Иларион Алфеев - Православное богословие на рубеже столетий Страница 54

Поскольку община, созданная отцом Софронием, была с самого начала интернациональной, богослужебный устав решили максимальным образом упростить. Полноценное всенощное бдение, состоящее из вечерни и утрени на славянском, греческом, английском и французском языках, совершается в монастыре только накануне воскресных и праздничных дней. В остальные дни совершается так называемое «правило», состоящее из нескольких сотен Иисусовых молитв, произносимых кем–либо из насельников или гостей обители в полной темноте и тишине в монастырском храме. Божественная Литургия совершается три раза в неделю.

За годы своего пребывания в Великобритании отец Софроний приобрел известность как выдающийся духовник. Тысячи людей из разных стран приезжали к нему за духовным советом. В своих наставлениях он подчеркивал важность внутреннего духовного делания в противовес «телесному» подвигу. Все внешние формы аскезы, будь то пост, молитвенное правило, поклоны, различные монастырские послушания, являются лишь вспомогательными средствами для «умного делания» — непрестанного предстояния Богу в молитве. Без этого предстояния Богу они лишены смысла и являются не более чем пустой оболочкой.

Господь дал отцу Софронию долгую жизнь. Еще будучи на Афоне, он перенес тяжелую болезнь, несколько раз был на грани смерти. Здоровье его всегда было крайне слабым. Тем не менее он продолжал жить, удивляясь своему долголетию. В 1977 году он писал сестре Марии: «Мне 81! Невероятно, но факт. Никак не могу понять сего странного положения. Я столько раз болел действительно серьезно, так что окружающие не предполагали, что я оправлюсь и встану. Сколько раз я бывал в опасности в горах, в пустыне, на дорогах, в море в бурные погоды, от многих скорбей и ран душевных... И вот какое чудо!» [389] В 1986 году отец Софроний писал: «Я совсем состарился: если суждено мне дожить до сентября, то мне будет девяносто лет, но я вовсе не могу быть уверенным в этом» [390]. Отец Софроний дожил до девяноста шести лет и перешел в мир иной 11 июля 1993 года.

* * *

Архимандрит Софроний известен прежде всего как автор бессмертной книги «Старец Силуан», впервые изданной полвека назад и с тех пор переведенной более чем на двадцать языков. Не менее важна книга «Видеть Бога, как Он есть» [391], где отец Софроний излагает свой собственный духовный путь. В небольшой книге «О молитве» [392] отец Софроний делится своим опытом молитвы. В последние годы начали выходить в свет материалы из архива Старца — его переписка с сестрой Марией [393], с протоиереем Борисом Старком,[394]  отдельные беседы [395]. Готовится к печати книга статей Старца на экклезиологические темы «Рождение в Царство непоколебимое». Со временем будет, вероятно, опубликована переписка отца Софрония с такими выдающимися богословами, как протоиерей Георгий Флоровский, архиепископ Василий (Кривошеин), митрополит Сурожский Антоний.

В восприятии многих людей облик архимандрита Софрония как бы заслонен обликом его учителя — преподобного Силуана Афонского; отца Софрония воспринимают прежде всего как популяризатора учения преподобного Силуана. Между тем вклад отца Софрония в богословие не менее, а может быть, и более значителен, чем вклад преподобного Силуана.

 Тема персоны

Основной темой богословия отца Софрония является учение о персоне: о Боге как персональном бытии и о богообщении как встрече между личным Богом и человеком–личностью. «Ипостась–Персона есть первичный принцип и последнее, всеобъемлющее измерение в Божественном Бытии; также и в человеческом, по образу Божию тварном бытии. Вне сего ипостасного принципа ничего не существует», — говорит отец Софроний [396]. Поиски сверхличного Абсолюта когда–то едва не увели молодого художника Сергея Сахарова из Церкви; встреча с личным Абсолютом привела его к принятию монашества. Именно эта встреча, сопровождавшаяся мистическим опытом видения света, перевернула его жизнь. «В Евангелии от Иоанна... говорится о лице Христа как о Логосе — Мудрости Бога, но мудрости ипостасной, то есть персональной: 

без Него ничтоже бысть, еже бысть (Ин. 1:3). Все, что существует, существует через Него и благодаря Ему. Тогда для меня разрешился вопрос очень ясно, что сверхличный Абсолют вовсе не есть Бытие. А Бытие есть персона, и без этой персоны ничто не может существовать» .[397]

