Святитель Григорий Палама - СВЯТИТЕЛЬ ГРИГОРИЙ ПАЛАМА. БЕСЕДЫ (ОМИЛИИ). Страница 43

Итак, человек, связанный с теми вещами, которые изменчивы, и сам многообразно изменяется и теряет то, то удерживал: как богатство, так и блеск и радость, или же, умирая, сам себе наносит непоправимое изменение и нагим отходит отсюда, оставляя то, что имел здесь и на что возлагал надежды. Но быть может это достанется как наследство (его детям)? — Но ему–то какая радость от этого? Он уже не примет участия в здешней жизни, а дети равным или иным образом также погибнут. Следовательно, смерть всегда является бедствием для тех, которые привержены к сему миру, которые нагими в конечном итоге берутся отсюда и все, что было им любимо оставляют. Для презирающих же вещи сего мира и ищущих обрести познание о будущем мире и старающихся делать то, что идет на пользу пред лицем сего будущего века, приходящая смерть не приносит ущерба, но лучше сказать — переносит их от суетных и непостоянных вещей — в невечерний день, в бессмертную жизнь, в богатство неиждиваемое, в чистую радость, в вечную славу, в то, что истинно есть и неизменно пребывает, что да будет всем нам улучить благодатию и человеколюбием Приклонившего небеса и Сошедшего ради нас, и — не только к нам, но — и к заключенным в преисподней душам, и оттуда Восшедшего силою Воскресения и пакибытия, и нам Даровавшего чрез Самого Себя просвещение и ведение и надежду на небесные и вечные блага, в которых Он препрославлен во веки веков. Аминь.

Омилия XX [76]

На восьмое воскресное утреннее Евангелие от Иоанна [77]; в ней же говорится и о том, что те которые до конца с благочестием пребывают во время Богослужений в храме, сподобятся великих даров

