъ с вами есмь во вся дни до скончания века»[38]. Архиерейское богослужение подчёркивает поклонение человечеству Христову и утоляет жажду осязания конкретной святыни Его обоженного человечества: «Женщина, двенадцать лет страдавшая кровотечением, подойдя созади, прикоснулась к краю одежды Его. Ибо она говорила сама в себе: если только прикоснусь к одежде Его, выздоровею» [39].

Древним иудеям казалось соблазном видеть Бога в человеке: «Хотим побить Тебя камнями... за то, что Ты, будучи человеком, делаешь Себя Богом» [40]. Отвечая иудеям, Христос приводит текст псалма: «Азъ рех: бози есте» [41], подчёркивая, что Божественное Откровение позволяет видеть Бога в человеке задолго до воплощения Сына Божия. «Сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию» [42].

Моисей увидел в пустыне терновый куст, который горел огнём и не сгорал. И воззвал Бог к Моисею из середины куста: «Я увидел страдания народа моего в Египте и услышал вопль его. Итак, иди, выведи народ Мой» [43]. Моисей испугался: давно ли фараон хотел убить его? Несмотря на человеческий страх, немощный дух, робеющий перед призванием, Бог возносит Моисея на высоту, перед которой замирает разум и немеет язык: «Аарон будет твоими устами, а ты будешь ему вместо Бога» [44]. Посылая Моисея на подвиг, Бог обещает ему: «Я буду с тобой» [45]. Бог ставит Моисея посредником между Собой и народом.  Моисей осознаёт себя предстателем за народ: «Прости им грех, а если нет, то изгладь и меня из книги Твоей, в которую Ты вписал» [46]. Бог признал предстательство Моисея и помиловал народ по его молитве.

Из уст архиерея мы ожидаем услышать голос Христа Спасителя — истинного Пастыря, который «зовёт своих овец по имени... идёт перед ними, а овцы идут за ним, потому что знают Его голос» [47].

Иконоборцы усматривали в иконе подмену Бога Его образом. Имяборцы усматривали в имени Божием фетиш. Эти соблазны удостоверяют, как трудно человеческому разуму принять тайну Боговоплощения. Таким испытанием и соблазном для современного сознания является архиерейское богослужение. Здесь воздаётся поклонение ценнейшей из всех икон — живому образу вочеловечившагося Бога. Поклонение подобает архиерею, как носителю образа, посреднику и предстателю за народ перед Богом. Должна ли паства почитать и исповедовать епископа в качестве Бога за пределами Божественной Литургии, в быту, в общении, в деловых отношениях?

Глава 4. Пределы архиерейской божественности

От земного нас бога Господь упаси. Нам Писанием велено строго Признавать лишь небесного Бога.

Не будут тебе бози инии разве мене.

Выражая литургическое достоинство епископа харизмой «быть вместо Бога», Церковь отнюдь не отождествляет персону епископа с Богом. Обожествление епископа Церковь ограничивает временем Евхаристического служения, освящённостью «по чину Ааронову» и мерой власти. Сообщение харизмы посредством хиротонии не обожествляет персону епископа. Благодатный дар преображения и обожения не связан с архиерейской хиротонией. Возводя епископа в священный сан «по чину Ааронову», хиротония не сообщает ему личной святости и непогрешимости. Принимая дар освящать других, епископ сам может оставаться непричастным освящению. Возвещая волю Божию другим, он может не слышать её в своём собственном сердце. Многие священники делали неугодное Богу. Например: сыновья Илия, первосвященники Анна и Каиафа. Бог принимал от них жертву, а Израиль получал из их рук освящение.