Александр Мень - Дионис, Логос, Судьба Страница 49

x x x

Совсем не случайно, что Платон относил наилучший, с его точки зрения, строй к временам первобытным (золотому веку). Он, в сущности, верно угадал некоторые тенденции исторического процесса. Действительно, именно в первобытном обществе, проникнутом магическими воззрениями, целое ставилось выше единичного, род, племя, народ были выше личности. Известный социолог Карл Поппер называет этот уклад "трибалистским" (от латинского слова tribus - племя). В нем царит "верховная власть племени, без которого индивид ничто" (16).

Духовное развитие человечества в основе своей связано с противлением "родовому" наследию каменного века. Лучшие завоевания культуры родились именно в этой борьбе за человека. В свою очередь магизм постоянно давал о себе знать. И в эпохи цивилизованных обществ он выражался нередко в теориях, призывавших людей вернуться к примату государства над личностью. Платон, по словам Поппера, первый предпринял "серьезную попытку возродить древние трибалистские формы социальной жизни" (17).

Свобода требует от человека подвига, творчества, ответственности; магический же трибализм освобождает его от этого бремени. Все ясно, все решено, на все вопросы заранее готов ответ. Отдаться этому безмятежному существованию было старым искушением человечества. Не один раз, тяготясь своей свободой, люди готовы были променять ее на "чечевичную похлебку". Не в этом ли видел залог своего успеха инквизитор Достоевского?

Особенно остро "боязнь свободы", неумение и нежелание пользоваться ею сказываются в переходные эпохи, когда человек сбрасывает оковы, а потом не знает, что делать дальше; тогда он бывает готов ради покоя и порядка снова вернуться к рабству.

Неудивительно, что идеи Платона были так близки многим идеологам авторитарной власти; только одни признавали свое родство с древним философом, а другие его скрывали. Фашистский философ Саутер прямо говорил, что платоновский Полис - это возвышеннейший образец тоталитарного государства". Другой его единомышленник провозгласил Платона "истинным основоположном национал-социалистического учения о государстве". Нацизм во многом осуществил замыслы Платона. Здесь - и правящая клика людей, "владеющих ключами истины", и спартанские лозунги, и контроль над искусством и образованием, и многие другие черты сходства. Платон хотел регламентацией браков выводить новую породу людей. Как это выглядело на практике, можно судить по истории Третьего рейха.

Таким образом, Платон стал пророком строя, дух которого Шпенглер впоследствии выразил в таких словах: "Во что мы верим, должны верить все. Чего мы хотим, должны хотеть все" (18).

Этот итог сводит на нет и положительные стороны платоновской социальной доктрины: его критику исторических форм правления и идею о нравственном состоянии граждан как залоге здоровья общества.

x x x

Платон писал свое "Государство" отнюдь не для того, чтобы его идеи остались на бумаге, поэтому он вновь решил попытать счастья в поисках правителя, власть которого была бы достаточно прочна и который согласился бы стать "философом на троне". Первая попытка найти такого "удобного тирана" кончилась, как мы знаем, плачевно; но вот в 367 году до Академии дошла весть, что Дионисий I умер. (Говорили, что он был отравлен своими же приближенными.) Наследовал ему его сын Дионисий II. Он оказался столь же деспотичным, как отец, к тому же отличался невежеством, бездарностью и склонностью к пьянству. В его дворце царили "хмель, смех, песни, пляски и мерзкое шутовство". Мог ли Платон надеяться на успех при таком правителе? Философа, однако, ободряли сведения о его преданном ученике Дионе, который всеми силами старался повлиять на Дионисия: убеждал его пополнить свое образование и стать достойным правителем. Дион так умело использовал свою близость к молодому тирану, что в конце концов тот решил изменить образ жизни и заняться науками.

Дион мечтал вновь привлечь Платона к государственным делам Сиракуз. В Афины полетели письма и от самого Дионисия II, и от Диона, и от пифагорейцев, которые окрылились надеждами на перемены к лучшему. Друзья Платона тоже советовали ему покинуть Академию и поспешить в Сиракузы, чтобы взять в руки образование будущего "царя-философа". Им казалось, что пришло время практически осуществить идеи "Государства".

У Диона же были свои далеко идущие планы: он задумал, говорил Плутарх, при посредстве Платона "отнять у тирании ее ничем не ограниченную власть и сделать Дионисия умеренным и уважающим законы властителем, однако в случае, если бы тиран оказал сопротивление и не смирился, Дион решил низвергнуть его и вернуть Сиракузам демократическое устройство" (19).

