Г. Беневич - Мать Мария (1891-1945). Духовная биография и творчество Страница 42

Религиозный смысл (хотя и от противного) имеет и фашизм. Раннее христианство победило языческий этатизм (культ государства) Рима, а итальянский фашизм пытается его возродить. Но из всех тоталитарных идеологий эта – самая слабая[381]. Намного ярче и сильней"религия расы", проповедуемая в Германии. Мать Мария отмечает, что эта религия (творимый в Германии миф) по своей основе менее универсальна, чем коммунизм, ибо коммунизм находит сторонников среди пролетариев всех стран, а расизм – это идея превосходства одной расы. Для человека другой национальности здесь открываются две возможности. Либо он примет расизм в его германской редакции и уверует в особую"мессианскую избранность"германской расы (но в народах такой взгляд вряд ли приживется), либо, приняв основной принцип расы, создаст свою собственную расу–избранницу, но тут возможна лишь борьба всех против всех[382].

В этой мысли есть два интересных момента. Во–первых, мы встречаем понятие мессианства, которое сравнительно недавно использовалось самой Е. Скобцовой. Расизм – это извращенное мессианство. Сама идея избранности одной нации по сравнению с другими матерью Марией отвергается. С другой стороны, анализируя существо расизма, она замечает, что нацизм"провинциален", ограничен каким‑то одним регионом мира, и восстанавливает против себя все остальные. В статье"Размышления о судьбах Европы и Азии"(1941) (далее"Размышления") мать Мария, отправляясь от этой особенности немецкого нацизма, предсказывает его неизбежное поражение.

Как коммунизм и фашизм, нацизм есть явление в первую очередь религиозное – это религия расы. Антихристов характер тоталитарных идеологий проявляется в том, что во всех них попирается человеческая личность, образ Божий, совесть. Кажется, для одной личности там все же есть место – для личности вождя, но это неверно. Гитлер – это не личность (в христианском смысле), он"ипостасное проявление безличной священной германской крови"[383]. Иными словами, вождь – это воплощение той идеи, которую он олицетворяет и которая сплачивает воедино ее сторонников. Это касается всех трех видов тоталитаризма, но особенно интересно мать Мария написала в"Размышлениях"о Гитлере. Он предстает как антипод Христа:"Народ по отношению к Гитлеру является даже в каком‑то смысле абсолютно безгрешным, – ведь если он совершает грехи, то только потому, что так велит единый. Грех на нем, но и святость на нем, потому что и на подвиг люди идут по воле единого, не они совершают подвиги, а ими он их совершает"[384]. Гитлер в некотором роде берет грех немцев на себя. Но человек – не Христос, он такой ответственности выдержать не может:"Самый страшный грех – это само согласие принять на себя живую душу народа, само согласие на собственное обожествление", карой за что, по словам мать Марии, является гибель души, превращение человека в оглашающего весь мир воем зверя. Человек, отдавший Гитлеру свою волю и как бы освобождающийся от грехов, совершает самый страшный грех – отрекается от своей свободы, своей совести, предает ее не Богу, а человеку и тем самым из образа Божия становится слугой Сатаны[385].

Здесь мы вновь встречаем одну из главных тем Кузьминой–Караваевой – принятия на себя грехов других, которая пришла к ней от Достоевского (Легенда о Великом Инквизиторе). Она развивает эту идею как в негативном аспекте (исследуя дух антихристов), так и в позитивном. Право брать на себя ответственность за других имеет тот, кто сам целиком предался Богу, кто не ищет ничего своего, в противном случае это не образ Христов, а его противоположность. Германский расизм и"нордическая духовность"тесно связаны друг с другом. Как пишет мать Мария в"Расизме и религии", для нацистов Гитлер – это"ипостасное воплощение германской избранности… Его устами говорит самое священное, что есть в мире, – германская кровь, он почти что уже и не человек, а… просто бог, воплощение всей божественности космоса"[386]."Нордический дух", таким образом,"приподымается"только над своей плотью (германской), становится ее"богом". Такой"бог"целиком зависит от своей"природы", воплощенной в тех, кто ему поклоняется, и поэтому он не Бог.

