Кирилл Александрийский - Толкование на Евангелие от Иоанна. Том I Страница 48

Час бе яко шестый [287] (4, 6)

Показует нам Иисуса благовременно останавливающимся у источника. Так как солнце со средины небесного свода испускало самые жаркие лучи на обитателей земли и весьма сильно жгло тела, то не безвредно было идти еще далее, но следовало отдохнуть немного, — тем более что легко мог бы отклонить от Себя обвинение в изнеженности, ибо самое время требовало этого. Час же, говорит, был не точно шестой, но около шестаго, дабы и мы научались отсюда не быть безразличными и невнимательными даже в малейших предметах, но старательно чтить истину во всем, где бы она ни встретилась.

Прииде [288] жена [289] от Самарии почерпати [290] воду. Глагола ей [291] Иисус: даждь Ми [292] пити. Ученицы бо Его отшли бяху [293] во град, да брашна [294] купят. Глагола [295] Ему жена cамаряныня... (4, 7–9)

Не не ведал Спаситель о приходе женщины. Как Истинный Бог, Он, конечно, знал о том, что она сейчас придет почерпнуть прохладной влаги из источника. А как только пришла, Он начинает уловлять ее в сети (Царствия Божия) и, тотчас же предлагая ей слово учения, начинает разговор от подручных предметов.

Закон строго требовал от иудеев, чтобы они отнюдь не осквернялись, почему предписывал им избегать всякого нечистого предмета и не сообщаться с иноплеменниками или необрезанными (Лев. 5, 2). Евреи же, простирая далее силу заповеди и следуя более своим пустым измышлениям, чем точным предписаниям закона, не только не осмеливались вступать в плотское общение с иноплеменниками, но и думали, что впадут во всякую нечистоту, если в чем бы то ни было будут сходиться с самарянами. В конце концов отчуждение между ними доходило до того, что боялись даже вкушать воду и пищу, приносимые руками иноплеменников. Итак, чтобы необычайностью поведения побудить женщину к разговору и к познанию о том, Кто Он и откуда и почему пренебрегает иудейскими обычаями, и таким образом направить речь к цели, — Он и говорит, [296] что жаждет, обращаясь к ней с такими словами: дай Мне пить. Она же сказала:

Како [297] ты иудей [298] сый от [299] мене просиши пити воду, [300] жены самаряныни сущей? [301] не прикасают бо ся иудеи [302] самаряном. [303] Отвеща Иисус и рече ей... [304] (4, 9–10)

Вопрошение есть начало научения, и корнем разумения неведомых предметов служит недоумение относительно их. Так обычно начинается беседа, и для сего-то Спаситель премудро и представляет Себя ни во что почитающим обычаи иудеев.

Аще бы ведала еси [305] дар Божий и [306] Кто есть глаголяй ти: даждь Ми пити: ты бы просила у Него [307] и дал бы [308] ти воду живу. Глагола [309] Ему жена... (4, 10–11)

Женщина называла Его иудеем, потому что не ведала о премирной и пренебесной сущности Единородного и совершенно не знала о Вочеловечившемся Слове. А Он благополезно хранит молчание при этом для того, чтобы опять сохранить предмет речи к ней. Однако же возводит ее к более возвышенному представлению о Себе, говоря, что она не знает, Кто есть Просящий пития и какую благодать имеет вышний дар, так что если бы она обладала знанием, то немедленно созналась бы в лишении его, ибо сама наперед просила бы Господа. Чрез это поощряет ее к ревностному желанию получить научение. Заметь, как прямо и просто теперь называет Себя Богом, хотя женщина и оказывается неспособной уразуметь это. Убеждая ее благоговеть пред даром Божиим, Он представляет Себя Подателем его: если бы, говорит, ведала ты дар Божий и Кто есть Говорящий тебе, ты бы просила Его. Кому же подобает подавать Божие, как не сущему по природе Богу?

Водою живою называет животворное дарование Духа, чрез которое одно только и в состоянии человечество, хотя и иссушаемое подобно стволам дерев на горах и оказывающееся благодаря злокозням дьявола лишенным всякой добродетели, восходить снова в изначальную красоту своей природы и, напояясь животворной благодатью, процветать многоразличными видами благ и, возрастая в добродетельной жизни, испускать благовоспитанные ветви любви к Богу. Нечто подобное Бог говорит нам и устами пророка Исаии: возблагословят Мя зверие селнии, сирини, и дщери струфовы: яко дах в пустыни воду и реки в безводней — напоити род Мой избранный, люди Моя, яже снабдех добродетели Моя поведати (Ис. 43, 20–21), — и будет душа праведника яко древо плодовито, говорит другой из святых (Иер. 31, 12), и прозябнут аки трава посреде воды и окажутся яко верба при воде текущей (Ис. 44, 4).

К сказанным мы можем присоединить и другие свидетельства Божественного Писания, посредством коих легко доказать, что Божественный Дух часто именуется названием воды. Но теперь не время останавливаться нам на этом, ибо мы должны поспешить отплытием в широкое море других Божественных созерцаний.

Господи! ни [310] почерпала [311] имаши, и [312] студенец [313] есть глубок: откуду убо [314] имаши воду живу (4, 11)

Женщина не представляет ничего, выходящего из обычных предметов, и совсем не понимает значения слов, но думает, что подобно тем, кои совершают чудеса посредством заклинания и демонического обмана, без веревки и другого какого орудия Он само собой достанет ей воду со дна колодца. А вода живая, с ее точки зрения, есть та, которая только что источена из недр родника (т. е. свежая, ключевая).

Еда ты болий еси [315] отца нашего Иакова, иже даде нам студенец [316] сей, [317] и той [318] из него пит, [319] и сынове его, и скоти [320] его? Отвеща Иисус и рече ей... (4, 12–13)

Женщина поправляется, и притом очень скоро, заметив, что она сделала о Нем нечестивое и совершенно неистинное предположение. Вкушая Божественные словеса, она не могла уже оставаться без всякой помощи (от Бога) для уразумения (истины). Так как очевидно было, что Говорящий не заклинатель, но, напротив, пророк и из тех, которые отличаются святостью, — обещает ей доставлять воду живую, и притом без обычных почерпал, или найдет для употребления гораздо лучшую воду из другого источника; то и переменяет тотчас же речь свою на более благоразумную и, как святого, сравнивает Его со святым, говоря: неужели Ты больше отца нашего Иакова, который дал нам колодезь сей? Смысл изречения заключается в том, что уже не удивляется женщина тому, что, не имея веревки, (Говорящий) обещает воду, но она говорит только о качестве вкуса (воды).

Самаряне были иноплеменниками, ибо были выселенцы вавилонян. Но и они считали Иакова своим отцом по двум основаниям. Населяя смежную и соседнюю иудеям страну, они заимствовали нечто из их религии и хотели славиться отцами иудеев. Другое же и совершенно истинное основание — то, что большинство обитателей Самарии происходили от корня Иакова, ибо сын Навата Иеровоам, собрав десять колен Израилевых и половину колена Ефремова, отделился от Иерусалима во время царствования Ровоама, сына Соломонова, и, заняв Самарию, построил в ней дома и города.

Всяк пияй от воды сея вжаждется [321] паки. А иже пиет [322] от воды, юже Аз дам ему, не вжаждется [323] в век: [324] но вода, юже [325] дам ему, [326] будет в нем источник воды текущия [327] в жизнь вечную. [328] Глагола к Нему жена... (4, 13–15)