Митрополит Макарий - История русской церкви (Том 10) Страница 45

Стараясь исправлять наши богослужебные книги по старым спискам и во всем согласовать наше богослужение с греческим, Никон не раз показывал любовь свою к этим старым спискам и греческому богослужению при самых своих священнодействиях. В 1656 г., апреля 29-го, он совершал в Успенском соборе молебствие, отпуская воевод на государеву службу, князя Алексея Никитича Трубецкого со товарищи, и при этом "молитвы отпускные говорил по киприановскому Требнику". В 23-й день июня того же года, совершив крестный ход в Сретенский монастырь и оттуда обратно в Успенский собор, Никон прочитал здесь "молитву в Потребнике киприановском". В 1657 г., сентября 1-го, патриарх совершил обряд новолетия на площади "по Чиновнику печатному против прежнего (т. е. согласно с прежним) и против Потребника киприановского". Еще чаще Никон допускал, чтобы или все богослужение, или некоторые части его отправляемы были у нас по-гречески. Устроив на подворье своего Иверского монастыря в Москве церковь, он просил освятить ее Антиохийского патриарха, чтобы видеть, насколько греческий чин освящения сходен с русским. В назначенный для освящения день, 27 мая 1656 г., Никон со всеми властями облачился в церкви трех святителей, что у него на сенях, и пошел крестным ходом к Лобному месту, приказав нести в числе других икон и Иверскую икону Богоматери, приготовленную и богато украшенную им для Иверской обители. Совершив на Лобном месте обычное осенение, отправился в Посольскую улицу к Иверскому подворью. Здесь навстречу из церкви Пафнутиевского подворья вышел патриарх Макарий с своими греческими властями, неся на главе святые мощи. Оба крестные хода соединились, вошли в Иверское подворье и три раза обошли вокруг новой церкви. Затем Макарий совершил освящение церкви, причем пели все его греческие старцы, а "архидиакон Московского патриарха и несколько писцов тут же записывали, как шла вся эта церемония". По окончании освящения, отпустив крестный ход в Успенский собор, Никон вместе с Макарием совершил в новоосвященной церкви литургию, в продолжение которой все читалось и пелось только по-гречески. В декабре того же года, когда Антиохийского патриарха Макария уже не было в Москве, патриарх Никон ездил в Вязьму для встречи государя царя, возвращавшегося с войны, и, встретив, провожал его с крестным ходом в царские хоромы, причем певчие дьяки по приказу патриарха и в продолжение всего пути и в царских хоромах пели по-гречески. В 1657 г., сентября 5-го, Никон служил после вечерни торжественный молебен в Чудовом монастыре накануне его храмового праздника, и канон пели протопопы по-гречески, а на самый праздник за всенощной тропарь и седальны воскресные пели по-гречески певчие, дьяки и подьяки. Сентября 14-го, на Воздвижение, когда Никон воздвизал крест в Успенском соборе, певчие пели и по-славянски и по-гречески. Октября 1-го, во время крестного хода из Успенского собора в Покровский монастырь, в присутствии патриарха и царя некоторые песни певчие пели по-гречески. Декабря 25-го, на праздник Рождества Христова, во всенощной канон пели дьяки-певчие по-гречески. В 1658 г., во время служения Никона даже в придворных церквах, 12 генваря и 2 февраля, канон за всенощной певчие пели по-гречески и пр. Как ни строг был Никон в исполнении обрядов и церемоний, принятых всею Восточною Церковию, но в обрядах местных, существовавших только у нас, вроде шествия на осляти в неделю ваий, он позволял себе действовать по своему усмотрению. В 1655 г. Никон совершил этот обряд сходно с тем, как совершался он прежде. В Вербное воскресенье, облачившись в полное облачение пред литургией в соборной церкви, вместе с многочисленным духовенством он вышел из нее западными дверями и тут же сел на приготовленное осля (вернее - лошадь, совершенно закрытую белым саваном, кроме глаз), держа в левой руке Евангелие, а в правой крест. И затем двинулся в путь со всем крестным ходом, в котором участвовал и Антиохийский патриарх Макарий, при несметных толпах народа, причем вербное дерево везено было впереди. Когда шествие приблизилось к церкви Входа во Иерусалим (один из приделов Покровского собора), Никон сошел с осляти, вошел в церковь, прочел в ней праздничное Евангелие, приложился к иконе праздника и, вышедши из церкви, снова сел на осля и отправился прежним путем со всем крестным ходом в Успенский собор, где и совершил литургию. Но в следующем (1656) году Никон поступил иначе. Из соборной церкви в Вербное воскресенье он не поехал на осляти к церкви Входа во Иерусалим, а пошел пешком во главе крестного хода и, совершив краткое молебствие в этой последней церкви, пошел из нее также пешком к Лобному месту. На Лобном месте велел архидиакону читать Евангелие о Входе Спасителя во Иерусалим, и, когда архидиакон произнес: Обрет же Иисус осля, седе на не (Ин. 12. 14), протопоп и протодиакон подвели к Никону осля. Он сел на осля и от Лобного места совершил обычное шествие в Успенский собор. Замечательно также, что Никон, несмотря на происходившие у нас жаркие споры о прилоге "и огнем" в известной молитве на водоосвящение, окончившиеся исключением этого прилога из молитвы, удерживал, однако ж, самый обряд. Накануне Богоявления, в 1655 г., освящая воду на реке Москве, он тотчас после троекратного погружения святого креста "взял три больших восковых свечи и, обернув их вниз, погрузил в воду с огнем, и они там погасли".

