Андрей Кураев - Неамериканский миссионер Страница 42

Только благочестие на все полезно (1 Тим. 4, 8), а вот простота – нет.

Бывает простота естественная. Человек просто не прошел искус серьезным образованием, мыслью, жизненными сложностями. Такая простота безоценочна: она ни хороша, ни плоха. Точнее, она бывает полезна во времена нормального воспроизводства традиционного уклада жизни. Но в периоды кризиса эта простота может обернуться предательством. Например, вполне простым и очевидным кажется принять веру победителя… Свидетель агонии Византии Димитрий Кидони говорит: «Много христиан сделались споспешниками турок. Простонародье предпочитает сладкую жизнь магометан христианскому подвижничеству» [180].

Бывает простота благодатная, например простота последних лет жизни Иоанна Богослова, когда он только одну фразу говорил: «Дети, любите друг друга». Благодатная простота как цельность души, знающей только Христа и всюду видящей только Предмет своей единственной любви,- добра.

Но бывает простота, которая хуже воровства. Это искусная стилизация, когда человек, прошедший огонь, воду и медные трубы, с кучей всяких дипломов за плечами, вдруг начинает стилизовать себя: «Ай, надо по-простому, надо без всякой мысли, критики, размышления». Искусственная стилизация, игра в упрощение – это разновидность лицедейства и косметики. Это плохо.

В Церкви есть такое неписаное правило: в созвездии наших святых избери себе для подражания того, кто наиболее похож на тебя по обстоятельствам своей жизни. Это означает, что:

1. лучше прилагать к себе советы подвижников, живших в недавнее время, а не советы древних. Ведь обстоятельства жизни и культура, в которой жили святые XIX века или новомученики века XX, более похожи на те проблемы, которые обступают нас;

2. попробуйте выбрать такого святого себе в учители, который по своей социальной ситуации был похож на нас. А в некоторых отношениях нам ближе сегодня святые III-IV столетия, но не XIX. Тогда христианство тоже было меньшинством, иногда гонимым, иногда терпимым, но все же меньшинством. Оно не было имперской религией, религией большинства. Но это и не была совсем маленькая горстка, как в I и II веках. Христианам III века надо было свидетельствовать и объяснять, а не повелевать. Приходило ли в голову святому Киприану Карфагенскому призывать своих прихожан пикетировать римский сенат с лозунгами: «Мы протестуем против агрессивной внешней политики! Требуем закрыть термы! Долой театр!». Нет, своим прихожанам он говорил: «Вы в баню не ходите» (бани тогда были общие). И пояснял: «Даже если ты при виде чужой наготы не будешь разжигаться блудными мечтами, то другому дашь повод к таким мечтаниям». Но при этом не было призывов к сожжению бань и не было попыток цензуры театрального репертуара;

3. выбери святого, наиболее близкого к тебе не только по времени, но и по его служению, по обстоятельствам его жизни. Если ты многодетный семьянин, то тебе полезнее будет ознакомиться с документами из жизни Царской Семьи. А уж если на твоем носу очки, а твоя «карма» помечена университетским дипломом, то лучше ориентиры для себя искать среди церковной святой интеллигенции, а не среди отшельников. Святые книжники Церкви – это апостол Павел и Григорий Богослов, Василий Великий и патриарх Цареградский Фотий, митрополиты Филарет (Дроздов) и Серафим (Чичагов)… У них нужно учиться тому, как талант интеллектуальной сложности и светского образования приносить на служение Христу, а не ампутировать его [XXXI]. И от этих же отцов стоит расслышать предупреждение: «Не должно предписывать на основании обычая там, где следует доказать рассуждением» [181].

Христос пришел для всех. Значит – и для образованных людей тоже, а не только для «простецов» (которые вдобавок начинают совершенно некстати гордиться своей «простотой»).

– Не могли бы Вы привести пример, когда простота оказывается неполезной?

– Для самого «простеца» его «простота» может быть полезной всегда. А вот для тех, кто будет слушать его «простецкое богословие», она может оказаться губительной.

Например, церковный человек не почувствует трудности в том, чтобы согласиться с библейским повествованием, говорящим, что растения появились в третий день истории мироздания, а солнце – днем позже. Но как нецерковным людям пояснить эту странность, которая обрушивается на них на первой же библейской странице?

