Митрополит Макарий - Период самостоятельности Русской Церкви (1589-1881). Патриаршество в России (1589-1720). Отдел первый: 1589-1654 Страница 51

Настояния подействовали на Сигизмунда, и он, опасаясь волнений, обратился с просьбою к папе Клименту VIII отменить прежнюю буллу, которою Киевская лавра предоставлялась униатским митрополитам. Папа согласился и отменил эту буллу своим бреве (от 19 июля 1603 г.), но с тем, чтобы король вознаградил митрополита за лавру чем-нибудь другим, и чтобы старанием короля впредь назначался на архимандритство в лавру добрый католик. Потею очень не хотелось отказаться совсем от имений лавры, и он что же придумал? Он объявил королю, что отказывается от имений лавры, находящихся в Короне Польской, а желает только удержать за собою ее имения, находящиеся в великом княжестве Литовском. И король своею грамотою от 20 февраля 1605 г. утвердил за Потеем эти последние имения. Но не прошло и двух дней, как король по просьбе чернецов Киево-Печерского монастыря, которые наконец сами избрали себе нового архимандрита, Елисея Плетенецкого, и вместе по ходатайству князя К. К. Острожского и сына его Януша (латинянина) отдал (22 февраля) Печерскую лавру архимандриту Елисею со всеми имениями, какие только ей принадлежали и какими владели ее прежние архимандриты, следовательно, и с теми, которые находились в княжестве Литовском: верно, королю объяснили, что не следует идти против папского бреве, им же самим испрошенного. А чтобы вознаградить Потея за потерю, король пожаловал ему (3 марта) Лещинский монастырь со всеми его имениями, в котором прежде настоятельствовал Елисей Плетенецкий. Но Потей не хотел отказаться от имений лавры, находившихся в княжестве Литовском, упорно удерживал их под своею властию и вел из-за них тяжбу с Елисеем Плетенецким до конца своей жизни, равно как и Плетенецкий, будучи уже архимандритом Киевской лавры, не хотел уступить Потею Лещинского монастыря и старался вытеснять из него тех, кому передавал Потей управление монастырем. Пытался также Потей возвратить себе от лавры те митрополичьи имения, которые «увязаны» были ей по суду в 1598 г. за долг ей митрополита Михаила Рагозы в 8000 коп грошей литовских. Но и тут потерпел неудачу. Архимандрит Елисей Плетенецкий вместе со всею братнею отвечал возному земли Киевской, прибывшему с королевскою грамотою для отобрания этих имений и передачи митрополиту, что с них еще не получена монастырем вся сумма, какая определена судом, и до тех пор, пока она вполне не будет уплачена, монастырь не отдаст и не уступит митрополичьих имений и будет оборонять их.

Вскоре по вступлении Ипатия Потея на митрополитскую кафедру ему пожалован был (28 декабря 1599 г.) в управление до его живота Свято-Троицкий монастырь в Слуцке опекуном слуцкой княжны Софии, виленским каштеляном Иеронимом Ходкевичем, с тем чтобы в монастыре хвала Божия отправлялась всегда «под едностью святою и згодою с Костелом католицким». При увязанье этого Слуцкого монастыря и его имений за Потеем последний не встретил никаких сопротивлений: ярый латинянин Ходкевич не мог бы допустить того. Но в среде слуцкого белого духовенства нашлись лица, которые не хотели покориться новому митрополиту как униату. Получив об этом известия, Потей написал к слуцкому духовенству послание (29 мая 1600 г.), в котором, величая себя не только митрополитом Киевским и владыкою Владимирским, но также и архимандритом печерским и слуцким, убеждал непокорных повиноваться ему как своему законному архипастырю и в заключение присовокуплял: «Знаю причину вашей непокорности, вы боитесь новины, но не всякому духу верьте. Пишу к вам как отец к детям, как пастырь к овцам, не столько моим, сколько Христовым. Но если вы пренебрежете и этим нашим отеческим напоминанием, то на непослушных есть и иное лекарство, о котором вы сами ведаете из правил богоносных отцов, а короче сказать: помните, что я вам не Рагоза». Вслед за тем Потей послал своего наместника слуцкого протопопа Афанасия Герасимовича, разумеется преданного унии, чтобы он обозрел все церкви не только в Слуцке, но и в окрестных местах и обратил внимание, как священники совершают таинства и службы, преподал церковным причтам надлежащие наставления и вразумления, раздал им святое миро от имени Потея, собрал с них Потею обычные куницы и таким образом утвердил в духовенстве подчиненность и покорность новому, униатскому митрополиту.

