Иустин (Попович) - Достоевский о Европе и славянстве Страница 42

Христоподобная, деятельная любовь — это "работа и выдержка, а для иных так, пожалуй, целая наука" [399]. "Любовь — учительница, но нужно уметь ее приобрести, ибо она трудно приобретается, дорого покупается, долгою работою и через долгий срок, ибо не на мгновение лишь случайное надо любить, а на весь срок. А случайно-то и всяк полюбить может, и злодей полюбит" [400]. Стяжает эту деятельную любовь человек с помощью христолюбивых подвигов веры, молитвы, поста, смирения и других добродетелей до тех пор, пока в его сердце не вселится Христос, пока Он не станет главным путеводителем в жизни во всех мирах.

Святой старец Зосима советует: "Не пугайтесь никогда собственного вашего малодушия в достижении любви, даже дурных при этом поступков ваших не пугайтесь очень… Любовь деятельная, сравнительно с мечтательностью, есть дело жестокое и устрашающее. Любовь мечтательная жаждет подвига скорого, быстро удовлетворимого, и чтобы все на него глядели. Тут действительно доходит до того, что даже и жизнь отдают, только бы не продлилось долго, а поскорей свершилось, как бы на сцене, и чтобы все глядели и хвалили. Любовь же деятельная — это работа и выдержка… Но предрекаю, что в ту даже самую минуту, когда вы будете с ужасом смотреть на то, что, несмотря на все ваши усилия, вы не только не продвинулись к цели, но даже как бы от нее удалились, — в ту самую минуту, предрекаю вам это, вы вдруг и достигнете цели и узрите ясно над собою чудодейственную силу Господа, вас все время любившего и все время вами таинственно руководившего" [401].

Для человеческого евклидова ума, не преображенного и не возрожденного Божественной силой в подвигах веры, молитвы, смирения и других евангельских добродетелей, эта христоподобная, деятельная любовь к людям представляется невозможным чудом на земле. Бунт Ивана претыкается этой мыслью. Этой мыслью он начинает свое исповедание Алеше: "Я тебе должен сделать одно признание: я никогда не мог понять, как можно любить своих ближних. Именно ближних-то, по-моему, и невозможно любить, а разве лишь дальних. Я читал вот как-то и где-то про "Иоанна Милостивого" (одного святого), что он, когда к нему пришел голодный и обмерзший прохожий и попросил согреть его, лег вместе с ним в постель, обняв его и начал дышать ему в гноящийся и зловонный от какой-то ужасной болезни рот его. Я убежден, что он это сделал с надрывом, с надрывом лжи, из-за заказанной долгом любви, из-за натащенной на себя епитимии. Чтобы полюбить человека, надо, чтобы тот спрятался, а чуть лишь покажет лицо свое — пропала любовь.

— Об этом не раз говорил старец Зосима, — заметил Алеша, — он тоже говорил, что лицо человека часто многим неопытным в любви людям мешает любить. Но ведь есть и много любви в человечестве и почти подобной Христовой любви, это я сам знаю, Иван…

— Ну, я-то пока еще этого не знаю и понять не могу, и бесчисленное множество людей со мною тоже… По-моему, Христова любовь к людям есть в своем роде невозможное на земле чудо" [402].

Иван утверждает, что в этом мире нет ничего, что понуждало бы человека любить себе подобных, и еще он утверждает, что нет такого закона природы, чтобы человек любил человечество [403]. "Любить своего ближнего и не презирать его — невозможно. По-моему, человек создан с физическою невозможностью любить своего ближнего". "Любить людей так, как они есть, невозможно"[404].

Но то, что невозможно человеку, возможно Богочеловеку, возможно и для людей, возрожденных и преображенных Богочеловеком. То, что невозможно для человеческого евклидова ума, возможно для ума освященного и просвещенного, обоженного Христом Богом. Для того чтобы человек почувствовал и понял, что христианская любовь возможна и осуществима на земле, надо вначале с помощью христолюбивых подвигов совладать с эгоцентризмом и солипсизмом своего евклидова ума и, устремляя ум ко Христу, стяжать "ум Христов"[405], сердце Христово. А это значит: надо Христом чувствовать, Христом думать, Христом желать, Христом жить. Тому, кто стяжает, Христос исполняет душу ощущением и убежденностью, что всяческая человеческая личность бессмертна и что богочеловеческая, бессмертная любовь не только возможна, но и естественна среди бессмертных человеческих существ на земле.

