Паисий Святогорец - Афонский старец Хаджи-Георгий. 1809-1886 Страница 4

Духовная теплота и благодать, исходившие от Хаджи–Георгия, согревали отцов, и потому им не требовалось калорийной пищи. Едой в братстве были орехи и мёд. Скоромное не разрешалось, ели без масла. На Пасху вместо яиц варили картошку и красили в красный цвет.

Во все святые дни Пасхи отцы братства Хаджи-Георгия утешались духовной радостью, а не вкусной едой. Благодать Божия укрепляла их и духовно и телесно; здоровье у всех было прекрасное.

Если, бывало, кто–нибудь из братий простужался, то старец топил печь. Когда она остывала, он сам сначала пробовал её рукой, потом заболевший брат влезал внутрь и вылезал здоровым. В других случаях больного клали перед аналоем в храме и всю ночь молились. Просили Божию Матерь о выздоровлении. Потом на литургии причащали. Так бывало обычно. Но если больной был уже старцем и страдал от предсмертной болезни, то такого Христос призывал к Себе для отдохновения от трудов.

Велико было дерзновение к Богу святого старца и отцов его братства. Все они были как ангелы. Многие, конечно, и до того проводили жизнь равноангельную, а тут сверхчеловеческими подвигами уподобились бесплотным, можно сказать, воспарили до Небес. Ум их непрестанно беседовал с Богом.

Святой старец имел и других послушников, уже в возрасте, для которых строгий устав братства был тяжек. Они жили в кельях неподалёку. Хаджи–Георгий сам снабжал их всем необходимым для жизни, чтобы пребывали нерассеянны, молились о своём спасении и о спасении всего мира. Большинство из них были русские.

Как–то поселились на келье у Хаджи–Георгия три или четыре новых монаха, привыкшие к некоторым удобствам в жизни. Они пришли к старцу по гордости, чтобы тоже считаться его духовными чадами. Своей немощью они заразили и других в братстве, в том числе и одного учёного монаха Феофана, молдаванина по происхождению. Они написали в Великую Лавру жалобу с тем, чтоб обязать Хаджи–Георгия изменить строгий устав. А всё потому, что этим трём–четырём он казался трудным.

Святой старец проявил послушание монастырским властям, и с того времени на келье стали вкушать масло по субботам и воскресеньям и есть варёную капусту.

Однажды большой кабан пришёл на огород возле кельи, стал топтать и поедать капусту. Монахи сказали старцу. Старец велел, чтобы в другой раз, когда кабан придёт, ему сообщили. И вот как–то вечером кабан стал ломать ограду и лезть в огород. Монахи позвали старца. Хаджи–Георгий, как только увидел кабана, перекрестил его, и тот застыл на месте. Старец взял его за ухо и дикий зверь, как послушная овечка, пошёл за ним в загон, где его в наказание заперли на три часа голодным. Через три часа старец открыл загон и выпустил животное со словами: «Любезный зверь, мало тебе других мест на Афоне, так ты приходишь сюда и уничтожаешь капусту, которой питается столько людей! Иди теперь с миром и больше не смей приходить, а то получишь двойное наказание». Больше кабан не появлялся.

Понятно, что для старца, пришедшего в духовный возраст, усмирить кабана было несложно, ведь он и в отрочестве своём, и когда был послушником Гавриилом, уже совершал чудеса куда более великие.

Нечто подобное произошло как–то и в скиту Кавсокаливьи. Повадился там на огород возле кельи один дикий кабан. Папа–Неофит послал Гавриила, и велел ему поймать кабана и на ремне привести к келье. Гавриил исполнил поручение. Старец повелел кормить его рисом и травой, сделать ему отдельную кормушку. Он сказал кабану: «Как проголодаешься, приходи сюда, монахи тебя накормят, а огороды, смотри, не трогай». Так кабан был принят на довольствие, и, проголодавшись, приходил на обед к келье.

Однажды старец из Керасьи пошёл со своим послушником Авраамом наверх по дороге к вершине Афона за дровами. Дров нарубили много, старец собрал их в кучу, стянул верёвкой и велел отцу Аврааму поднять их и нести. Тот удивился, потому что дров было столько, что четыре мула не смогли бы всё это разом перевезти. Но, веря в святость своего старца, взялся за верёвку, и стал взваливать дрова на спину. Хаджи–Георгий перекрестил груз, помог Аврааму подняться. Позднее отец Авраам сам говорил: «Я шёл, будто у меня на плечах была не гора дров, а лёгкое одеяло».

Был у старца и дар прозорливости — он видел, словно по телевизору, что происходит на расстоянии. Много раз он, ни с того ни с сего, вдруг оставлял своё дело, выходил на дорогу и встречал людей, которые шли с тяжёлым сердцем. Он утешал их и наставлял ко спасению.