В 20-й день декабря 1599 г. король послал Потею вторичный позыв явиться на генеральный сейм в Варшаву и дать ответ по жалобе на него, Потея, и Кирилла Терлецкого, заявленной русскими послами еще на сейме 1598 г., но тогда не рассмотренной и отложенной до сейма 1600 г. Потей и Терлецкий явились. Король назначил для выслушания их 15-е число марта, но только решился выслушать обвиняемых владык не пред лицом всего сейма, как следовало бы и как просили русские послы, а лишь в присутствии одних своих сенаторов. В чем обвинялись Потей и Терлецкий, мы уже знаем. Как же они оправдывались? В сущности они отвечали следующее: «Наше дело не подлежит суду короля и сената, ни какому-либо другому светскому, а подлежит суду духовному. Но чтобы показать нашу невинность, мы заявляем, что все народы по воле самого Спасителя должны принадлежать к одной Церкви католической, под главенством Римского папы; что мы с митрополитом Рагозою не сделали ничего нового, а только восстановили то единение с Римскою Церковию, которого держались и русские со времен Флорентийского Собора и за которое король Владислав понадал русскому духовенству великие вольности, подтвержденные королями Александром и Сигизмундом I. Мы не захотели лишь оставаться в схизме, в которую потом опять впали русские, но возвратились к той самой унии с папою, в которой пребывали наши предки». Т. е. Потей и Терлецкий вздумали отделаться общими фразами, а ни слова не сказали ни против того обвинения, что они самовольно выдавали себя послами в Рим от всего русского народа и приняли там унию без его ведома и согласия, ни против того, что они приняли унию без согласия Восточных патриархов, изменили своей присяге пред ними и, отступив от православия, справедливо подверглись отлучению православной Церкви и низложению, почему и не могут более оставаться архипастырями православной паствы, ни против того, что они, принуждая православных к принятию унии и преследуя их, нарушают права и привилегии, дарованные прежними королями Церкви православной, равно как и Варшавскую генеральную конфедерацию, утвердившую в Литве и Польше свободу вероисповеданий. И однако ж, несмотря на это, король с своим сенатом признал Потея и Терлецкого совершенно оправданными и 16 марта издал декрет, в котором объявлял, между прочим, будто сами послы русские, принесшие жалобу на Потея и Терлецкого, ничего не возражали против их оправданий, и именно говорил: «Мы тогды с паны радами нашими бачучи, иж помененные архиепископ и епископ поступок свой слушный во всем указали, а к тому, иж сторона противная поводовая, позвавши их о то пред нас на сейм, ничего противного на них не показует, а ни попирает, и о всем тое справы отбегает, нынешним листом и деклярацыею нашею вольными их вечне от таковых позвов стороны противной быти знайдуем». А между тем оказывается, что русские послы вовсе не были и допущены присутствовать при оправдании Потея и Терлецкого, следовательно, и не могли ничего возражать им или уклоняться от возражения. Посылая копию с этого декрета Львовскому братству, князь К. Острожский от 17 мая писал: «На близко прошлом сейме варшавском выдано декрет противко нас, без бытности и ведомости и нас и послов наших, нам барзо и праву посполитому, а больш справедливости святой противный, котораго копею для зрозуменья вашим милостям посылаю». Да и возможно ли допустить, чтобы русские послы не нашлись ничего сказать против такого жалкого оправдания Потея и Терлецкого, когда последние не отвечали прямо ни на одно из обвинений, взведенных на них послами? Вот до чего унижался король, слепо покровительствовавший унии: он явно допускал неправду в своем суде, явно говорил ложь в своих декретах.

