Поль Брантон - Путешествие в сакральный Египет Страница 5

Кажется, что природа преднамеренно воздвигла эти Ливийские горы, дабы уберечь Египет от нашествия пустыни, впрочем, тоже являющейся ее порождением.

И опасность эта вполне реальна. Каждый год ранней весной ветры разрушительной силы — ужасный циклон Хамсин — объявляют войну всей Северной Африке и с чудовищным свистом проносятся по всему континенту от самого Атлантического побережья. Они летят подобно варварской армии, жаждущей добычи и победы, и вместе с ними несутся тучи песка и пыли.

Безжалостные песчинки, собираясь в крутящиеся вихри, разлетаются повсюду, так что вся земля оказывается покрытой золотистым саваном. И там, где их вторжение не встречает никакого сопротивления, они способны уничтожить жизнь на многие годы, превратить землю в настоящее кладбище, ибо они в состоянии похоронить под собой хижины, дома, дворцы, храмы и даже целые города. Вот почему желтый песок обладает верховной властью и с помощью своего всепобеждающего скипетра правит всей страной. Эти Хамсины порой достигают такой силы, что небо скрывается из глаз и невозможно определить, где находится Солнце.

Крутящиеся столбы песка, очень часто так же непроницаемые для взора, как настоящий лондонский смог, быстро мчатся вперед, оставляя свои песчинки на всех попадающихся им на пути предметах. Таким образом, все выступающие объекты постепенно накапливают песок вокруг себя.

Я видел, как крестьяне, которые жили возле оазиса на самом краю Ливийской пустыни, вынуждены были оставить свои хижины и отстроить новые жилища на более высоких местах, — столь силен был натиск песков на стены их жилищ. Я видел в Верхнем Египте величественный древний храм, недавно раскопанный археологами — он был занесен песком по самую крышу.

Резные изображения на стеле Тутмоса IV, установленной перед Сфинксом.

Я вновь поглядел на Сфинкса, на его патетический семифутовый рот, едва различимый в свете звезд, и заметил, что та улыбка, которую я видел у допотопного атлантического Сфинкса, сменилась теперь выражением легкой грусти. Ветры пустыни своей разрушительной силой обезобразили его лицо, но еще сильнее его изувечили непочтительные люди.

Но разве не должны были пески пустыни, пролетая мимо — то тихо и незаметно, то с воем и бешеным ветром — постепенно оседать на нем, с тем чтобы скрыть, в конце концов, под своей толщей? Так оно и было. Мне вспомнился мистический сон Тутмоса IV, о котором он повествует в причудливых иероглифических знаках на стеле из красного гранита, установленной между лапами Сфинкса. Я вспомнил слово в слою горестный плач покинутого и всеми забытого Сфинкса, к тому времени по самую шею засыпанного безжалостными песками.

«Песок пустыни приближается ко мне, — жаловался дух Сфинкса, — и я скоро совсем утону в нем.

Спеши! Сделай так, чтобы убрали песок, и тогда я буду знать, что ты мой сын и помощник».

А после пробуждения Тутмос сказал себе: «Жители этого города и служители храма поклоняются этому богу, но никто из них даже не подумал о том, чтобы освободить от песка его образ».

На рельефном изображении вверху этой стелы запечатлен сам фараон, подносящий Сфинксу фимиам, а ниже следует самое подробное изложение, пожалуй, наиболее удивительного за всю историю сна и не менее удивительных его последствий. Молодой Тугмос был еще принцем, когда вместе с друзьями начал свои поиски на краю пустыни недалеко от Гизе.

«По дороге на юг, — повествуют далее иероглифы, — принц развлекался стрельбой по медной мишени, охотой на львов и других диких животных пустыни и гонками на колесницах, его кони летели быстрее ветра».

С коня он сходил только к полудню — усталый и утомленный своими забавами. Пообедав, он устраивался отдыхать, отослав помощников, чтобы те тоже отдохнули. Он приносил жертвы богам у алтаря и только тогда позволял себе ненадолго прилечь.

«Тяжесть сна одолела принца, в час когда Ра достиг зенита. И он услышал, как его божественное величество заговорило с ним своим собственным голосом, как отец говорит со своим сыном, и сказало:

“Воистину, я вижу тебя, я лицезрею тебя, сын мой. Тутмос, я твой отец Херу-Хут, и я передам тебе это царство. Ты поднимешь его красную корону, и земля эта станет твоей на всем ее протяжении. Божественная диадема будет сиять на тебе, всю пишу в Египте и драгоценные дары соседних стран принесут тебе!”»

Сон завершился призывом освободить Сфинкса из песчаного плена, только тогда обещанная корона могла быть возложена на голову принца.

Тутмос послушно исполнил полученный во сне приказ, послав множество людей убирать засыпавший лощину песок. И вскоре им удалось освободить грудь Сфинкса.

А Херу-Хуг — «Восходящее Солнце», дух или бог Сфинкса — честно выполнил свое обещание. Обойдя старших братьев, принц получил корону правителя, назвался Тутмосом IV и двинул армии за пределы Египта, где они одерживали победы на всем своем пути.

Его империя простерлась до далекой Месопотамии на востоке и второго нильского порога в Нубии — на юге; он победил ливийских бедуинов на западе, а бородатые эфиопы поднесли ему обещанные драгоценные дары. Под его властью Египет стал необычайно богат: и трудящиеся крестьяне, и праздные властители стали в нем сравнительно зажиточными. Цивилизация и культура Египта расцвели как никогда прежде. Предсказанная слава стала полностью сбывшейся реальностью.

Все это отнюдь не слухи, но подлинная история; не легенда, но факт; ибо египтяне вели свои летописи гораздо более тщательно, чем какой-либо другой народ древности, и к тому же многие записи глубоко высечены в твердом камне, что позволяет им жить много дольше документов, записанных на бумаге или пергаменте.

И это было далеко не единственный раз, когда человек был призван на помощь Сфинксу.

Семь раз неугомонные пески засыпали Сфинкса; и семь раз люди вызволяли его. И все это только в историческое время, ибо доисторические люди относились к нему с неизменным почтением, побуждавшим их самоотверженно заботиться о сохранности его тела.

Первым, кто откопал Сфинкса, был фараон Ха-фра из Четвертой династии, превративший Вторую пирамиду в гробницу и приказавший установить в ней свой гранитный саркофаг. Это случилось более пяти тысяч лет назад. Прошло около двух тысяч лет, прежде чем последовала вторая попытка спасти Сфинкса от песка, предпринятая Тутмосом IV, которого подвигнул на эту работу его знаменитый сон. Он даже постарался защитить Сфинкса от дальнейших вторжений пустыни, соорудив вокруг него мощную стену из необожженого кирпича, дабы она служила барьером.

Эти кирпичи сохранились по сей день, и на некоторых из них до сих пор можно различить имя фараона. Но даже стена не смогла остановить пески, и они вновь одолели каменного гиганта. На этот раз о нем позаботился чужеземный правитель — римский император-философ Марк Аврелий. Обнаружив Сфинкса вновь погребенным по шею, он в очередной раз освободил его. Не вырезанные из скалы, в отличие от головы и тела Сфинкса, но сложенные из камней, его лапы и часть груди пришли в плачевное состояние, и императору пришлось всерьез заняться их ремонтом; а восстановленные им фрагменты окружной кирпичной стены до сих пор выделяются черными пятнами на сером фоне пустыни.

При арабах о Сфинксе, разумеется, никто не заботился, и вскоре только бледно-серое лицо его выглядывало из золотой песочной пыли. Только в начале прошлого века нашелся человек, готовый прийти на помощь Сфинксу. Это был капитан Ка-вийя — увлеченный итальянский археолог и исследователь сверхъестественного, предпринявший попытку откопать верхнюю часть туловища Сфинкса.

Но натиск песков был настолько силен, что даже раскопанные части ему лишь с большим трудом удавалось удерживать от повторного исчезновения под их толщей. В 1869 году Огюст Мариетг — основатель Египетского музея — предпринял по случаю открытия Суэцкого канала очередную, пятую по счету, попытку хотя бы немного уменьшить размеры песчаной горы, грозившей поглотить Сфинкса, но эта затея недолго увлекала его. А тридцать три года спустя Гастон Масперо — его преемник в управлении музеем — собрал по подписке во Франции изрядную сумму с той же самой целью. Благодаря этим деньгам ему удалось освободить из плена песков значительную часть тела Сфинкса.