Иоанн Девственник, единственный приявший, как сокровище, по благодати в Матерь единственную Деву–Матерь, который Христом был особенно любим, который был «Сын Грома», которого Христос поднял на небо и которым возгремел, который более прочих получил дар именоваться «Сыном Громовым» и посему употребивший более велегласную проповедь, — уясняя нам события, связанные с Воскресением из мертвых Владыки, и повествуя нам образ явления Его после Воскресения, — в прошедшее воскресение, чрез Евангельское писание написанное им, был слышим в Церкви повествующим: «Во едину от Суббот Мария Магдалина прииде заутра, еще сущей тме, на гроб: и виде камень взять от гроба. Тече убо и прииде к Симону Петру, и к другому Ученику, егоже любляше Иисус», — здесь он говорит о самом себе. Услышим же, что он далее говорит: — «Мария же стояше у гроба вне плачущи»; ибо сам Иоанн с Петром, услышав от нее, и прибежав к живоначальному гробу, увидели то, что произошло, и по признакам (бывшим на лицо) уверовав и удивляясь, пошли к себе. Мария же, оставшись, стояла вне у гроба, плача, потому что она еще не имела полного удостоверения в Владычнем Воскресении, хотя уже дважды, вместе с прочими женами, она приходила ко гробу: сначала вместе с Богородицею, как повествует Матфей, говорящий, что: «В вечер же субботный, свитающи во едину от суббот, прииде Мария Магдалина, и другая Мария, видети гроб. И се, трус бысть велий» и дл. (Мф. 28:1, 2) [78]. Затем, теперь приходит вместе с Петром и Иоанном, которые на основании того, что увидели, уверовав и удивляясь, ушли. Таким образом, два раза приходив вместе с иными ко Гробу в то время как пришедшие вместе с нею уверовали и удостоверились, она, как бы не приявшая никакого удостоверения (о Воскресении Христовом), неутешно плачет. Можно видеть, что нечто подобное бывает и в отношении подвигов в добродетели: так одним из подвизающихся Благодать сразу же идет на встречу и предоставляет им полное удостоверение в виде задатков, давая им отведать обетованных наград, как бы протягивая к ним человеколюбивую руку и принимая их, и умащая их к дальнейшим подвигам; других же выжидает конца их подвига, уготовляя им, конечно, венцы за терпение; как и сказал некто из богоносных Отцев: одни — прежде трудов, другие же — в течение трудов, а иные же — во исходе (своем из тела) воспринимают священные награды. Бывает же это по всемудрому Божественному Провидению многообразно устрояющему все, что относится к нам, и распределяющему каждому то, что ему следует и служит на пользу, как в отношении дел добродетели, так и в отношении Таинств Веры. Итак, мудро и человеколюбиво устрояя и в отношении Марии Магдалины, Владыка судил, чтобы она тогда еще не восприняла удостоверения в Его Воскресении, чтобы в ее примере и последующих привести и склонить к терпению. Выслушаем — каких даров она сподобилась после сего за свою стойкость и терпеливую выдержку: «Якоже плакашеся», говорит Евантелист, «приниче во гроб: и виде два Ангела в белых ризах седяща, единаго у главы, и единаго у ногу, идеже бе лежало тело Иисусово». То, что она склонилась и с глубоким волнением имела глаза устремленными на Гроб, было знаком крайнего душевного напряжения. Но сначала долженствует исследовать сие: как это, в то время как был еще мрак, как говорит выше Евангелист, она ясно все видела и то — каждую деталь, и то — извне видела то, что находится внутри пещеры. Между тем очевидно, что извне был еще мрак, потому что физический день еще окончательно не воссиял; пещера же оная исполнилась светом Воскресения, который будучи божественно видим Марией, еще больше воспламенял ее любовь ко Христу, и дал силу ее очам восприять затем видение Ангелов, и не только видеть, но и возыметь возможность говорить с Ангелами: потому что такой силой обладал оный свет. Видела же она их в белых одеждах, не только по причине чистоты и светозарности Ангельского естества, но и как — возвещающих и показывающих своим сиянием Таинство Воскресения, а вместе и как бы и делом со–празднующих с нами воистину светозарный День Владычнего Воскресения. Видела же она их сидящими, дабы ясно познала, что не только тогда они пришли, но и раньше были здесь, хотя раньше и не явили себя, а — также пеняла бы: каким достоинством обладают некоторые из них, которые и когда присутствуют — невидимы. Было же причиной того, что они сидели, думается мне, также и любовь их, желающая более сблизиться с тем местом, где раньше лежало Тело Владычнее; потому что, проникнутые любовью, они сидели у гроба: один у главы, и другой — у стоп, и показывали, что и для Ангелов в равной мере любимо и честно: как Божество Христово, символом Которого служило место, где покоилась Его голова, так и — Вочеловечение Его, образом Которого было место Его стоп.