На лице Хаджи–Георгия люди видели сияние Божественного света, а потому легко открывали ему свои исстрадавшиеся сердца и получали исцеление. Все говорили о старце с восхищением и благоговением. Греки, русские, болгары и сербы видели в нём святого и уважали за подвиги.

Святость его распространялась и сияла по всему Афону.

Он наставлял людей богопросвещённым словом, а гостеприимством уподоблялся Аврааму. Пищей духовной и телесной он питал своих посетителей.

У него в братстве было два духовника, отец Исаак и отец Антоний, которые исповедовали паломников.

Рукоделием отцов было писание икон. Среди них был один известный иконописец — благочестивейший монах, отец Мина. Кроме иконописи занимались и другим рукоделием, не переставали трудиться и в умном делании непрестанной молитвы. Если старец видел, что кто–то больше других расположен к молитве и любит делать земные поклоны, то освобождал его от всех послушаний, поручал класть поклоны, молиться обо всём мире. Ведь святой старец думал о спасении всех людей во всём мире.

Ещё он Благодатью Божией крестил турок. Среди крещёных им был и один турецкий ага, управляющий на Афоне. Его старец крестил после долгой молитвы и поста, потому что ага всё время колебался.

Скит Керасья у подножия Афона

Несмотря на постоянные суровые подвиги, Хаджи–Георгий был бодр и здоров, и ходил так легко, будто летал. У него был светлый взор, глаза всегда широко открыты. Лицо имело приятный румянец и сияло, голова слегка склонена, словно зрелый колос на стебле. Он был среднего роста, худой, кожа и кости.

Плотью своей он пожертвовал Богу, изнурив её в ревностном подвиге. Старец любил ночные молитвы, — они питали его духовно. Многие отдыхали лёжа на кровати, а Хаджи–Георгий стоя в стасидии. В келье он почти не появлялся — по ночам был в церкви, а днём с людьми.

Послушники старца не утомляли, потому что духовно были зрелыми людьми, хотя и молодыми по возрасту. Одного взгляда было достаточно, чтобы старцу с его даром прозорливости понять, какие помыслы кого беспокоят и у кого что на сердце.

Однажды он предсказал опасность, которая угрожала Царской Семье, и написал Царю, чтобы он в такой–то день не ездил со своей Семьёй через такой–то мост. Царь, прочитав письмо старца, улыбнулся и сказал: «Монах, видно, хочет подарка; пошлите–ка ему несколько рублей». Но через шесть месяцев в тот самый день он в карете проезжал со своей Семьёй через то самое место, о котором писал старец, и его коляска перевернулась. Чудом никто не пострадал! Тогда Царь вспомнил пророческие слова Хаджи–Георгия, и понял, что спасся вместе с Семьёй его молитвами.

С тех пор Царь стал весьма почитать старца и отправлял к нему от себя людей за советом. Это, понятно, возбуждало зависть у некоторых русских монахов, что русские ездили за советом к греку Хаджи–Георгию, а не к ним, русским.

Русские, которые исцелялись молитвами старца, присылали ему много подарков, которые он щедро раздавал другим пустынникам или бедным, потому что сам со своим братством жил очень скромно. Даже появилось выражение: «Раздавать, как Хаджи–Георгий». Так говорили, если кто–то давал щедрую милостыню бедным.

У старца был всего один подрясник и одни брюки. Он всегда ходил босой и только в храм надевал толстые валяные носки. Но Благой Бог согревал его Своей любовью, ведь и Его верный раб ревностно подвизался ради любви Христовой. А иначе нельзя объяснить, как человек, живя высоко в Керасье, в ущелье, куда со склонов Афона дует холодный ветер, может зимой ходить босым и довольствоваться самой скромной пищей.

Кто знал старца, почитал его святым. Да он и был святым. Благочестивые русские паломники брали фотографии Хаджи–Георгия и везли их в Россию. Там больные, которые к ним прикладывались с верой, исцелялись. Русские держали фотографии Хаджи–Георгия в красном углу вместе с иконами святых. Люди в болезнях и страданиях призывали его в своих молитвах, и святой старец Благодатью Божией им помогал, как помогают святые, хотя в это время ещё жил в Керасье на Афоне.

Чудеса Хаджи–Георгия, почитание, которое ему оказывали люди и даже сам Царь, вызывали, как я сказал, сильную зависть у некоторых русских монахов на Афоне. Они оклеветали его перед греками в том, что он якобы любит Царя и Россию, а они якобы любят Грецию… К сожалению, нашлись некоторые подозрительные греки, которые этому поверили, ведь в то время у людей была ненависть из–за русской пропаганды на Афоне. Но святой старец с русскими был связан чисто духовными узами.