При таком покровительстве короля и сената Потей смело продолжал преследовать не покорявшееся ему духовенство. В самом Владимире, где была епископская кафедра Потея, оставался еще один священник по имени Мартин, который не хотел подчиниться ему, а совершал православные службы для своих прихожан в церкви святого Василия, состоявшей в «подаванье» панов Загорских. В 1600 г., накануне Рождества Христова по старому календарю (а по новому – 4 генваря 1601 г.), когда Мартин совершал заутреню, внезапно ворвались в церковь с шумом и криком до двадцати вооруженных слуг Потеевых, схватили этого священника и повлекли пред своего владыку. Потей прежде всего собственноручно ударил его в лицо, потом, вошедши в свою церковь и став на амвоне, велел представить священника в полном облачении и с чашею в руках, а когда священник был представлен, отобрал у него чашу, приказал снять с него все священнические одежды и, взяв ножницы, сам стриг его голову на четыре стороны, поручив тут же диакону выстричь ее всю. В Супрасльском монастыре архимандритом был князь Иларион Масальский. Около трех лет он, по-видимому, признавал унию и власть Потея, но потом сбросил личину и вместе со всею своею братиею не стал повиноваться униатскому митрополиту. Три раза посылал Потей свои «позвы» к этому архимандриту, но он не захотел явиться на суд. Тогда Потей предал его заочно проклятию и низложению, а король (19 генваря 1602 г.) осудил на изгнание из государства. Пять лет крепился Иларион, но потом смирился, покорился Потею и просил (8 августа 1607 г.), чтобы тот исходатайствовал ему помилование у короля и дал какой-либо монастырь, и Потей возвратил ему Супрасльский монастырь, который отселе сделался униатским. В то же время один за другим переходили в униатские руки и прочие православные монастыри заботливостию Потея и его помощников. Черейский монастырь, основанный некогда митрополитом Мисаилом и поступивший по его завещанию в род Сапегов, находился теперь под патронатством литовского канцлера Льва Сапеги. Последний построил в монастыре новую каменную церковь и другие каменные здания, наделил монастырь новыми имениями и своею грамотою (20 генваря 1599 г.) утвердил его за игуменом Исаиею, несомненно державшимся унии, хотя и выразился в грамоте, чтобы никто не смел вводить в том монастыре «иншые веры, кроме греческое» (так называли тогда латиняне унию, отличавшуюся от латинства греческою обрядностию). Этому же самому черейскому игумену Исаии, как находившемуся «во единоцтве Костела повшехного Рымского», король по ходатайству Льва Сапеги пожаловал (4 мая 1601 г.) и другой монастырь – Онуфриевский в Мстиславле, с тем чтобы и этот монастырь пребывал «во единоцтве» с Римскою Церковию. На грозовский Николаевский монастырь в Слуцком повете, близ местечка Грозова Потей выдал свою благословенную грамоту (15 июня 1600 г.) священнику Мине Васильевичу с условием, чтобы он, управляя тем монастырем и священнодействуя в нем, оставался всегда «под послушенством» его, митрополита. Лаврашевский монастырь с самого начала унии находился под властию униата архимандрита Гедеона Бролинцкого, подписавшегося под актом Брестского униатского Собора. А когда Гедеона возвели в сан архиепископа Полоцкого на место скончавшегося Германа, то король по ходатайству униатских владык и канцлера литовского Льва Сапеги отдал этот монастырь известному ученому униату греку Петру Аркудию (1 сентября 1600 г.). Пустынский монастырь в Мстиславском воеводстве по ходатайству митрополита Потея и Полоцкого владыки Гедеона отдан королем (16 августа 1601 г.) отцу Афанасию Васильевичу Волчанскому с условием, чтобы и он сам, и все попы и монахи монастыря пребывали «в едности святой» с Костелом Римским под властию Полоцкого архиепископа. Минский Вознесенский монастырь с самого начала унии находился под управлением униата архимандрита Паисия, подписавшегося под актом Брестского униатского Собора. А теперь, когда Паисий по смерти Пинского владыки Ионы Гоголя возведен был на Пинскую кафедру, король пожаловал этот монастырь по ходатайству Потея отцу Софронию (3 марта 1603 г.), с тем чтобы он, приняв посвящение от Потея, пребывал с своим монастырем в святой единости и в подчинении своему архипастырю. Пинский владыка Паисий, державший Кобринский монастырь, и униат Петр Аркудий, державший пинское протопопство с его имениями, вздумали поменяться, и с утверждения короля (3 марта 1603 г.) названное протопопство с имениями перешло в руки Паисия, а Кобринский монастырь с имениями – в руки униата Аркудия.