Итак, в 366 году Платон вторично отплыл в Сицилию. На пристани его встретили с царскими почестями. Философа ждала роскошная колесница, и сам правитель принес жертву богам в честь великого праздника - прибытия мудреца в его столицу.

Приезд Платона перевернул всю жизнь во дворце. Дионисий забыл свои пиры и проводил целые дни, беседуя с философом. Вместо амфор и венков в комнатах появились кипы математических книг. Но длилось это недолго.

Приближенные, потакавшие распущенности тирана, обеспокоились: Дионисий ускользал из их рук. Они стали распространять слух, будто приезд Платона это хитрые маневры афинских политиков, которые, потерпев неудачу при Алкивиаде, якобы снова хотят покорить Сиракузы, пользуясь происками "софиста". Вскоре обстоятельства позволили враждебной Платону партии нанести удар группировке Диона. Дионисию принесли письмо, посланное Дионом во враждебный Карфаген, где тот требовал, чтобы все переговоры шли только через него. Дионисий, прочтя это письмо, пришел в ярость, поняв, что из него хотят сделать пешку в чужой игре. Он немедленно приказал арестовать Диона и тайно отправить в изгнание.

Наутро весь город бурлил: Дион уже давно пользовался любовью народа. И в самом дворце нашлось у него немало сторонников. С минуты на минуту мог вспыхнуть мятеж. Дионисий растерялся: он не ожидал такого результата. Ему пришлось заявить, что Дион не изгнан, а уехал с правительственным поручением.

Между тем Платон оказался в трудном положении. Дионисий под благовидным предлогом переселил его в крепость, где, якобы для охраны философа от толпы, была выставлена стража. По сути дела, это означало плен. При всем том правитель продолжал боготворить философа и требовал от него любви и преданности. Ему и раньше не давала покоя дружба между Дионом и мудрецом. Теперь он желал, чтобы Платон любил его одного и говорил лишь с ним. Таким образом, если в первый раз философа едва не погубила ненависть одного тирана, то во второй раз угрозой стала странная привязанность другого.

Узел этих мучительных и сложных отношений был внезапно разрублен вспыхнувшей войной. Дионисию пришлось расстаться с Платоном. Отпуская его, он обещал к весне вернуть Диона в Сиракузы.

Но война затянулась, и тиран не спешил выполнить свое обещание. Он писал Платону, чтобы Дион терпеливо ждал конца ссылки и не замышлял никаких козней.

Тем временем Дион приехал в Афины и стал постоянным посетителем Академии. Платон, который теперь связывал с ним все надежды на политический успех, усердно занялся образованием Диона. Он готовил будущего реформатора.

В Афинах Дион расположил к себе многих, очаровывая своей скромностью, сдержанностью и умом. Он присматривался к жизни города, и если замечал недостатки, то не порицал их, а с грустью говорил, что у себя на родине он видел то же.

Слух о популярности Диона, который расцвел под сенью платоновской Академии, дошел до Дионисия. Им снова овладел приступ ревности. Сначала он пытался заглушить его тем, что собрал вокруг себя новый штат философов, делал вид, что и без Платона может быть причастен любомудрию. Но скоро желание увидеть Платона разгорелось в нем с новой силой. Он опять стал писать в Афины. Старый философ с изумлением убеждался в том, что тиран не намерен отступить от своей цели. То он слал Платону ультиматум, требуя его приезда, а в случае отказа угрожал лишить Диона средств, то уговаривал Архита Тарентского послать в Афины человека, который убедил бы философа приехать. Писал он письма и Диону.

Все это не могло не польстить самолюбию Платона. Наконец в нем по-настоящему стали нуждаться! Правда, он уже знал цену царской благосклонности, но слишком сильно было в нем желание начать свой социальный эксперимент, и поэтому он был готов на многое закрыть глаза. В третий раз решил Платон испытать судьбу и отправился по знакомому пути в город, в котором перенес столько неудач и невзгод.

Дионисий был в восторге, он окружил Платона заботой и почетом. Но эта вспышка вскоре стала угасать, и Платон окончательно убедился, что Дионисий мог только болтать и не был способен провести в жизнь хотя бы один из проектов Платона. Единственным, кто мог бы это сделать, был Дион - философ, политик и умный дипломат. И Платон начал осторожно заговаривать с правителем о возвращении опального. Дионисий сначала уклонялся от неприятного разговора и обрушивал новые потоки милостей на философа, чтобы заставить его молчать. Видя, что это не помогает, он решил сломить философа силой. Тиран поселил Платона среди наемников, которые ненавидели афинянина и всячески его оскорбляли. Еще шаг, и мудрец мог оказаться в тюрьме или проданным в рабство...