Софроний Сахаров - Видеть Бога как Он есть Страница 45

Откровение чрез Христа состоит в том, что Абсолют Персонален, но Он не есть одна Персона (Магометанский генотеизм), а три Персоны, единые в Своей Сущности, в Своем Царстве, в Своей Славе, в Своем Действии: Христианский монотеизм. Чрез веру в сего Бога Любви, Святую Троицу, мы входим в Царство безначальное, сохраняя наше личное бытие. Здесь нам дается первая встреча с нашим Творцом; осуществление же искомого нами соединения с Ним лежит за пределами нашего земного бывания (ср. 1 Кор. 13, 12).

В перспективе нашего откровения: Абсолюта — Персоны, исходя их нашего современного опыта, возможен, до некоторой степени, домысел о “психологии” грехопадения Адама: страх пред лицом непостижимого Бога, ничем не детерминированного, всегда совершенно свободного в Своих реакциях на всякое движение человека. Поставив человека пред Собою, Он тем самым ждет от него наивысшей формы ответственного сознания. С одной стороны — это призыв к нетленной славе богосыновства; с другой — христоподобный подвиг истощания, связанный с молитвою до кровавого пота. Сей Бог наш непрестанно влечет к дальнейшему восхождению, заставляя Своих сынов покидать страдальчески пройденные нами этапы. Он — Всеблагой, но как будто никогда не бывает доволен достигнутыми нами мерами. И боль человека в следовании Ему как бы не вызывает в Нем ожидаемого нами сострадания. “Господь... бьет всякого сына, которого принимает” (Евр.12: 1-11). Несомненно крайний предел сему истощанию явил нам Единородный Сын в Своем воплощении: “Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия... если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, да будет воля Твоя” (Мф. 26: 39-42).

Человеку естественно влечься к Божественному образу Бытия. Не состояло ли “искушение” (Быт. 3) в том, чтобы использовать “естественное” его стремление к непреложной вечности и внушить ему идею возможности достигнуть искомую Божественность помимо сего “жестокого” Бога? Идти не путем мучительного распятия (ср. Гал.5: 24-25), но чрез вкушение усладительного плода познания добра и зла? “И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла плодов его, и ела; и дала также мужу своему, и он ел” (Быт. 3, 6). И в наши дни нередко можно встретиться с носителями той же идеи: уклониться от крестного пути Евангелия и идти к соединению с Абсолютом посредством знания — гносиса.

Убеждаясь в относительности, весьма далекой от совершенства, личного начала в нем самом, человек логически приходит к мысли о недопустимости переносить сие начало на Абсолют. Отсюда неизбежное скольжение натуралистического рассудка к идее Сверх- личного Принципа, трансцендирующего все относительное. В своем движении к сему неименуемому Принципу, ум человека не без труда успевает отвязаться от понятия о Нем, как о все-космичности, как некоем “все” (то Пан, то Ен). Когда же перешагнет и сей воображаемый порог космических конкретностей, тогда приводится к идее “Чистого Бытия”.

Так было со мною в моей молодости. Пишу о себе. Моя умственная аскетика состояла в том, чтобы чрез мысленную и волевую сосредоточенность совлечься материальности тела с его чувственностью; затем идти дальше — к всетрансцендирующему Чистому Бытию чрез отрешение во мне самом и личного начала, и мышления, и прочих форм космического бывания. Так я, в те годы, служил “богу философов”, не сущему подлинно.

Многолетним рыданием платил я за мои заблуждения. Нет лишения страшнее, чем не знать Истинного Бога. Во мраке неведения не только болезни и другие страдания, но и радости, и удовольствия, и все вообще теряет смысл. В противовес сему — нет высшего дара, чем встреча с Живым Богом. Во Свете сего познания не только благоприятные состояния, но и удручающие, и мучительные положения полны глубинного разума, и потому становятся сносимыми, оправданными (ср. 2 Кор. 4: 6-11). Весь многообразный ход жизни, все мировые процессы, входящие в сознание наше, должны служить приготовлением к личной с Ним встрече, которая по роду своему принадлежит мета-истории, будучи вхождением нашим в осуществленную вечность. Кому было дано благословение сей встречи, тому вместе дается разумение Богоявлений, описанных в Ветхом и Новом Заветах.

Исключительный гений Моисея не смог воспринять всей глубины явленного ему “Аз есмь”: “ты увидишь меня сзади, а лицо Мое не будет видимо [тебе]” (Исх. 33, 23; ср. Мф. 18, 10). Истинное содержание Синайского Откровения веками пребывало не раскрытым, и сокровенный Бог созерцался во мраке (Исх. 20, 21; ср. 2 Кор. 3: 14-16).