«И глаголаста ей она: жено, что плачешися?» — Ты зришь небо в этой пещере, лучше же сказать — небесный храм, водвигнутый вместо земной могилы и узилища, исполненный вместе земной могилы и узилища, исполненный вместо земных стражей, небесными Ангелами, имеющими великую честь охранять Гроб Жизнодавца Бога и с радостью лелеющими его, когда он ныне пуст. А ты, о жено, чего ради плачешь?! — Не по неведению же ее состояния (та катантин) они спрашивают, но для того, чтобы сдержав ее надрыв, сделать ее способной к восприятию их и создать благоприятную почву для исполнения их дела; дело же Ангелов, сидящих у Гроба Жизнодавца, заключалось в возвещении славы Воскресшего. Но на вопрос Ангелов о причине ее плача, она отвечает: «Яко взяша Господа моего, и не вем, где положиша Его. И сия рекши обратися вспять». Что понудило Марию внезапно обернуться назад? — Несомненно рабское преклонение и внимание Ангелов к появившемуся Владыке; ибо она, вот, называет Его ее только Господом (говоря, «взяша Господа моего»), и предполагает кражу и перемещение тела, обнаруживая этим, правда, от души расположение к Нему, но, отнюдь, не помышляя о Нем так, как это приличествует думать о Боге. Они же на деле показывают, что Он есть Господь и самых Ангелов Божиих: потому что пока Он еще не появился, они сидели у Гроба, когда же Владыка непосредственно явился, они немедленно встали, и с благоговением и восхищением, как это отвечало их образу, напряженно внимали Ему. Мария же, обернувшись, чтобы увидеть то, что как видение, потрясло Ангелов, видит стоящего Иисуса, хотя и не понимает, что перед ней — Иисус, считая Воскресение неслыханным и едва ли возможным. Поскольку же, кроме того, и сумерки еще преобладали над светом дня, и Господь не явил ей (Свое) Божественное сияние, но был таким, каким был известен при жизни и во время Страданий, то Мария не узнала Его, но принимает за вертоградаря здешнего сада — Возделывателя душ и Творца мира. Когда же Он воззвал и назвал ее по имени, говоря: «Мария», тогда она узнала Его и ответила, и, переменив мнение, сказала: «Раввуни, еже глаголется Учителю»; но и тогда, хотя и увидела Его живым, ей не пришло на ум как–то помыслить о Нем, как о Боге, но она относится к нему просто как к Человеку Божиему и Учителю божественных вещей, и поэтому стремится не только припасть, но и коснуться, по любви, Его стоп, — но слышит: «Не прикасайся Мне»; Он как бы говорит ей: поскольку твоя мысль не прикасается глубине Таинства относительно Меня: что Я — Бог, во плоти ныне тобою видимый, и то во плоти ныне особенно божественной, то посему: «Не прикасайся Мне». И это долженствовало быть сохранено для Божией Матери: то, что Она единственная среди жен должна была коснуться Тела по Воскресении — воплотившегося от Нее ради нас Бога; что и было, повествует Евангелист Матфей: ибо по причине Ее, говорит он, что (Жены Мироносицы), приступивши, коснулись стоп (Воскресшего Господа Христа). Марии же Магдалине говорит: «Не прикасайся Мне, не у бо взыдох ко Отцу Моему», — что полностью соответствует тем словам, которые затем Он сказал для Учеников: «Восхожду ко Отцу Моему», а ныне: — «Не у бо взыдох». Говорит же Он это, чтобы они отнеслись с сугубой озабоченностью и чтобы воспламенить их любовь и побудить к томительному стремлению увидеть Его. Но эти последние слова Спасителя имели отношение и к Марии Магдалине: «Не касайся Мне» — потому что ныне то тело, в которое я облекся, есть сильнее огня устремляющееся ввысь и более исполнено силы, и не только оно в силах взойти на небо, но — и к Самому Сверхнебесному Отцу; но Я еще не взошел к Отцу Моему, потому что после Восстания из мертвых, Я еще не явился Моим Ученикам. «Иди же к братии Моей сей» — ибо Мы все — от Одного Отца, хотя и не одинаковым образом: ибо Я — Сын от Его природы и единосущен с Ним; а они — чрез Меня ставшие усыновленными Ему. «Иди же ко братии Моей, и рцы им, восхожду ко Отцу Моему и Отцу вашему, и Богу Моему и Богу вашему»; ибо Он — Отец наш по благодати усыновления Духа; Его же Он — Отец по естеству Божественному; так Он — наш Бог, как Творец природы; Его же Он — Бог, в силу того домостроительства, что Он восприял человеческое естество; и по этой–то причине Он сказал это в раздельном виде, дабы мы уразумели взаимное различие (этих понятий: в каком смысле Христос сказал: Отцу Моему, и Отцу вашему; Богу Моему, и Богу вашему). А чрез это упоминание, что Он восходит к Отцу, Он привел их к разумению относительно Его тела (по Воскресении): что оно есть именно то, в каком на земле Он и ранее всегда пребывал и был с ними все время.