"Я объявляю, — говорит Достоевский, — что любовь к человечеству даже совсем немыслима, непонятна и совсем невозможна без совместной веры в бессмертие души человеческой [406]. Те же, которые, отняв у человека веру в его бессмертие, хотят заменить эту веру, в смысле высшей цели жизни, "любовью к человечеству", те, говорю я, поднимают руки на самих себя, ибо вместо любви к человечеству насаждают в сердце потерявшего веру лишь зародыш ненависти к человечеству. Пусть пожмут плечами на такое утверждение мое мудрецы чугунных идей. Но мысль эта мудренее их мудрости, и я несомненно верю, что она станет когда-нибудь в человечестве аксиомой… Я даже утверждаю и осмеливаюсь высказать, что любовь к человечеству вообще есть, как идея, одна из самых непостижимых идей для человеческого ума. Именно как идея. Ее может оправдать лишь одно чувство. Но чувство то возможно именно лишь при совместном убеждении в бессмертии души человеческой"[407].

Свое личное бессмертие, как и бессмертие всякой человеческой души, человек особенно сильно и ясно чувствует, когда духовно соединится с единственно Бессмертным — с Богочеловеком Христом, ибо Он — любовь, и в каждом человеческом существе любовь открывает богоподобную душу, которая бессмертна и которая коренится в Боге. Все может быть смертно, и только любовь не может, ибо Бог есть любовь, "и я вас из могилки любить буду… ибо и по смерти — любовь" [408].

Любовь, как бессмертная, Божественная сила, изгоняет из человека все, что преходяще и смертно, изгоняет грех и все, что с грехом связано. Своей Божественной силой любовь очищает людей от всякого греха и грязи, — и человеческую совесть, и сердце, и ум, и волю. И уже очищенных любовь соединяет во единое прекрасное, гармоническое и христоподобное целое. Тут нет места хаосу, дисгармонии, греху, ибо "ничто так не противно любви, как грех" [409]. Любовь исключает грех, ибо грех — единственная аномалия человеческой природы. Любовь — это созидание личности, грех — это разоритель личности. Насколько пребывает любовь, настолько же умаляется грех. Там, где совершенная любовь, там нет места для греха. Совершенная любовь изгоняет всякий грех, всякую смерть. В совершенной безгрешности — совершенная красота человеческой личности. А поскольку только во Христе — абсолютная безгрешность, абсолютная святость, то только в Нем и абсолютная красота.

"Красота — это идеал, — говорит Достоевский, — а идеалы давно поколеблены у нас и в цивилизованной Европе. В мире существует только одно-единственное явление абсолютной красоты — Христос. Это бесконечно дивное явление, бесконечное чудо. Все Евангелие от Иоанна исполнено этой мыслью. Иоанн зрит чудо воплощения, явленную красоту" [410].

"Красота спасет мир" [411], - говорит любимый герой Достоевского князь Мышкин, но именно красота чарующей Личности Христовой, Которая открывается и познается любовью. Христос — не только абсолютная красота Сам в Себе, но и в Своем отношении ко всему тварному. Он — Украситель всего тварного: от Херувима до червя[412]. В Нем всякое существо находит свою боголикую и богоданную красоту, не омраченную и не искаженную грехом. В Нем каждый человек ощущает и понимает, что Бог его создал бессмертным и вечным, что человек — подобие Божие [413].

С помощью христолюбивых подвигов человек стяжает христоликую красоту. Спастись — это значит не только исполниться добром, истиной и любовью Христовыми, но и украсить себя Его Божественной красотой. Этого в наибольшей степени достигли святители, поэтому они, по словам Достоевского, — "положительные характеры невообразимой красоты и силы" [414]. Они — носители и стражи красоты, которая спасет мир. Они "образ Христов хранят благолепно и неискаженно, в чистоте правды Божьей, от древнейших отцов, апостолов, мучеников, и когда надо будет, явят его поколебавшейся правде мира"[415]. Весь их облик необыкновенно и благо излучает неизреченную красоту их душ, христоносных и христоликих.

Земной реальностью Своего богочеловеческого совершенства Христос стал и вовек остался незаменимым идеалом для человека. Стать христоподобной — цель для каждой человеческой личности. Истинно совершенная человеческая личность созидает себя в христолюбивых подвигах: веры, любви, молитвы, смирения, милосердия и в других евангельских добродетелях. Каждая евангельская добродетель — от Лика Христова, она постепенно созидает душу человеческую до тех пор, пока она наконец не станет вся подобной Христу. Эти христоносные личности Достоевский показал неподражаемо реалистическим образом в лицах Зосимы и Алеши, Макара и Мышкина. Все они излучают христоликую красоту и полны евангельских добродетелей. В письме, в котором Достоевский пишет о Христе как об абсолютной красоте и идеале, он говорит, что главная идея его романа "Идиот" — описать истинно совершенного и благородного человека [416]. И это блестяще ему удалось как никому ни до, ни после него. Все его христоликие герои наилучшим образом показывают и доказывают истину: Христос есть любовь; любовь есть красота; красота спасает мир от смерти, очищает от всех грехов, от всех пороков.