“Бога не видел никто никогда: Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил” (Ин. 1, 18). Закон, данный чрез Моисея, содержал в себе семена, долженствовавшие в своем развитии приготовить людей к восприятию воплощения Бога и сделать их способными “узнать” в явившемся предсказанного Моисеем Пророка, Который сообщит миру познание о Боге Истинном как о Свете, в котором нет ни единой тьмы, и уже не во мраке Синайском, но во Свете Фаворском (ср. Втор. 18: 15-19; Ин. 1, 45; 4: 25-2; Мф. 11, 3; Деян. 3, 22).

Всему, что было открыто в Ветхом Завете, Господь дал новые, вечные измерения, но намек на предстоящее восполнение был вполне необходим в истории Богооткровения (ср. Мф. 5, 17 и далее). Велик и свят для нас Ветхий Завет, когда мы его понимаем, как учит Христос и Апостолы Его, и даже Моисей. Никто из них не абсолютизировал Закона, как последнее совершенство, в силу чего, нужно было бы отвергнуть всякое новое “восполнительное” откровение. Да и Моисей заповедал ждать нового Пророка, который “когда придет, то возвестит нам все” (Мф. 5, 17).

Христос говорил народу на языке, понятном и самым простым людям, но содержанием Его бесед были реальности, недоступные никому на Земле; ни даже Апостолам: “Прежде, нежели был Авраам, Аз есмь”. “Я и Отец — едино есмы”. “Никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть”. “Отец мой возлюбит Его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим”. “Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек” (Мф. 11, 27; Ин. 8, 58; 10, 30; 14, 23; 14, 16).

Вот, некто Третий... Как возможно примирить сие с нашим глубоким сознанием, что Бог один? Опять Господь сказал: “Когда придет Дух Истины, который от Отца исходит, то наставит вас на всякую истину” (Ин. 16, 13; 15, 26). И Он, Дух Святой, пришел и действительно наставляет, но, как видим, и это “наставление” оказывается медлительным процессом.

Христос открыл нам Тайну Перво-Бытия; Того, Кто “в начале”: Три, несводимых один на другого, суть,— вернее, б.м., сказать — есть Бытие Единое, даже простое; которому, однако, не противоречит множественность “различений”. Наше дискурсивное мышление не совпадает с данными Откровения. И Господь не слишком пытался разъяснять сие Таинство, но указал нам путь к бытийному постижению Предвечного Бытия: это есть путь Его заповедей.

“Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки” (Мф. 22: 37-40). И когда по дару Свыше человеку бывает дано входить молитвою в подлинные измерения второй заповеди, тогда ему открываются новые горизонты, недомысленные в прежнем состоянии. В глубокой молитве за весь мир, как за “самого себя”, уподобляющей человека Христу Иисусу, молящегося в Гефсиманском саду, он реально живет все человечество, как единую жизнь, единую природу во множестве персон. От этой формы познания многоипостасного единства совершается переход к богословскому усвоению догмата о Единстве Святой Троицы. Христианский монотеизм не тот же, что генотеизм Ислама.

После опыта “ипостасной” молитвы — мы оставляем позади категории формальной логики и переходим к бытийному восприятию, т.е. категориям самого бытия. Истина не есть то, что создает идущая снизу философия падшего человека. Истина есть Тот, Кто воистину есть прежде всех веков.

“Возвращаясь” из чистой молитвы к дебелости плоти мира сего, мы выпадаем из пережитого единого человека и снова с печалью видим, что люди друг для друга не вполне прозрачны. Грань между человеческими персонами не исчезает в такой мере, как это явлено в Божественной Троице, где каждая Ипостась всецело открыта для других; где кенотическая любовь является основным характером Божественной Жизни, в силу чего единство Троицы явлено совершенно абсолютным образом, что выражается в богословии понятием “взаимопроникновения” (перихорисис). По образу сего Троичного Единства призывается человечество стать единым человеком (Ин. 10, 30; 17, 21).

Боги, изобретаемые людьми, мертвы. Знание же Живого Бога есть несравненный дар. Преподается оно чрез явление Бога человеку, и затем ложится в основание всей его жизни. Будучи по роду своему Божественным действием, каждое явление Бога человеку отражается на судьбах всего мира; в некоторых же случаях оказывает огромное влияние на ход исторической жизни. Примеры: Синайское Откровение явилось источником силы и власти для всех действий Моисея, хотя оно, откровение, в своей последней глубине превосходило его разумение, как не вмещалось оно в сознание еврейского народа вплоть до явления Христа. Евангельское Откровение Деве Марии переживалось Ею как воистину от Бога исходящее, но величие сказанного Ей Ангелом превышало в тот момент Ее силы, и Она нуждалась в подтверждении подлинности открытой Ей тайны. Приветствие Елизаветы явилось таковым: “Благословенна Ты в женах... И откуда мне сие, что Матерь Господа моего пришла ко мне?”... Тогда Святая Дева воскликнула: “Величит душа Моя Господа... Он призрел на смирение рабы Своей” (Лк. 1: 41-9). И вся Ее жизнь приняла другой характер; а с Нею, и благодаря Ей — история всего мира вышла на новую орбиту, несравненно более грандиозную, чем все бывшее до Нее.