Именно во Христе и через Христа Бог раскрывается человеку как персональное бытие. Только Сам Бог персонален в полном смысле слова, а человек является персоной в той мере, в какой он является образом и подобием личного Бога, в какой приобщается персональному вечному Бытию. Персональный принцип есть тот потенциал, который человеку надлежит актуализировать через исполнение заповедей воплотившегося Бога — Христа:

Мне самому дорого обошлись заблуждения, которыми я увлекался около семи–восьми лет. По–человечески рассуждая, я не смог бы своею силой выбраться из бездонности трансцендентизма восточного видения сверхличного Абсолюта... Когда же по дару Свыше мне было дано уразуметь онтологическое место принципа Персоны в Божественном Бытии, тогда, естественно, все переменилось и предстало в обратной перспективе: мы — тварь; как персоны мы создаемся потенциально, не актуально. Я не есмь Перво–Бытие, но тварный образ Его. Евангельскими заповедями я призываюсь актуализировать, реализовать в себе мое персональное богоподобие, стать личностью–ипостасью. [398]

Девятнадцать столетий назад Пилат задал Христу вопрос, ответа на который не стал дожидаться, так как считал, что ответа на него не существует: «Что есть истина?» (Ин. 18:38). Он не догадывался, что Истина не есть «что», Она есть «кто» [399], и что эта воплощенная Истина в тот момент стояла перед ним — та самая Истина и Мудрость Божия, то самое Бытие, через Которое мир был приведен в бытие. Истина не есть отвлеченное имперсональное понятие, Она есть не что иное как Сам Бог, Которого мы познаем через личное откровение во Христе.

Бог не есть одна Персона, Он есть три Персоны, «единые в Своей Сущности, в Своем Царстве, в Своей Славе, в Своем действии» [400]. Персональный принцип в Боге реализуется в полноте любви, которой обладают Лица Святой Троицы. Любовь Божия имеет кенотический характер. «Само воплощение Бога Слова есть тоже истощание, онтологически свойственное божественной любви. Отец истощает Себя всего в рождении Сына. И Сын ничего не присваивает Себе, но все отдает Отцу» [401]. Полнота божественной любви была явлена людям в Гефсиманском саду и на Голгофе. Тайна Божественного кенозиса непостижима для тварного бытия, она недоступна людям, которые переживают кенозис–истощание как смерть, умирание. Но когда Евангелие воспринимается как призыв следовать за Христом и как весть об обожении человека через подражание Христу в его Гефсиманской молитве, тогда эта тайна открывается человеку «не через отвлеченную философию, а бытийно». Бог «включает нас в Свое бытие так, что оно становится нашим» [402]. Благодаря исполнению заповедей Христовых, молитве за мир и любви к врагам человек может реализовать в себе персональный потенциал вплоть до уподобления Богу:

Бог есть любовь; и человек–персона одарен способностью воспринять от Бога пламя сей любви. Бог есть Свет, в котором нет никакой тьмы, и мы призваны стать светом в Божественной вечности. Богу все совершенно открыто, все ведомо Ему до конца; и человек–ипостась, включенный в Акт Божеского Бытия, через Бога и в Боге становится носителем всеведения... Человек — тварная ипостась; однако в своем внутреннем существе как образ Абсолютного Бога и он есть некий всемирный центр, великий и дивный в своем конечном завершении через Сына, собезначального Отцу [403].

Молитва

Персональный потенциал человека в наибольшей полноте раскрывается в молитве — предстоянии личному, живому Богу. Отец Софроний говорит о разных видах, степенях и уровнях молитвы. Он рассматривает молитву как «бесконечное творчество, высшее всякого иного искусства и науки» [404]. Но путь молитвы весьма сложен. Иногда в молитве человек переживает опыт божественного присутствия, а иногда, напротив, чувство богооставленности. «Труден подвиг за молитву; меняются состояния нашего духа: иногда молитва течет в нас, как могучая река, иногда же сердце становится иссохшим» [405]. Погружая нас во тьму и пустоту богооставленности, Бог научает нас познавать исходящие от Него дары. Кроме того, через опыт богооставленности мы становимся «нищими духом» (Мф. 5:3) и приобщаемся Христову смирению, кенотическому опыту Самого Христа, Который на Кресте взывал к Отцу: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты меня оставил?» [406] Гефсиманская молитва Иисуса Христа может стать опытом человека, когда он молится обо всем мире с любовью, охватывающей все его существо. Тогда человек уподобляется Христу: