Александр Мень - История религии (Том 6) Страница 40

Иов - не пророк-ясновидец и не ведает того, что пережил Аввакум на своей башне, но он тоже ждет ответа, и от этого ответа зависит вся его жизнь. Вот почему он сетует, что нет посредника, который свел бы его с Богом в "очной ставке". Вот почему его так тяготят разглагольствования друзей, судящих о тайне из вторых рук.

Больше всего Иов боится обнаружить, что Бог чужд ему и вообще нечеловечен. Повседневный опыт жизни прямо-таки навязывает эту мысль.

Предал Он землю во власть злых, завесил лица судей земли;

А если не Он, кто еще?

Иов 9,24

Не Его ли рука, тяжкая как фатум, легла на правых и виновных? Этот бредовый призрак жестокого Бога преследует воображение Иова, едва не доводя его до помрачения рассудка. Ему кажется, что испепеляющее око вперяется в него, парализуя и пригибая к земле, не давая перевести дыхание.

Если дело в силе - могущ Он; если в правде - кто рассудит меня?

Поэтому боюсь я лика Его; как поразмыслю - страшно мне!

Ибо поглощен я этой мглой, и мрак покрывает мне лицо.

Иов 9,19, 23,15-17

Со дна бездны Иов обвиняет Бога в жестокости, втайне надеясь, что ошибается. Подобно Эсхилу, который в "Прометее" воевал против бога-деспота, чтобы обрести Промыслителя, автор "Иова" силится разогнать тучи, скрывающие подлинный лик Божий. Это великий "риск веры", безумный и стремительный порыв духа, который поднимает человека над зримым в область невидимого - к запредельным тайнам.

Тем временем суровый Софар требует, чтобы Иов прекратил самооправдание. Бог справедлив, и, следовательно, все совершается по раз и навсегда установленным правилам. Иов же просто ослеплен сознанием собственной безгрешности. У него лишь один выход - покаяться.

Но Иов по-прежнему стоит на своем. Он подробно перечисляет все возможные грехи и заявляет, что чист перед Творцом. Читателю-христианину его слова могут чем-то напомнить молитву евангельского фарисея, полагавшего, что он "сквитался" с Богом. Но следует учесть, что здесь мы находимся еще на почве Завета, понимаемого как договор, и в этом смысле Иов действительно прав перед Богом. Он, как и друзья его, верит в правду Божию и именно в силу этого хочет во что бы то ни стало "судиться" с Творцом. Он устал от слов, он жаждет не только слышать о Боге, но и узреть Его лик:

О, если бы мог я найти Его, мог перед престолом Его стать!

Хотел бы я знать, что Он скажет мне, изведать, что Он ответит мне!

Вот, к востоку иду, и нет Его, к западу не примечаю Его.

Иов 23,3 сл.

В этой неотступности проявляется величайшее ДОВЕРИЕ Иова, составляющее самую суть его отношения к Богу. Хотя и разум, и чувства говорят ему, что все вопли напрасны,- он не перестает взывать. Молчание Неба не может поколебать праведника. Он подобен хананеянке, которая кричала вослед Христу.

Все бессильно: посулы, доводы, слова. Страдание исторгает из глубины души последнюю, но неудержимую волну, которая должна сломить преграду, отделяющую Бога от человека:

Земля! Не сокрой крови моей, да не знает покоя мой вопль!

Се, и ныне Свидетель мой на небесах, и в вышних Заступник есть у меня.

Многоречивые друзья мои! К Богу течет моя слеза,

Чтобы человеку правда у Бога была и между человеком и ближним его!

Иов 16,18 сл.

Иов хочет, чтобы Бог Сам заступился за него перед друзьями-судьями. Мало того - он ждет, чтобы от страшного Бога-губителя защитил его Бог добра и справедливости.

Заступись за меня пред Собой! Иначе кто поручится за меня?

Иов 17,3

Здесь апогей и переломный момент Книги Иова: во тьме богооставленности вспыхивает яркий луч упования:

Но вот, я знаю мой Заступник жив, и в конце встанет над прахом Он,

И, когда кожа спадет с меня, лишаясь плоти, я Бога узрю!

ДА, САМ Я УЗРЮ ЕГО, МОИ ГЛАЗА НЕ ВЧУЖЕ УВИДЯТ ЕГО

истаивает сердце в моей груди!

Иов 19, 25-27

О чем эти лихорадочные, почти бессвязные слова? Кто этот Гоэл, Заступник Иова? Неясность самого слова и всего текста не позволяет истолковать его однозначно. По мнению некоторых комментаторов, священнописатель впервые в Ветхом Завете предчувствует воскресение из мертвых. Но этот взгляд обосновать трудно. Отцы Церкви усматривали здесь пророчество о Христе, ссылаясь на то, что по-гречески слово "Гоэл" передано как Освободитель. Если не по букве, то по духу - это мессианское толкование имеет глубокий смысл. Ведь Книга Иова есть одна из вех, обозначающих поворот в библейском мышлении(5). Многие из прежних взглядов исчерпали себя, обнаружив свое несовершенство.

Автор "Иова" дает место "новым мехам" и "новому вину". Ненавязчиво, но с силой великой убежденности он подводит читателей к мысли, что богословие Завета еще не полное и не окончательное. Вот почему друзья Иова в конце концов умолкают: они исчерпали свои аргументы перед лицом правды и "безумия веры".

Впоследствии один из хакамов, смущенный, вероятно, поражением в споре этих мудрых и набожных людей, ввел в книгу еще один персонаж - юношу по имени Элиу. Обличив Иова в кощунстве и дерзости, Элиу развил перед ним уже известную нам доктрину - страдания как средства очищения и испытания праведника (6). Но его слова ничего в сущности не изменили и не могли поколебать позицию, которую отстаивал Иов.

Все сказанное относительно Бога и Его путей уже сказано, все разумные доводы пущены в ход И тем не менее этого оказывается недостаточно

Воцаряется молчание. Кто сможет наконец разрубить узел? Не Он ли единственный, на Кого Иов уповал как на своего Заступника?

Иов ждет.

И вот внезапно из налетевшей бури раздается глас Господень. Читающий книгу ждал этого мгновения с таким же нетерпением, как Иов, и в то же время со смутным чувством тревоги. Ведь автор отнюдь не объявлял себя проводником высших велений. Попытается ли он теперь от лица Ягве разрешить все сомнения Нова? Но если он захочет изложить просто еще одну теорию теодицеи, богооправдания, не поставит ли он Творца в один ряд с друзьями Иова? Это зачеркнуло бы основную мысль книги. Однако поэт и здесь сохраняет удивительную мудрость и такт.

Явившись Иову, Бог не снимает покрова с тайны. Значит ли это, что ответов вообще не существует? Нет, но в данном случае все объяснения были неуместны.

Иов мог бы услышать о бессмертии человека, о воздаянии в вечности, о воскресении, но ведь его мучило и иное. Почему Бог допускает зло в мире?

Автор мог бы сказать, что не Бог виновник зла, а те силы мироздания, которые восстали против Него, тем более что об этих силах в книге говорится много раз. Загадочные существа, "проклинающие день", космические чудища Левиафан, Рахав, Змей - все они олицетворяют бунтующий хаос, который Бог до времени сдерживает, но не уничтожает(7). Но и этот ответ неизбежно привел бы к другому вопросу: для чего Творец вообще позволял демоническим существам восстать против "Дня" - вселенской гармонии?

Христианский ответ указал бы на свободу как главное условие существования мира(8). В свободе создана тварь, в свободе же она удаляется от Сущего и в свободе возвращается к Нему. Без свободы все бытие осталось бы пляской автоматов. Но как обосновать, как объяснить саму свободу в ее иррациональной действительности? Можно ли извлечь смысл из бессмысленной и темной воли к "ничто", рождающей мятеж против Бога? В Книге Бытия Бог видит мир уже прекрасным и завершенным, ибо Сущий пребывает над временем. Для человека же мир еще творится, проходя через трудные стадии восхождения. Сочетать понятие о свободе твари с волей Бога в рассудочной плоскости невозможно. Перед антиномией свободы и Промысла ограниченный разум останавливается, будучи не в силах заключить бытие в рамки системы.

Именно поэтому так слабы все рациональные теодицеи, которые пускаются в бескрайнее море на утлых суденышках. Здесь нужен стремительный полет веры, ее великие прозрения. Перед бессмыслицей мирового зла, перед лицом страдания любая теодицея кажется фальшивой и превращается в набор слов. Не в теории заблуждались друзья Иова (тут во многом они были правы); ошибка их в том, что они ограничились рассуждениями. А Иов взывал к Самому Богу, искал ответа там, где умолкают все слова и куда не достигает человеческий разум.

Потому-то и в речах Ягве мы находим лишь едва уловимый намек на ответ. Он говорит только о том, что автор знает. А знает он пока одно: мысль человека не в силах вместить всех замыслов Провидения.

Перед Иовом разворачиваются картины Вселенной. Они столь величественны, что невольно приводят к мысли о безграничной мощи ее Создателя. Сущий вопрошает:

Где был ты, когда землю Я утверждал?

Говори тебе ли не знать! Кто положил ей предел?

Скажи! Можешь ли ты связать узел Плеяд, оковы Ориона разрешить?

Выведешь ли зверей Зодиака в срок, поведешь ли Медведицу с ее детьми?

Иов 38,4 сл.

Из космических просторов Иов переносится на землю. Панорама планеты не менее удивительна, чем звездные миры. Эту часть книги можно сравнить со 103-м псалмом. Перед взором человека проходят горы и моря, тучи и снежные бури, леса и населяющие их живые твари. Он видит льва на добыче, дикого буйвола и страуса, боевого коня и ястреба, парящего в синеве. Даже малозаметные детали выписаны рукой внимательного и восхищенного наблюдателя природы.