В"Четырех портретах"мать Мария бросает неутешительный взгляд и на демократию, изображенную в виде девушки (Марианны, символа Франции?), которую готов пожрать дракон. Демократия слаба, бескрыла и эгоистична, она сама виновата в том, что ей теперь грозит смертельная опасность. Накануне вторжения Гитлера во Францию мать Мария говорит о том, что есть только один способ избавиться от возможности попасть под власть антихриста."Вопрос стоит так – или, через покаяние и очищение, безбожное человечество вернется в Отчий дом… засияет эпоха подлинного христианского возрождения, и оно почувствует себя Богочеловечеством… или же на долгие века мы обречены власти зверя, человекобога, новой и страшной идолопоклоннической религии"[387].

Как видим, прогноз матери Марии не оправдался. Запад, впрочем, при решающей поддержке СССР, смог справиться с грозящей ему опасностью и пошел еще дальше по пути секуляризации, так и не вернувшись в"дом Отчий". Сама альтернатива, обозначенная ею в 1939 г., выглядит ошибочной. Сила демократий оказалась не так уж мала, хотя, если говорить о Франции, прогноз матери Марии во многом подтвердился, к тому же в победе над нацизмом большую роль сыграл СССР, страна тоталитарная…

В любом случае, превращение человечества в Богочеловечество, о котором писала мать Мария, выглядит утопией, заблуждением, стирающим границу между Церковью и миром, характерным для русской софиологии. Перед нацистским вторжением (во время консолидации всех тоталитарных стран – время пакта Сталина с Гитлером) это заблуждение всплыло у матери Марии снова. В самый мрачный, возможно, момент европейской истории XX века, мать Мария на какой‑то миг как будто обратилась от христианской битвы"против духов злобы поднебесной"к совершенно другой, политической проблеме – где взять сил, чтобы победить тоталитаризм.

Что касается политики, то здесь мать Мария была точнее, когда писала о том, что германский нацизм обречен уже тем, что расовая идеология и практика восстановит против себя все остальные народы. Но главное, глубоко верное в ее взглядах относится не к сфере политики и идеологии, а к сфере духовной, касающейся каждого человека. Именно так и следует подходить к пророчествам матери Марии. Как заметил в написанной в то время статье"В защиту этики"Г. Федотов:"Пророчество – это не предвидение будущего и не нравственная проповедь, т. е. толкование нравственных законов. Пророчество – это откровение воли Божией для сегодняшнего дня"[388], и как таковое, можно добавить, оно обращено к человеку, а не к народам и государствам, даже если речь идет о последних. Вся суть"защиты свободы"матери Марии сводится к утверждению, что человек свободен (даже и от покушений на его свободу) лишь тогда, когда его свобода, его совесть преданы Богу.

Духовная проблематика, связанная с войной, с особой силой раскрывается у матери Марии в статье"Прозрение в войне"(1939), написанной после нападения Германии на Францию. В этой статье мать Мария пытается определить, каким должно быть христианское отношение к войне. Во–первых, в отличие от многих русских эмигрантов, она не считает, что в этой войне следует оставаться нейтральным или, тем более, вставать ради спасения России от Сталина на сторону Гитлера. Здесь, как и в отношении к ближнему,"человек может отказаться от любых своих прав, но абсолютно не смеет отказываться от прав своего ближнего"[389]. Для матери Марии здесь нет вопросов, при этом, добавляет она,"христианская совесть никогда не может руководствоваться мотивами разбойника, то есть для нее никогда не приемлемо агрессивное участие в войне"[390]. Из последнего, кстати, следует, что необходимо хранить свое сердце от ненависти, от того, чтобы превратиться в"дракона"даже в справедливой войне против него. Как писала мать Мария в"Письме к солдатам":"Берегите в себе внутреннего человека, подвергающегося гораздо более страшным испытаниям, чем человек внешний… не относитесь к войне как к чему‑то естественному, не примите ужаса и греха жизни за самую жизнь"[391].

Решив вопрос об участии в войне, мать Мария ставит другой – уже не нравственный, а духовный. Война – это встреча со смертью, которая может стать личным апокалипсисом, и здесь на передний план выходит готовность ко встрече с Богом. Необходимо обратиться к Богу прежде, чем застигнет смерть, и это касается не только идущих на войну солдат. Всеобщая принудительная военная мобилизация – это образ той мобилизации, которая должна произойти в сфере духа:"Если от солдата, мобилизуя его, отнимают все и требуют всего, то наша христианская мобилизованность должна предъявлять к человеку никак не меньшие требования. Христос и животворящий Дух Святой требуют сейчас всего человека. Разница с государственной мобилизацией только та, что государство мобилизует принудительно, наша же вера ждет добровольцев"[392].