Любовь свою к храмам и святым иконам Никон показал, когда созидал храмы в трех своих монастырях, Иверском, Крестном и Воскресенском, и когда для первого устроил икону Иверской Божией Матери в 14000 рублей, а для второго большой крест с множеством святых мощей и драгоценных украшений. Ту же любовь он показал и при устроении церквей в своих новых каменных палатах. Эти палаты, которые заложил Никон, как только сделался патриархом, подле прежних патриарших покоев и для сооружения которых вызвал лучших немецких мастеров, строившиеся три года и стоившие, как говорили, до пятидесяти тысяч рублей, были предметом удивления для современников. (Кроме каменных великолепных палат Никон тогда же построил для себя на патриаршем дворе и зимние, весьма уютные, деревянные хоромы.) Внизу каменных палат наиболее замечательны были семь присутственных зал, о которых мы уже упоминали, а во втором этаже особенно поражала огромная зала, не столько своею величиною и богатством украшений, сколько чрезвычайно пространным сводом, не опиравшимся ни на каком столбе, называвшаяся крестовою палатою (где ныне мироваренная). В самой средине второго этажа Никон устроил церковь во имя святителей Московских Петра, Алексия, Ионы и Филиппа, благолепно украсил ее и в ней большею частию и присутствовал при богослужении; над дверями в эту церковь он поместил иконы названных святителей, а внутри ее - портреты всех шести Русских патриархов, бывших до него, следовательно и Игнатия, и свой собственный. Другую благолепную и величественную церковь во имя Пресвятой Троицы устроил в той части второго этажа, которая окнами обращена на площадь к Чудову монастырю (где ныне церковь святых дванадесяти апостолов). Еще две церкви, неизвестные по имени, устроил вверху, в третьем этаже здания, где были комнаты для диаконов, возвышавшиеся над всем городом. Новые палаты патриарха Никона с их церквами совершенно окончены были к концу 1655 г., и 22 декабря он светло отпраздновал свое в них новоселье. При описании в 1658 г. домовой казны и утвари патриарха Никона в палатах его оказалось изумительное множество святых икон и крестов, в том числе унизанных жемчугом и драгоценными камнями, хотя, конечно, нельзя утверждать, чтобы все эти иконы были приобретены или устроены самим Никоном: часть из них могла перейти к нему от прежних патриархов, а другая часть могла образоваться из тех икон, какие были подносимы ему архиереями и настоятелями монастырей и церквей, равно и другими лицами при разных случаях. Мы уже упоминали, как ратовал Никон против икон латинского письма, которые начали было входить у нас в употребление, и требовал, чтобы наши иконописцы неизменно держались древних греческих подлинников и образцов; не менее ратовал он и против неблагочинного употребления православных икон. Существовал у нас тогда обычай, по которому христиане, как бы не довольствуясь теми иконами, какие находились в их приходской церкви, приносили еще в нее каждый свою икону. Этими иконами увешивались все стены церкви, не только боковые от алтаря, но и противоположные ему. Каждый ставил свечу пред своею иконою и пред нею молился, не позволяя того другим. От этого происходило, что когда присутствующие в церкви начинали класть поклоны пред своими иконами, то все смотрели врозь и обращались к алтарю и друг к другу одни боком, другие даже задом, и нарушалось единство в церковной молитве. Никон строго запретил такое чествование святых икон и велел вынести из церквей все иконы, принадлежавшие частным лицам и развешанные по стенам, несмотря на ропот и неудовольствие невежественных людей.