Майкл Бейджент - Свитки Мертвого моря Страница 5

Георгий Исайа сообщил об открытии главе своей церкви, митрополиту (т. е. архиепископу) Сирийскому, Афанасию Иешуа Самуилу, главе Сирийской яковитской церкви в Иерусалиме.

Строго говоря, Афанасий Иешуа Самуил был человеком наивным и несведущим, не обладавшим обширными научными познаниями, необходимыми для идентификации лежавших перед ним текстов, не говоря уже об их переводе. Впоследствии Эдмунд Вильсон, один из первых и наиболее надежных комментаторов текстов кумранской находки, писал о Самуиле, что он «не был ученым-гебраистом и не смог разобрать, что за рукопись перед ним». Он даже приказал сжечь небольшой кусочек свитка и попытался по запаху определить, действительно ли это кожа, точнее – пергамент. Но, несмотря на отсутствие научного образования, Самуил был человеком умным и проницательным, а в монастыре Св. Марка, игуменом которого он состоял, хранилось знаменитое собрание древних рукописей и документов. Таким образом, пастырь все же догадывался о том, какое сокровище попало в его руки.

Позже Самуил говорил, что впервые о свитках Мертвого моря он услышал в апреле 1947 г. Если до этого момента хронология событий была не вполне точной и определенной, то теперь в ней благодаря стараниям разных комментаторов возникла полная путаница. Тем не менее известно, что в период между началом июня и началом июля Самуил поручил Кандо и Георгию Исайе устроить встречу с теми тремя бедуинами, которым принадлежит честь первоначального открытия, чтобы попытаться выяснить, что же именно они, собственно, нашли.

Когда бедуины прибыли в Иерусалим, они привезли с собой по меньшей мере четыре свитка, а возможно – целых восемь, плюс один или два из числа тех, которые они или Кандо и Исайа впоследствии продали. К сожалению, митрополит не позаботился о том, чтобы предупредить монахов монастыря Св. Марка о том, что к нему должны приехать трое бедуинов. И когда бедуины, давно немытые и напоминавшие по виду разбойников, действительно прибыли со своими грязными, скомканными и рваными свитками, монахпривратник просто прогнал их прочь. К тому времени почтенный Самуил понял свою ошибку, но было уже поздно. Бедуины, оскорбленные таким обращением, не пожелали больше иметь никаких дел с митрополитом Самуилом. Более того, один из бедуинов не захотел даже иметь никаких дел с Кандо и продал свою «долю» свитков – а третья доля составляла ровным счетом три пергамента – мусульманскому шейху Вифлеема. Кандо сумел заполучить остальные свитки и продал их тому же митрополиту за 24 фунта стерлингов. Считается, что предметом этой сделки – первой по продаже свитков – были пять пергаментов, но на самом деле свитков оказалось четыре, один из них просто был разорван на две половины. Один из этих четырех текстов представлял собой хорошо сохранившийся экземпляр ветхозаветной книги пророка Исайи. Длина пергамента, на котором она была записана, составляла 24 фута (ок. 7,2 м). Три других, согласно принятым впоследствии условным названиям, включали в себя так называемые апокрифы Бытия, толкования на книгу Аввакума и Устав общины.

Вскоре после неудачного приезда бедуинов в Иерусалим, состоявшегося, по одним данным, в конце июля, а по другим – в августе, митрополит Самуил направил в Кумранскую пещеру священника вместе с Георгием Исайей. Оба хорошо понимали, что занимаются незаконным делом, и работали исключительно по ночам.

Они тщательно осмотрели место и обнаружили как минимум еще один кувшин и несколько черепков. Кроме того, они, по всей видимости, провели и одни из первых крупномасштабных раскопок. Когда годом позже первая официальная группа исследователей прибыла на место находки, она обнаружила, что вся передняя часть скалы вокруг расселины отсутствовала и под узким входом в пещеру, через который в нее проникли бедуины, был проделан еще один большой и широкий. Чем закончилось это предприятие – неизвестно. В процессе работы над этой книгой мы опросили целый ряд людей, утверждавших, что Георгий Исайа в ходе своих ночных раскопок обнаружил еще несколько свитков, некоторые из которых ученые пока что не видели.

Заполучив в свои руки несколько свитков, митрополит Самуил вознамерился определить их примерный возраст. Прежде всего он проконсультировался у специ-алистасиролога, работавшего в отделе древностей. По мнению этого ученого, свитки относились к сравнительно недавнему прошлому. Тогда митрополит обратился за консультацией к голландскому ученому, сотруднику французской Библейской и археологической школы в Иерусалиме, организации, управлявшейся монахами ордена доминиканцев и частично финансировавшейся правительством Франции. Ученый был заинтригован, но отнесся весьма скептически к оценкам возраста свитков; впоследствии он вспоминал, как возвратился в Библейскую школу и обратился за советом к «одному видному специалисту», который прочел ему нечто вроде лекции о множестве ловких подделок, бытующих в среде нечистых на руку торговцев антиквариатом. По этой причине голландец отказался даже рассматривать свитки, и Библейская школа лишилась возможности стать одним из первых их исследователей. Создается впечатление, что в тот период единственым человеком, осознававшим древность, важность и ценность свитков, был «малообразованный» митрополит.