На последующих страницах Писания число недоумений будет все возрастать. В конце концов, самое главное в нашей вере – тайна Бога, ставшего распятой плотью,- есть безумие [182]. Но если мы знаем, что со временем должны будем предложить нашим слушателям сделать выбор и пожертвовать некоторыми интеллектуальными привычками ради того, чтобы быть со Христом,- тем более нам следует быть осторожными. Потому что если мы еще не получили у наших собеседников надлежащего кредита доверия, если христианство еще не показалось им чем-то значимым, то требовать от них жертвы бессмысленно. Они ее не принесут, потому что еще не понимают, ради чего она нужна. Для них христианство так и останется набором глупостей. Поэтому момент жесткого выбора лучше по возможности отодвинуть: «Посмотрите: многие недоумения лишь кажущиеся, многие противоречия лишь поверхностные, а вот это место Писания имеет гораздо более глубокий и неожиданный смысл, нежели вам казалось».

А если с самого начала задирать собеседников и требовать от них «жертвы интеллектом», то они соблазнятся. Причем причина соблазна будет не в Писании, а в нашей «принципиальности». Сколько душ сегодня нашими проповедниками приносится в жертву «правому» имиджу самих проповедников! Слишком часто проповедь, как будто адресованная нецерковному человеку, на самом деле произносится так, чтобы церковные собратья похвалили ревность и твердость проповедника: «У, как он! Спуску не дает! Все сказал строго канонически! Наш человек!».

И все же – если сомневающийся человек уже на первой странице Библии видит повод к тому, чтобы ее отвергнуть, то стоит присмотреться: а нет ли в миссионерской традиции уже некоторых наработок, позволяющих устранить это первое недоумение? Мои размышления на эту тему можно найти в Интернете: http://www.kuraev.ru/evoluti.html и http://www.kuraev.ru/evolution.html.

– В этих статьях только Ваши личные гипотезы или же их можно принять как мнение Церкви?

– Скажем так: это мнение высших духовных школ нашей Церкви. Я привожу суждения профессоров духовных академий, которые пробуют согласовать данные биологии с библейским повествованием. Я видел, как на конференциях, проводимых Тихоновским богословским институтом, Издательским советом Московской Патриархии, Синодальной богословской комиссией, именно организаторы этих конференций давали отпор агрессивным попыткам буквалистского прочтения библейского текста. Увы, и в этом отношении богословие и наука похожи: и у вас и у нас есть свои «фоменки»…

– Неужели в самой Церкви есть люди, которые сторонятся высокого академического богословия?

– Смотрите, вот у меня книжная полка, на которой стоят творения святителя Иоанна Златоуста. Двенадцать томов. Первый из них вышел в 1991 году, двенадцатый – в 2004-м. Тираж первого тома – 75 тысяч. Тираж 12-го тома – 3 тысячи. Падение тиража – в двадцать пять раз! Параллельных изданий творений Златоуста, вошедших в его последние тома, за эти годы не было. Вывод вполне ясный: за 15 лет половодье дешевых брошюрок о «знамениях последних времен», о «пророчествах блаженных стариц» и о том, «как вести себя на кладбище», перебило вкус у церковного народа. Величайший из отцов, говорящий великолепным языком, сочетающий постоянную обращенность к нравственным коллизиям жизни обычного человека с высочайшим богословием, оказался не по зубам, и в итоге – вытеснен с церковного «книжного рынка». В России более 16 тысяч храмов. Около 20 тысяч священников и диаконов. И если Златоуста издают тиражом в три тысячи, значит, лишь один священник из десяти [183] считает для себя интересным и нужным впустить святителя Иоанна Златоуста в свою домашнюю или приходскую библиотеку! Вот вам и итог воспевания «простоты в вере».

И если такова судьба Златоустова слова, то что же говорить о трудах академических богословов!

В России довольно традиционно труд богослова воспринимается как нечто ненужное и опасное. Уже многие века в российской церковной среде принято хвалиться собственной необразованностью: «Платона не читах, борзостей еллинских не текох…». Зачем думать – надо «стоять и хранить». Как горько заметил профессор Н. Глубоковский, еще в XIX столетии «всякий мнил себя богословом по самому праву воспринятой им христианской веры и не только не давал труда строгой систематической подготовки, но пренебрегал ею, унижал богословскую науку и немногих ее адептов и взывал о принижении до своего примитивного уровня» [184].