В сентябре 1947 г. митрополит Самуил передал свитки, обладателем которых он был, своему патрону, патриарху Сирийской яковитской церкви в Хомсе, что к северу от Дамаска. Обстоятельства беседы между двумя иерархами остались неизвестными, но по возвращении в Иерусалим митрополит направил новую партию доверенных лиц на раскопки в Кумран. Можно предполагать, что он действовал по поручению патриарха. В любом случае митрополит рассчитывал на новые находки.

Поездка митрополита Самуила в Сирию в сентябре 1947 г. совпала с приездом туда Майлса Коупленда, который еще в годы Второй мировой войны вступил в ряды ОСС и остался в ней после того, как эта организация стала называться ЦРУ. Вскоре он занял пост начальника отдела дальней оперативной разведки. В одном частном интервью Коупленд рассказал, как осенью 1947 г. он только что прибыл в Дамаск, будучи назначен представителем ЦРУ в Сирии. В сложившейся ситуации не было нужды соблюдать слишком глубокую конспирацию, и его личность и пост, который он занимал, были достаточно известны. Однажды, по словам Коупленда, к нему явился «плутоватый египетский торговец», утверждавший, что он обладает бесценным сокровищем. Порывшись в своей грязной сумке, торговец вытащил из нее свиток, края которого были настолько потрепаны, что некоторые клочки посыпались на землю. На вопрос о том, что же представлял собой этот свиток, Коупленд также не сумел ответить. Впрочем, он пообещал, что, если торговец придет к нему опять, он постарается сфотографировать свиток на предмет исследования.

И вот, чтобы сфотографировать свиток, Коупленд и его коллеги решили развернуть свиток и расстелить его на крыше американской дипломатической миссии в Дамаске. В тот день, как вспоминал позже Коупленд, дул сильный порывистый ветер, и клочки свитка тотчас закружились в воздухе. Ветер подхватил их и погнал по улицам города, и они бесследно погибли. При этом, по утверждению Коупленда, большая часть пергамента оказалась утраченной. Жена Коупленда, по профессии – археолог, не могла удержаться от слез всякий раз, когда слышала эту историю.

При помощи специального фотооборудования, предоставленного американской администрацией, Коупленд и его коллеги сумели сделать около тридцати снимков свитка. Этого, по словам Коупленда, оказалось недостаточным, чтобы охватить всю длину свитка, которая, по-видимому, была весьма значительной. Впоследствии эти снимки попали в американское посольство в Бейруте, где их показали образованному чиновнику, человеку, знавшему древние языки. Чиновник заявил, что это – фрагменты ветхозаветной книги пророка Даниила. Некоторые из фрагментов были, по его словам, написаны на арамейском языке, другие – на древнееврейском (иврите). К сожалению, эта история не имела продолжения. Коупленд вернулся в Дамаск, но «плутоватого египетского торговца» он больше никогда не видел, и снимки оказались в дальнем ящике какого-то шкафа.[12] По сей день так никому и не известно, какова была дальнейшая судьба снимков, да и самого свитка, хотя впоследствии, пять лет спустя после описанных Коуплендом событий, в Кумране действительно были найдены отдельные фрагменты книги пророка Даниила. Широкая публика так и не узнала о том, действительно ли свиток, который он видел и частично сфотографировал, представлял собой текст книги Даниила.

И хотя как раз в то самое время в Сирии гостил митрополит Самуил, имевший при себе приобретенные им свитки, крайне маловероятно, что Коупленд мог увидеть хотя бы один из них, так как развернуть можно было только три свитка из находившихся в его собрании, и только один из них, а именно свиток с ивритским текстом книги пророка Исайи длиной 24 фута, мог занимать более тридцати кадров фотопленки тогдашнего формата. Если это был тот самый свиток, который видел Коупленд, почему же он назвал его книгой пророка Даниила, а не Исайи, и почему вдруг характер письма был определен как древнееврейское (иврит) и арамейское? Конечно, можно предположить, что официальный представитель ЦРУ допустил ошибку. Но когда мы поведали историю Коупленда авторитетному израильскому исследователю, он был заинтригован. «Это может оказаться крайне интересным, – доверительным тоном заметил он. – Возможно, подобных свитков мы еще никогда не видели». По его словам, если бы мы располагали какой-нибудь дополнительной информацией по этому вопросу, он «взамен предоставил бы нам небезынтересные сведения о недостающих свитках». Не стоит и говорить, что это означает, что такие сведения реально существуют, но никогда не станут достоянием широкой общественности.